Заговор теней - Андре Олдмен

В другое время киммериец наверняка заинтересовался бы таинственной ношей: он наслышался немало рассказов о сокровищах якшей, которые те то и дело перетаскивали с места на место, дабы не залеживался. Варвар полагал, что делали они это с целью сбить со следа возможных кладоискателей, но сейчас его занимало совсем другое. Рогар утверждал, что недорослики повсюду суют свой нос, так, может быть, им ведома дорога, ведущая к реке из заколдованного места? Если тауранец и не смог ее выведать, то уж варвар найдет способ развязать язык кривоногому уродцу, окажись тот в его руках!

Процессия была уже на середине откоса, когда киммериец предпринял стремительный маневр и оказался за спиной арьергарда якшей.

— Стой, — взревел он, размахивая над головой мечом, — или, клянусь кишками Нергала, я закончу труды Индры и повыдергиваю то, что зовется у вас ногами!

Якши разом обернулись, угрожающе подняв кривые дубинки; носильщики опустили сверток на сухую траву и тоже взялись за оружие.

Вожак в зеленой шапке что-то крикнул и проворно подбежал к варвару. Держа копье опущенным, он протянул волосатую лапку и подал человеку небольшой свиток, перехваченный атласной лентой. Конан в растерянности уставился на пергамент.

— Это что? — спросил он, опуская меч.

— Грамота, — сказал вожак на чистом вендийском, — мы под охраной Деви Жазмины. — Глаза его смотрели в разные стороны: один на Конана, зрачок другого вращался, оглядывая небо и стену джунглей за спиной.

— Ты не вендиец, — заговорил снова карлик, видя, что киммериец не торопится взять свиток. — Ты — кто?

— Конан, — ответил варвар, раздумывая, как теперь следует поступить: помахать ли еще мечом или попробовать договориться миром.

— Я — Тримрапарттмрапутахасуптантрапеша! — Вожак ударил себя в грудь маленьким кулачком, — Мы возвращаемся из Айодхьи, несем товар в свою деревню. Если ты на нас нападешь, мы тебя убьем. Если не нападешь, дадим вот это.

И он показал золотой браслет на своем запястье, сгодившийся бы Конану разве что в качестве перстня.

— Послушай, Трима… пура… как там тебя, — сказал киммериец. — Убить меня не так просто, как тебе кажется. Но если вы укажете мне свободную дорогу к реке, я, так и быть, не стану нарушать вендийские законы и выдергивать ваши мерзкие лапы.

Краем глаза он уловил некое шевеление туго спеленатого свертка: то ли кто-то из якшей задел его нагой, то ли ветер надул края материи.

— Иди вниз, — махнул вожак рукой за спину Конана. — Река там. Иди где хочешь.

— Это легче сказать, чем сделать, — возразил киммериец. — Видишь ли, я пришел сюда по просьбе Жазмины, но уйти не могу, потому что недавно прикончил одного лохматого дурня, который сторожил гнилую пальму неподалеку отсюда. Если вы подданные Деви, то должны мне помочь.

Теперь оба глаза вожака уставились на варвара. Серая кожа на лбу якши сморщилась, широкий нос расплылся еще больше, а губы сложились в трубочку. Обернувшись к своим, карлик защелкал и загукал, подкрепляя странную речь энергичными жестами, при этом зрачки его похожих на пузыри глаз не переставали следить за киммерийцем. Недорослики закудахтали в ответ, мотая безволосыми головами и указывая куда-то вверх короткими ручками.

Послушав, вожак вновь обратил к Конану уродливое лицо и сказал:

— Ты Хранитель. Такова воля Индры. Уйти не можешь. Есть только один способ, очень плохой. Навлечешь гнев богов на себя и на нас. Поэтому мы будем молчать.

— Плевал я на ваших богов! — рявкнул киммериец, снова поднимая меч. — Говори, задница, что тебе ведомо, не то…

В это время лежавший на траве сверток снова дернулся, и приглушенный женский голос взмолился о чем-то жалобно и непонятно.

— А, — заревел Конан, — так вы и вправду жрете людей, вонючки! Это война! — И он ринулся на якшей, стараясь оглушить вожака рукояткой, чтобы пленить и подвергнуть допросу со всей безжалостностью победителя. Но его кулак встретил пустое место — карлики кинулись врассыпную столь стремительно, что варвар успел заметить лишь качающиеся ветви зарослей наверху склона. Он попытался преследовать недоросликов, но очень скоро понял, что якши чувствуют себя в дебрях, как рыбы в воде, чего не скажешь о человеке, более привыкшем к степям, скалам и простору ратного поля.

Проклиная себя за то, что упустил последнюю возможность обрести свободу, сохранив Золотой Плод, Конан вернулся к свертку, оставленному беглецами посреди склона. Из-под плотной ткани доносились глухие стоны.

Концом меча варвар разрезал веревки, наклонился, отогнул край материи…

И в ужасе отшатнулся.

ГЛАВА 4. Косогор. Пещера наслаждений

ицо, представшее его взору, явно принадлежало женщине, но, боги, что это было за лицо! Зеленоватая бугристая кожа, покрытая гнойными язвами, длинный крючковатый нос, украшенный большой бородавкой, редкая щетина на подбородке, морщинистые веки, прикрывавшие узкие глазки.

Б-р-р! По спине киммерийца пробежал озноб, и он поспешно отдернул руку. Веки женщины медленно поднялись. Ее глаза поразили варвара. Были они чисты и прекрасны, тек две жемчужины, спрятанные в морщинистом теле отвратительного моллюскам.

Бескровные губы дрогнули, пленница произнесла несколько слов на непонятном Конану наречии. Он отрицательно мотнул головой и принялся освобождать странное существо от пут.

Ему пришлось перекатить женщину, разматывая длинную полосу ткани, похожую на саван, подобный тем, в которые стигийцы заворачивают своих покойников. Когда материя спала, киммериец снова застыл пораженный. Перед ним на траве сидела юная девушка, ее высокую грудь едва прикрывала узкая кофточка, а бедра — короткая холщовая юбка. Гладкая кожа живота, точеные плечи, стройные ноги… Тем отвратительнее казалась на этом теле безволосая голова с яйцеобразным затылком, заостренными ушами и уродливым лицом, словно позаимствованная у болотного монстра.

Девушка попыталась подняться, но члены ее, видимо, затекли, она застонала и осталась сидеть.

Конан протянул ей руку: не оставлять же, в самом деле, несчастную на съедение якшам, которые могут вернуться, как только он уйдет.

В ясных глазах существа метнулся страх, тут же сменившейся затаенной надеждой. Она робко притянула узкую ладошку, варвар сжал ее и рывком поставил девушку на ноги.

— Уходи, — махнул он рукой, — там река. Ты свободна. Она посмотрела на него с неясным восхищением, потом глянула на свою ладонь и вдруг пустилась в пляс, высоко поднимая ноги и соблазнительно поводя бедрами, напевая что-то высоким красивым голосом, в котором слышалось журчание ручья и звон серебряных колокольчиков. Зрелище было жутким.