Дело всей жизни (СИ) - "Веллет"

Одновременно с тем отметил, что на Конноре под совершенно европейским плащом — странный кожаный костюм. Очевидно, достаточно плотный для зимнего времени, но выглядящий причудливо и странно для всего прогрессивного мира. Еще имели место сапоги с бахромой и смешная косичка на виске, украшенная бусинкой. Уж чего стоило мальчишке отвоевать себе право на такой вид, одному Отцу Понимания известно.

— Рад видеть, Хэйтем, — позволил себе высказаться Шэй и обратился к парнишке. — И тебя тоже, Коннор. Читал твое письмо. Ни одной ошибки! Отец помогал?

— Только проверил, — ребенок говорил сердито, но непосредственность не позволила ему скрыть довольную физиономию. — Я сам хотел, чтобы все правильно было. Тебе ведь писал!

— Потом будешь мне писать длинные письма, — пообещал Шэй. — И я тебе тоже. А подрастешь — вместе куда-нибудь на «Морриган» сходим.

— Нас ждет экипаж, — вмешался Хэйтем. — Мистер Кормак, вы уже закончили с делами или вам еще предстоит что-то сделать?

— Закончил, — Шэй улыбнулся. — Позже мне еще много чего нужно будет сделать, но я думаю, что у меня будет время этим заняться. Коннор, хочешь побывать на настоящем боевом корабле?

— Хочу, — карие глазки блеснули любопытством. — И ты обещал дать мне штурвал, я помню.

— Пока ты его не удержишь, — Шэй буквально чувствовал, как Хэйтем несколько успокоился. — Но подержать и представить себя корсаром — это можно.

— Капитаном, — поправил его Хэйтем. — Просто капитаном. Один такой Кенуэй уже был, и хватит на том.

— Домой? — Шэй предпочел не развивать неприятную для Хэйтема тему.

— Домой, — радостно согласился ребенок и вдруг не удержался. — Наконец-то ты приехал, мистер Кормак! Я смастерил тебе оберег, чтобы Кахнекова был к тебе добр.

— А Кахнекова — это..? — осторожно уточнил Шэй.

— Небесный океан, из которого был создан наш океан, поменьше, — пояснил Хэйтем. — Еще немного, и я смогу работать саковеннакарахтатс.

— Что?! — Шэй, уже повернувшийся было в сторону самого Нью-Йорка, вздрогнул.

— Саковеннакарахтатс, переводчиком, — невозмутимо пояснил мистер Кенуэй. — Мне кажется, в том, что такая работа названа таким словом, уже есть некая ирония.

— Оберег для моряка мне точно пригодится, — Шэй наконец переварил новые сведения. — Спасибо, Радунхагейду, океан не всегда милостив ко мне.

Дорога к особняку заняла немало времени, но в дороге больше молчали — как будто оставляли слова до того момента, как путешествие Шэя окончательно останется позади. Коннору Шэй немного неловко подсунул дешевые итальянские бусики из стекла — он увидел их случайно, на базаре, и ему показалось, что они похожи на то, что носил Коннор, когда только появился в доме Хэйтема. У ребенка подарок вызвал бешеный восторг, Коннор сразу же их надел, а вот Хэйтем этому как-то не очень обрадовался. И это он пока еще не видел остальных подарков, которые Шэй привез Коннору из Италии.

Хэйтем всю дорогу поглядывал на Шэя как-то… слишком внимательно. Как будто хотел что-то сказать — и не мог. Шэй даже забеспокоился — неужели по нему еще видны последствия ранения в Венеции? Сейчас уверенность движений уже восстановилась, но сказать об этом все равно придется. Да и новый шрам Хэйтем непременно приметит.

Не терпелось согреться у камина и глотнуть чего-нибудь согревающего — бренди или хотя бы чаю, но Коннор, едва сбросил плащик, гордо вытянулся прямо в холле и привлек внимание Шэя:

— Мистер Кормак, тебе нравится?

— Немного странно, но тебе идет, — честно откликнулся Шэй.

Понятие «странно» для Шэя сместилось еще тогда, когда ему довелось примерить доспехи тамплиеров века, кажется, одиннадцатого. Довольно легкие и удобные, насколько это возможно для доспехов, выглядели они так, что не было совершенно никакой возможности появиться в них где бы то ни было, а об умении «оставаться незамеченным на виду» можно было забыть.

— А отцу не нравится, — с гордостью заявил ребенок. — Но я говорил, что мистеру Кормаку понравится!

— Ты выглядишь, как дикарь, — терпеливо произнес мистер Кенуэй. — Я тебе говорил, что национальные элементы допустимы, но их не должно быть много. Косички и твоих сапог вполне бы хватило, — он развернулся и посетовал Шэю. — Вырастает из всего! А эти сапожки, кажется, заговоренные — все по ноге.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Да пусть ходит, как хочет, — мистер Кормак пожал плечами. — Он же не в парламенте. Успеет еще намучиться.

— Покажешь язык, накажу, — без паузы, ровно произнес Хэйтем, и Шэй даже не сразу сообразил, что слова эти обращены не к нему.

Зато мистеру Кормаку Хэйтем безупречным жестом предложил проследовать в гостиную, и Шэй пошел. Не поворачивался, но был абсолютно уверен, что вслед им с мистером Кенуэем другой мистер Кенуэй точно показывает язык.

Оказавшись в гостиной, Хэйтем внимательно посмотрел Шэю в глаза и негромко велел:

— Коннор, нам с мистером Кормаком нужно поговорить о делах. Побудь пока у себя, я отправлю за тобой Лиззи, когда подадут обед.

Ребенок вздохнул, но покорился, а Шэй рассеянно подумал, что пройдет еще пара-тройка лет — и его уже так просто не выставишь. Едва на Коннором захлопнулась дверь, Хэйтем чуть улыбнулся и куда раскованнее произнес:

— Рад видеть тебя. Как твои успехи?

Он прошел к небольшому бюро, запертому на ключ (раньше, Шэй помнил, этот шкафчик не запирался), и извлек оттуда пузатую бутылку с красно-золотым содержимым и два низких стакана. Шэй тяжело опустился на диван, вытянул ноги, принял из рук любовника прохладный стакан, успев слегка коснуться теплой кожи, и вздохнул:

— Ты прекрасно знаешь, что никак. Но я и не рассчитывал на то, что мне удастся достать Шкатулку в Италии.

— Вот как? — Хэйтем приподнял бровь. — А зачем же тогда ты поднял наших соратников в Венеции и целый месяц планировал масштабную операцию?

Шэй отпил, посмаковал отличный бренди и пояснил со вздохом:

— Это Италия, там исторически сильное Братство. Все, чего я хотел — это как следует разворошить это осиное гнездо и убраться оттуда целым. В определенной мере можно сказать, что своей цели я достиг. Наш агент успел узнать, что Шкатулка покинула Италию, а вот направление мне известно только примерно — агент «засыпался», и его убрали.

— И что ты планируешь делать дальше?

Шэй крепко задумался. Догадки его были пока чересчур слабыми, но он рискнул поделиться сомнениями:

— Судя по прежним и нынешним перемещениям Шкатулки, я бы предположил, что ассасины по какой-то причине не хотят вывозить артефакт с европейских земель, иначе бы они попытались спрятать ее… хоть в Японии, хоть в Африке, но не там, где я постоянно вишу у них на хвосте. Венеция — очень… закрытый город, почти отдельное государство. Конечно, Братству обычно нет дела до политики, но они не могут не принимать в расчет упадок судоходства, сопротивление прогрессивному абсолютизму и напряженное отношение к венецианцам не только в Италии, но и в других странах. Пожалуй, методом исключения я смогу определить наиболее… перспективные направления для поиска.

Хэйтем одобрительно кивнул и поинтересовался:

— Возможно, тебе что-то нужно? В средствах ты не нуждаешься, я знаю, но, может, какие-то ресурсы? Или люди?

Шэй печально покачал головой:

— В этой погоне мне не помогут ни ресурсы, ни люди. Средства иногда помогают — но и то, скорее, косвенно. Это позволяет мне щедро платить за информацию и не думать о насущном.

— Кстати, о насущном, — Хэйтем вдруг встрепенулся. — Могу я узнать, мистер Кормак, зачем вы притащили моему сыну эти бусы? Лучше бы подарили какой-нибудь куртизанке в борделе, чтобы она могла назваться Карлоттой или Лучией.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Шэй слегка усмехнулся:

— Возможно, дело в том, что до борделей я опять не дошел?

Мистер Кенуэй несколько сбавил тон, а лицо его стало задумчивым, но он никак это не прокомментировал — сменил тему:

— Мне тоже нечем особо похвастаться, Шэй. Благодаря Коннору мне удалось вступить в переговоры с индейцами, но эти переговоры ни к чему не привели. Племя Радунхагейду готово говорить со мной исключительно как с отцом Радунхагейду, а прочие, кто живет поблизости, вежливо, но категорически отказались. Если кто-то и сумеет сладить с этими упрямцами, то явно не я.