Оперативный захват - Сергей Соболев

Усатая милиционерша прощупала, кажется, каждый шовчик на одежде. Причем, проделала она эту операцию многократно. Личный осмотр, надо сказать, сильно затянулся: он длился, по меньшей мере, минут сорок. Почти все это время Тереза находилась в правом противоположном от входа углу. Из одежды на ней остались лишь одни белые трусики; она стояла босиком на холодном и не слишком чистом полу, прикрывая грудь попеременно то правой, то левой рукой…

Ну вот: прапорщица, закончив, казалось, рыться в вещах задержанной, вновь – в который уже раз! – принялась прощупывать подкладку короткой женской шубки из искусственного меха…

Тереза проглотила подступивший к горлу ком.

Все происходящее она понимала, как попытку оказать на нее психологическое давление. Как способ унизить ее, даже, как выражаются в определенных кругах – «опустить».

Внутри у нее все окаменело; она сделалась безразличной ко всему, что вокруг нее творится и ждала лишь одного – чтобы закончилось это форменное безобразие, чтобы ей наконец позволили одеться.

– Долго еще? – сказала она тихим голосом.

– Стока, скока нужно! – скосив на нее глаза, сказала «прапорщица». – А будешь вопросы задавать, проторчишь в углу до утра!

– Я не вам! – Тереза посмотрела на сержанта, который почти все это время не сводил с нее своих бесстыжих глаз. – Долго вы еще будете на меня пялиться?! Как вам не стыдно?! Могли бы и отвернуться! А еще лучше… шли бы вы отсюда!

Милицейский сержант скривил губы в ухмылке.

– Ага… счас! Взял и ушел! Я, гражданка, нахожусь тут по службе! Так положено. Вдруг вы решите оказать сопротивление? Или, к примеру, наброситесь на моего… на мою коллегу? А ваши «прелести» мне до одного места!

Впрочем, тут он покривил душой. Дама, когда сотрудница, слой за слоем, как луковицу, очистила ее от шелухи, то бишь от одежды, оказалась очень даже н и ч е г о. В плане женских достоинств и прелестей, скажем так. Задержанной лет тридцать или около того. Черты лица правильные, но не достает какой-то изюминки; под глазами залегли глубокие тени, выражение лица отстраненное, веки опущены, как и уголки рта, под нижней губой то ли пятно размазанной помады, то ли след высохшей крови, от чего выражение ее лица напоминает пририсованную гримом «улыбку грустного клоуна»… Волосы, собранные на затылке в пучок, чуть отливают рыжинкой, на скулах, по обе стороны тонкого носа, а также на плечах, россыпи веснушек. Кожа белая, чистая; рост примерно сто семьдесят, развитые бедра, – чуть шире принятого стандарта, но для ценителей женской стати в самый раз. Небольшая, крепкая, не потерявшая своей формы грудь с маленькими коричневыми сосками: по-видимому, рожать и выкармливать деток этой даме еще не доводилось. На руках, особенно на предплечьях, заметны следы от пальцев сотрудников охраны, задержавших ее в «Дрим Хаусе». На спине, чуть выше поясницы, гематома величиной с детский кулачок. Сержант подумал про себя, что эта женщина – имеется в виду типаж – создана для семейного уклада жизни, а не для хулиганских акций, не для тех безрассудных выходок, которые более приличествуют молодежи, чем взрослым и ответственным людям… С другой стороны, людям сейчас свойственно совершать очень странные поступки. Так что гадать, почему взрослая – пусть даже и располагающая скромным достатком, судя по гардеробу – женщина оказалась в компании «отмороженного» юнца, не зная всех подробностей ее биографии – попросту бессмысленно.

– Сымай трусы! – скомандовала «прапорщица». – Ну?! Оглохла что ли?! Давай, пошевеливайся… мне еще т е б я надо досмотреть!

– Ни-за-что! – тихо сказала Тереза. – Если ты… «кобла»… прикоснешься ко мне хоть пальцем…

– Што?! – усики над верхней губой сотрудницы, казалось, грозно встопорщились. – Ты чё-то сказала?! Или мне послышалось?!

– …то я тебя – убью!

– Ах ты… курва! – лицо «прапорщицы» налилось багрянцем. – Ты кому это говоришь… проститутка?!

Сержант, продолжая скалить зубы в ухмылке, отлип наконец от стены, которую он подпирал плечом. Неспешно, отработанным до автоматизма жестом, отстегнул от пояса «банан»… Перехватил дубинку поближе к рукояти…

Неизвестно, чем бы закончилась эта сцена для задержанной, если бы в следующую секунду не распахнулась дверь.

– Та-ак… Отставить! – сказал крепыш в форме майора. Он обвел взглядом помещение; несколько секунд молчал, глядя на почти обнаженную женщину, застывшую в углу в позе то ли Афродиты, выходящей из пены морской, то ли кающейся грешницы… Потом, ткнув пальцем в кучу сваленной на столе одежды, скомандовал. – Быстро одеваться! Да, да, я вам говорю, гражданка! Одевайтесь!! Сержант, сопроводишь задержанную на второй этаж – к следователю Трофимову!

Шинкарев наведался ненадолго в рубку дежурной части – патрульные доставили в УВД трех молодых парней, пытавшихся устроить поножовщину в местном кафе.

Он уже хотел было подняться в кабинет Трофимова, куда должны привести задержанную в Барвихе женщину, но в дверях показались двое знакомых «пэпэсников». Держа с двух сторон под локотки, они почти насильно втащили в здание какого-то мужика… Тот, хотя и упирался, но куда ему против этих крепких мужиков…

– А это что еще такое?! – Шинкарев приподнял правую бровь. – Что еще за… гусь лапчатый?

– Да вот, товарищ майор, забрали его на «Пионерской», – доложил один из «пэпэсников». – Там, видимо, какая-то драка была. Но свидетелей ЧП мы на месте не обнаружили!..

– Пока не очень понятно.

– Мы, во время обхода, увидели этого вот гражданина, – сотрудник кивнул в сторону мужчины, которого коллега пытался усадить на деревянную скамью. – Подумали, может пьяный? Ну или – «нарик». Подошли к нему, значит, а он, хотя и шатался, как дух… попер на нас с кулаками! Ну мы его, значицца, упаковали в «канарейку» и привезли сразу сюда!

– Это вы его так отделали? – поинтересовался Шинкарев. – Сколько раз было говорено: аккуратно надо работать, без членовредительства!

– Да мы и пальцем до него не дотронулись!

– Вот это… это правильный доклад! Гм. Вы что, в травмпункт успели уже его свозить?! – спросил Шинкарев, заметив под нахлобученной на голову задержанного гражданина старенькой, порядком вылинявшей спортивной шапочкой белоснежный край бинта. – Или в больницу заезжали?

– Никак нет, товарищ майор! То есть, да – отвезли сначала в медпункт. Там ему, докладываем, как есть, сразу швы наложили! У него рваная рана на затылке! Весь в крови был, когда мы его заметили…

– Ну так а чего вы его с ю д а притащили?! Отвезли бы в райбольницу… раз он, по вашим словам – типа раненый?! И что это у него за прикид?! Он что, так и был, вот в этих лохмотьях?

– У него, товарищ майор, нет при себе никаких документов, – внес уточнение другой патрульный. – Когда мы его обнаружили, он вообще был без обуви и верхней одежды.

– А это что за опорки на нем? – Майор сначала опустил взгляд на грязные калоши, болтавшиеся на ногах у задержанного на платформе «Пионерская» гражданина. Затем стал разглядывать бесформенную, всю какую-то засаленную куртку с подпалиной на левом рукаве, сквозь которую была видна свалявшаяся синтепоновая подкладка, с наполовину оторванным воротником. – Сколько раз было говорено: не таскайте в управление бомжей и нариков! И без них тут есть кем заниматься! Спросили – кто он? И, главное, откуда, где прописан?

– Эти вот «опорки» валялись рядом… в том месте, где мы его нашли! Там же, в нескольких шагах, увидели брошенную куртку! Вот эту, что сейчас одета на нем! Не знаю, его это шмотки или нет. Но не везти же его в райотдел раздетого и босого?!

– Ну так кто он по жизни? Прописан ли где? Есть ли родственники? Ну и вообще – что с ним стряслось?!

– А он отказывается имя называть. Ну или не понимает, о чем его спрашивают. Представляете?! Какой-то контуженный… на всю голову! Кстати, выхлопа от него нет. Разве что обдолбан… Но фельдшер…

– Да он сам был сильно датый, – вставил реплику второй «пэпэсник». – Празднуют, бля, «эскулапы», все никак не остановятся! Одни мы только пашем.

– Фельдшер сначала отказывался осматривать его. Говорил, чтоб мы везли в райбольницу. А у него, у этого… я уже говорил – никаких документов! И то, что имя не называет – это ж подозрительно!

– Он вообще хоть что-нибудь вам сообщил? Может, он того… глухонемой?

– Не, он разговаривает. Хотя не так, чтоб очень связно.

– И что он говорит?

– Ну… что типа голова болит. Что ничего не помнит. Ну и так далее! Все время за башку держится! А там, в Пионерской, кто-то дачные дома почистил. Не он ли, случаем?

– Что? – в голосе майора появились нотки заинтересованности. – Отказывается имя называть? И еще утверждает, что «ничего не помнит»? Гм. Что-то у нас сегодня попадаются сплошь «контуженные»…

Шинкарев подошел к мужчине, который и вправду смахивал в своем прикиде на бомжа. Тот сидел скукожившись: закрывал руками голову, словно боялся, что его будут бить, причем бить именно по голове.