БЕСПОКОЙНЫЙ ЧЕЛОВЕК - Л. ВОРОНКОВА
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Настя быстро подошла к бабушке Анне и схватилась за железную, отполированную рукавицами рукоятку вала:
– Бабушка, отойди! Я сама тебе воды достану! Отойди, отойди!.. И тебе достану и себе!
Громкие слова, смешная эта драка, хохот девчонок развеселили Настю. Думы ее разлетелись. Она вертела вал, доставала ведра, полные воды, и сама смеялась вместе со всеми.
– Хлопни его, Анка, коромыслом хорошенько! – смеясь, крикнула бабушка Анна. – Ишь, силу-то ему девать некуда!
– Вот и хлопну! – отвечала Анка, задыхаясь от смеха. – А то жалеть буду, что ли! Подойди, подойди только!
В этот миг Ваня извернулся, толкнул ногой Анкино ведро и бросился бежать. Вода хлынула под ноги всем, кто стоял у колодца. Поднялся крик, хохот…
– Ах, леший здоровый! – сказала бабушка Анна. – И много валенки подмочил!
Анка схватила пустое ведро и бросилась снова черпать. Дарья и Наталья вспомнили, что домой пора, и тоже взялись за ведра, в которых, кстати, пока они толковали, ледяная корочка наросла.
Настя налила свои ведра и подошла к девочкам. И тут у них пошли свои разговоры:
– Настя, уроки сделала?
– Ох, я что-то никак с задачкой справиться не могу!
– У! А я давно решила!
– Настя, – спросила вдруг тоненькая белесая Надя Черенкова, – а правда, что ты из кружка выписалась?
Настя вспыхнула:
– Нет, почему это? – Она ловко подхватила ведра на коромысло. – Вот еще что выдумали! – И, чуть-чуть покачиваясь на ходу, направилась домой.
Бабушка была дома. Настя быстро взглянула на мать. Мать улыбнулась ей глазами и ямочками около губ. Видно, уже о чем-то говорили с бабушкой…
А Марфа Тихоновна, ничего не заметив, сказала:
– Ты, шеф, что же перестала в телятник ходить? Вот я пионерам вашим скажу! Обязанностей своих не исполняешь. Уж там дед Антон об тебе беспокоится.
Настя подошла к бабушке, обняла ее за шею и на минутку прижалась лицом к ее синему платку. И тут же, схватив ведра, побежала еще раз за водой – кадочка была неполная.
Проходя мимо Нилова двора, она поставила ведра на снег И побежала к Ниловым.
Староста юннатского кружка Володя Нилов рубил сучья аи двором около поленницы. Увидев Настю, он воткнул топор и колоду и стоял, похлопывая большими рукавицами. Что-то еще она сообщит ему сегодня?
– Володя! – крикнула Настя. – Ты меня не зачеркивай! Я Золотую Рыбку воспитывать буду!
КНИГИ, НЕСУЩИЕ БЕСПОКОЙСТВО
Катерина вышла за соломой для подстилки своим коровам, да что-то поглядела вокруг, прислонилась к воротине и забыла про солому. Солнце грело по-весеннему щедро. Снег на южном скате крыши растаял, и темная, влажная дранка дымилась, подсыхая под горячими лучами. Сколько запахов, тонких, еле уловимых, бродило в воздухе! Пахло подтаявшим снегом, который лежал тяжелый и крупноискристый, словно потемневшее серебро. Пахло парной землей с огородов, где уже выступали из-под снега мокрые черные гряды. Из заросшего оврага тянуло свежестью леса и зацветающей ольхой. Взапуски пели петухи по всей деревне, из конца в конец, наполняя сердце какой-то странной и нежной печалью.
Катерина сама не знала, почему это так, но всегда, и даже в детстве, наступление весны нарушало ее ясный душевный мир. Что-то томило ее, какое-то светлое раздумье заставляло подолгу простаивать вот так неподвижно у какой-нибудь воротины. Необъяснимое беспокойство не давало ей сосредоточиться ни на чем, оно куда-то тянуло ее, куда-то звало…
«Вот, наверно, и птицы так же, – думала Катерина: – как наступает весна, так они чувствуют, что надо лететь. Поднимаются и летят. Хоть и устают и голодают, может быть, в дороге, но они летят, летят! Им надо лететь, и они могут лететь – вот-то счастье! А что мне надо? Мне бы тоже тронуться куда-нибудь, посмотреть бы далекие края – море, горы, тайгу… Стройки посмотреть бы… Почему это, как наступает весна, так нет мне покоя?»
Темноглазая девочка пробежала в телятник. Глаза – как вишенки на розовом лице. Д, да это же Настя!
– Настя! – закричала Катерина. – Как дела?
Настя, прикрыв глаза рукой от солнца, поглядела на нее и засмеялась:
– Ничего, хорошо!
– Как наша Рыбка?
– Растет. Уже сено ест!
– Ну, в добрый час!.. А что же это я тут стою? – вдруг опомнилась Катерина. – Стою да петухов слушаю. А коровы подстилки ждут. Ну и ну! Обидятся на меня теперь.
Катерина затянула веревкой огромную охапку соломы, взвалила ее на спину и поспешила в коровник.
Она запоздала: доярки уже убрали своих коров и ушли домой. Только скотник Степан возился в тамбуре, укладывая сваленное с воза сено.
У Катерины прибавилось коров – в крайнем стойле стояла Золотая. Катерина внимательно разобрала солому, прежде чем постелить коровам: вдруг попадется какая колючка – может поранить вымя, или смерзшийся какой-нибудь комок со снегом попадет под бок – неприятно… Катерина стелила солому и без умолку разговаривала со своими коровами. Степан, слушая ее, проворчал:
– С людьми бы так разговаривала! А то коровам – разные ласковые слова, а люди к ней и не подступись! Язык-то сразу как бритва сделается!
В коровнике стояла дремотная тишина.
В открытые окна широко вливался свежий, душистый воздух, и солнечные лучи стремительно прорывались в полутьму коровьих стойл. Только слышно было, как коровы жуют сено да щебечут воробьи под крышей.
Вдруг скрипнула воротина и приоткрылась.
– Катерина здесь?
Катерина разбросала последний клок соломы и вышла из стойла. У ворот стояла Настя,
– Катерина… поди-ка сюда…
У Катерины неприятно заныло в сердце:
– Ты что, Настя?
Настя быстро подошла к Катерине и прошептала, глядя ей прямо в лицо испуганными глазами:
– Катерина… Золотая Рыбка… так же, как те! Заболела! Что делать-то?
– Пойдем! – сказала Катерина и, не оглядываясь на Настю, поспешно, почти бегом, направилась в телятник.
– Я бабушке сказала… Она говорит – обойдется, – рассказывала Настя на ходу, – а я вижу, что у нее глазки не такие… Я сразу, как пришла, заметила!..
Катерина с некоторым усилием открыла набухшую дверь телятника, которая тут же тяжело и плотно захлопнулась за ней. Катерине показалось, что ей сразу стало нечем дышать – в телятнике стояла жаркая духота.
Высокая, сухопарая телятница Надежда с изумлением взглянула на Катерину и чуть не выронила из рук охапку сена, которую несла телятам. Телятница Паша, маленькая, слегка рябая девка, увидев Катерину, быстро и лукаво взглянула на Марфу Тихоновну и опять наклонилась к телку, которого поила, будто и не видела никого.
Марфа Тихоновна тоже поила теленка. Не выпуская из рук бадейки, она обернулась к Катерине.
– Ты… что это? – удивленно и с неудовольствием спросила она.
– Марфа Тихоновна, – еле сдерживая волнение, сказала Катерина, – я пришла телочку посмотреть… Золотую Рыбку… Где она тут?
– Вот здесь она, вот здесь! – торопливо ответила Настя. – Вот, около самой печки!
Катерина направилась к печке, из-за угла которой выглядывала желтая белолобая телочка.
Марфа Тихоновна, не допоив теленка, выпрямилась. В ее глазах, будто молния, блеснул гнев.
– Это зачем тебе смотреть? – сдержанно сказала она. – Совсем незачем. Настя, ты что это посторонних в телятник водишь?
Катерина остановилась:
– А разве нельзя, Марфа Тихоновна?
– Я в твой коровник не хожу.
Брови Катерины слегка насупились.
– А если бы у меня в коровнике что случилось, так я бы сама тебя позвала, – с упреком сказала она. – Неужели я здесь такая чужая? Ведь от моей коровы телочка!..
– А что у меня случилось? – сухо спросила Марфа Тихоновна. – Вот тебе на! На Выселках и то знают, а я и не знаю ничего. Надежда, что же это у нас в телятнике случилось?
– Да ничего пока не случилось, – ответила Надежда, не поднимая глаз. – Я не знаю…
– Ну что ты, Марфа Тихоновна! – мягко обратилась Катерина к старухе. – Я просто хочу на телочку посмотреть – как она… Как растет, как… здорова ли… Ну что ты сердишься? От моей Золотой телочка!..
– Вот выгоним в стадо – и посмотришь, – возразила Марфа Тихоновна, – а сейчас уходи, не тревожь телят. Как-нибудь без тебя справимся.
Катерина взглянула на Настю. Настя тихо, как мышка, стояла у стены. Глаза ее блестели от подступивших слез.
– Ну, если нельзя, я уйду, – немножко растерявшись, сказала Катерина и пошла к двери.
Настя вслед за ней выскочила на улицу.
– Что делать, а? – снова спросила Настя. – Бабушка не хочет, чтобы другие знали, что опять теленок заболел. Но ведь нельзя же… чтобы все как тогда было!..
Катерина, слегка сузив свои светлосерые глаза, глядела на Настю и прикидывала в уме, что делать: «Поговорить с дедом Антоном? Но он скажет то же, что и всегда: Марфа Тихоновна лучше знает, что делать».
