В долине слез. О великих узниках Карлага - Валерий Могильницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В учетной карточке Анны Александровны Барковой значится, что 26 декабря 1939 года она была освобождена из Карабаса. Но в Москву ее не пустили, не положено. Она попыталась устроиться на работу в Таганроге. Однако редакторша городской газеты «Таганрогская правда», прочитав ее казахстанские стихи, замахала руками:
– Да в уме ли вы, голубушка? Вам только черное знамя в руки и на баррикады. Сейчас в моде оптимистические стихи писать, имя Сталина славить… «Сталин – наша слава боевая, Сталин – нашей юности полет» и далее в таком духе.
– А как же быть с убеждениями личными, взглядами, неприятием зла сердцем и душой поэта? – спросила Баркова.
– Э-э, да я вижу: Казахстан тебя ничему не научил..
– Нет, научил, – твердо сказала Анна. – Избегать таких, как вы, – людей беспринципных, подхалимных…
Она убежала на пляж и долго сидела на мшистом валуне, обхватив руками колени. Море было неспокойным, мутным. Вдали маячила одинокая шаланда с грязными парусами.
Она меняла города, села, деревни. Подрабатывала даже тем, что гадала по рукам людям, собирала на помойках бутылки и сдавала их на приемные пункты посуды. А затем опять последовали аресты.
В Калуге следователь ей сказал:
– Я вас сгною в Сибири или на Севере. Казахстан – это для вас рай. Вы сами выбрали себе судьбу каторжанки, нищей женщины, бродяги…
Каторжанка, нищая, бродяга, но душой богатая, гордая и независимая, как Жанна д’Арк – такой входит в историю поэтесса Анна Александровна Баркова. Но, как мы знаем, за бессмертие, гордый дух тоже надо платить, и очень дорогой ценой – в Калуге ее обули в кандалы и погнали на север, по мерзлому тракту, в лютую метель…
Только в январе 1956 года Баркову освободили, но вскоре снова арестовали. Несмотря на хрущевскую оттепель, следователи опять признали «опасными для общества» рукописи Калики Перехожей. Она попадает на этот раз в Кемерово, Иркутск. Ее глаза уже слезятся, поэтесса почти ничего не видит. Но она упрямо продолжает писать стихи, пронизанные идеей правды, бесконечной борьбы за нее. Баркова – это Солженицын в поэзии.
Кстати, она начинает вести в Сибири тетради прозы. 5 декабря 1956 года Баркова делает в дневнике такую запись: «Ночью темно-розовое небо. Мысли об «испытаниях» атомок и грядущих катастрофах. Культура потеряла всякий смысл. Порой ненависть к «благодетелям» Леонардо да Винчи, Кюри, Руссо… и – злорадство: вы же одни из первых и будете уничтожены, и вся ваша гуманная болтология полетит к черту».
25 января 1957 года она записывает: «Эпоха великих фальсификаций. Фальсифицируют историю: древнюю, среднюю, новую и новейшую (историю буквально вчерашнего дня). Фальсифицируют науку (свои собственные доктрины, методы, догмы), искусство, продукты, чувства и мысли. Мы потеряли критерий для различения действительного от иллюзорного».
Ее спас от лагерей и ссылок Александр Трифонович Твардовский, поэт, редактор журнала «Новый мир», добрейшей души человек. Он добился полной ее реабилитации. Произошло это в 1965 году. Анне Александровне даже выдали комнату в коммунальной квартире в Москве на Суворовском бульваре. Прожила она в ней одиннадцать лет, – свободная, с высоко поднятой головой, не признающая никаких властей, никаких руководящих личностей. Бутылка кефира и черный хлеб, ручка и чистый лист бумаги, – вот образ ее жизни последних лет.
Баркову печатали мало, она так и не дождалась выхода своих поэтических книг. Слава не пришла к ней даже посмертно. Правда, в 1990 году в городе Иваново в издательстве «Рабочий край» вышел сборник ее стихов «Возвращение», в 1992 году Ивановский госуниверситет выпустил избранное Анны Барковой «Из гулаговского архива». Это все было издано мизерным тиражом и сразу стало библиографическим дефицитом.
Я обошел все библиотеки в Караганде и нигде не нашел книг Анны Барковой. «Нет, нет», – везде одно и то же слово… Пришлось ехать в Алма-Ату. Спасибо работникам республиканской библиотеки, лично ее директору М.Ауэзову за то, что нашли, наконец, книги Анны Александровны с ее портретом.
«Я кручусь на убогой постели,Как от ветки оторванный лист,А за окнами дикой метелиАзиатский воинственный свист».
Вот и дошли твои стихи, Анна Александровна, до Казахстана, тех мест, где ты отбывала в лагерях свой первый срок, – где не пала духом, а поднялась во весь рост за свободу, как Жанна д’Арк.
Глава 4
Последняя любовь Колчака
Эта печальная история о двух влюбленных могла бы стать отменным материалом для написания романа или поэмы. И сколько слез было бы пролито! К сожалению, только сейчас журналисты и писатели начали обращать внимание на связь этих имен – бывшего верховного правителя России, адмирала Александра Васильевича Колчака и его верной спутницы, возлюбленной Анны Васильевны Тимиревой.
В архивах Карлага сохранилась карточка А.В.Тимиревой. В ней указывается, что она родилась в Кисловодске в 1896 году в семье знаменитого музыканта Василия Сафонова. В 1911 году вышла замуж за князя С.Тимирева. В 1915 году познакомилась с адмиралом Александром Колчаком, влюбилась в него. В 1918 году развелась с мужем и уехала в Омск к возлюбленному. В карточке зафиксировано время ее ареста – январь 1920 года, а также первое ее место заключения – Иркутская тюрьма. Там же в это время находился один из главных организаторов контрреволюции в гражданскую войну Александр Васильевич Колчак, который содержался под особо надежной охраной. Им разрешали видеться…
Собственно говоря, ради этого Анна Васильевна во время ареста адмирала сама подошла к большевикам и сказала:
– Арестуйте и меня. Я без него не могу жить.
Она, действительно, очень любила Сашу, готова была идти за ним в огонь и воду. Она верила в его большое будущее до самых последних дней жизни Колчака. Когда ей становится известно, что командный состав остатков Белой Армии предъявил большевикам Иркутска ультиматум: или освобождаете Колчака и его премьер-министра Пепеляева, или уничтожим город, то она посылает записку Саше с вопросом, как он к этому относится. Колчак ей отвечает, что смотрит на этот ультиматум скептически и думает, что этим лишь ускорится неизбежная развязка.
Колчак очень дорожил любовью Анны Васильевны, однако этого не показывал. На допросе он даже пытается скрыть свои чувства к ней и не признается в том, что она его возлюбленная. Вот отрывок из стенографического отчета заседания Чрезвычайной следственной комиссии от 21 января 1920 года.
«Председатель следственной Комиссии К.А. Попов:
– Здесь добровольно арестовалась госпожа Тимирева. Какое она имеет отношение к вам?
Колчак:
– Она – моя давнишняя хорошая знакомая, она находилась в Омске, где работала в моей мастерской по шитью белья и по раздаче его воинским чинам – больным и раненым. Она оставалась в Омске до последних дней, и затем, когда я должен был уехать по военным обстоятельствам, она поехала со мной в поезде. В этом поезде она доехала сюда до того времени, когда я был задержан чехами. Когда я ехал сюда, она хотела разделить мою участь со мною.
Попов:
– Скажите, адмирал, она не является вашей гражданской женой? Мы не имеем право зафиксировать это?
Колчак:
– Нет».
Видимо, адмирал не хотел подвергать лишним опасностям Анну Васильевну, отрицая любовную связь с ней. Он знал, что будет расстрелян большевиками. И он не хотел, чтобы такой же доли «удостоилась» близкая ему женщина.
Сама же Анна Васильевна Тимирева никогда не теряла мужества признаваться в любви к Саше. В своем заявлении Генеральному прокурору СССР она из Карлага написала:
«15 января 1920 года я была арестована в Иркутске в поезде Колчака. Мне было тогда 26 лет. Я любила этого человека и не могла бросить его в последние дни его жизни. В сущности – вся моя вина».
Один из осведомителей Карлага пишет:
«В лагере она продолжала расхваливать своего возлюбленного Колчака. Она говорила, что его зря расстреляли, он был еще молод, ему исполнилось всего 46 лет. Если бы с ним поговорили нормально, он перешел бы на службу в Красную Армию. Ведь он был военным, а не политиком. Политика его не занимала даже тогда, когда он был командующим Черноморским флотом».
В другой информации осведомитель сообщает: «Тимирева распространяет слухи, что Колчак не был тираном, а он был романтиком, первооткрывателем новых островов в Арктике. Она говорит, что когда ехала в поезде «верховного», то часто бывала в его салоне. И Колчак будто бы показывал ей книгу адмирала Макарова с дарственной надписью, фотоснимок Нансена, у которого в Норвегии проходил подготовку перед своей первой полярной экспедицией…»
Что ставил под сомнение осведомитель, в действительности, было правдой. К сожалению, во всех энциклопедиях, изданных в СССР, до сих пор пропускают замечательные страницы жизни Колчака. Его представляют как кровавого правителя России и только. Между тем, он немало сделал по океанографии, так же как его учитель адмирал С.О. Макаров. В качестве гидролога Колчак принял участие в северной полярной экспедиции, организованной Академией наук России, под командованием известного путешественника Эдуарда Васильевича Толля. В 1900–1902 годы эта экспедиция обследует Ледовитый океан в районе Новосибирских островов и острова Беннета. Экспедиция вышла из Петербурга на судне «Заря» 8 июня 1900 года, прошла Ледовитым океаном через Карское море и зазимовала в западной части Таймырского пролива, занимаясь изучением Таймырского полуострова. Следующая зимовка уже проходила на острове Котельном, после чего весной была обследована группа Новосибирских островов. Весной 1902 годаТолль с астрономом Зеебергом пробрались на нартах к острову Беннета, оттуда они уже не вернулись… А.В.Колчак организовал экспедицию по разысканию барона Толля и констатировал его гибель при переходе на Большую землю по неокрепшему льду с острова Беннета. В поисковом походе Колчак проявил отвагу и мужество. В Географическом обществе ему вручили за эту экспедицию высшую научную награду – большую Константиновскую золотую медаль.
