По законам гламура - Марина Серова

— Так, Таня! Так! — грустно сказал Светлов и достал сотовый. — Рома? Это Лазарь. У меня к тебе несколько необычный вопрос, но я должен его задать. Слушай, ты случайно ни с кем не делился результатами туров еще до их официального оглашения? Я понимаю, что ты ректор консерватории, у тебя дел по горло и эта канитель тебе, как зайцу звонок, однако все-таки. Это точно? Ну, спасибо, дорогой! — Леонид Ильич убрал телефон и сказал: — Я же вам говорил!

— Вы так хорошо знаете Либермана? — спросила я.

— Мы вместе учились в Московской консерватории. И если бы я не женился так рано, то еще неизвестно, кто сейчас был бы ректором, — невесело сказал Светлов.

— Наверное, вы женились вопреки воле родителей? — догадалась я.

— Да! Пришлось уйти на квартиру и начать подрабатывать по ресторанам. Учеба, конечно же, полетела к черту. Потом у нас родился сын… Родители меня простили, но… Было уже поздно. Вот я и остался недоучкой, — вздохнул Светлов.

— Надеюсь, ваша семейная жизнь полностью возместила вам все эти неприятности? — сочувственно спросила я.

— С лихвой! — улыбнулся Леонид Ильич. — И я никогда не пожалел о своем выборе!

— Значит, в качестве источника информации у нас остаются только Елкин с Толстовым, — сказала я. — Не может же эта мразь каждый раз стрелять наобум и попадать точно в «яблочко»!

— Ну, это уж вам решать, я в этом не разбираюсь! — сказал Светлов и ушел.

На выходе из бара я столкнулась с конкурсантами и услышала, как Евгений говорил по телефону:

— Мамочка! Это я! Как вы там?…У меня все хорошо. Мы все идем репетировать. Нет, я не устал! Какая же может быть усталость? Это же так здорово — заниматься с настоящими преподавателями консерватории! Ну, ладно, мамочка! Завтра после тура встретимся. Целую тебя.

Вернувшись к себе, я первым делом просмотрела записи с камер наблюдения, но ничего интересного там не было. Вскоре в номер принесли кофе. Я устроилась с чашкой в кресле и начала рассуждать.

Итак, что мы имеем на сегодняшний день? Во-первых, неизвестный источник информации, и в качестве подозреваемых у нас проходят пять членов жюри, из которых можно с некоторой долей уверенности вычеркнуть Либермана. Ему этот конкурс неинтересен. Глаху — потому что она ни с кем не общается даже по телефону… Стоп! Если Глаха не подходит к телефону, еще не значит, что сама она никому не звонит.

Я быстро набрала номер телефона Пашьяна и спросила:

— Арам Хачатурович! У вас ведь в гостинице мини-АТС?

— Да, и все звонки теперь, как и в городе, платные, — ответил он.

— Тогда дайте мне распечатку звонков, которые осуществлялись из номеров, занятых Серебровой, Глахой, Светловым и всех конкурсантов.

— Сейчас распоряжусь, — пообещал Арам.

Положив трубку, я стала рассуждать дальше. Мы имеем неизвестного преступника и неизвестную гадость, с помощью которой преступник вышибает конкурентов. Хотя… С последним можно поспорить. Не может быть, чтобы врачи оперативно не выяснили, от чего ребятишки заболели. А вдруг это какая-нибудь холера или еще что-то? Тогда же эпидемия может начаться! Я посмотрела на часы и решила, что в такой поздний час палатных врачей я в больнице уже не застану, но ведь есть еще и дежурный, и он, посмотрев истории болезни, вполне может мне сказать, откуда у этих болячек ноги растут. А что? Вполне можно сгонять по-быстрому. Все конкурсанты сейчас в одной кучке, с ними преподаватели, и ничего страшного случиться не должно…

Быстро собравшись, я поехала в больницу «водников», до которой было буквально два шага. Входная дверь была уже закрыта, и меня упорно не хотели пускать внутрь, так что пришлось крепко поднажать, чтобы прорваться. Потом оказалось, что дежурный врач занята с каким-то тяжелобольным, и я вынуждена была ждать, злясь на себя за то, что не додумалась приехать сюда раньше. Врач, у которой лежали больные конкурсанты, категорически отказалась со мной разговаривать. Ее не убедило даже удостоверение частного детектива и мои клятвенные заверения в том, что я стараюсь для блага больных. Сцепив зубы и проклиная весь белый свет, включая врачиху, я пустила в ход все свое обаяние и очарование, и врач наконец-то сдалась.

— Доктор! — умоляюще говорила я. — Объясните мне доступно, как первокласснице, что же случилось теперь уже с троими конкурсантами и не пищевое ли это отравление.

— Да бог с вами! — отмахнулась доктор. — Мы их проверили и на дизентерию, и на прочие инфекционные гадости, но ничего не нашли.

— Так что же вы Дубову об этом не сказали? — удивилась я.

— А пусть подергается! — зло бросила она.

— За что же вы его так не любите? — усмехнулась я.

— А вы его так называемую продукцию пробовали? — спросила врач.

— Нет, я такие вещи не ем, — покачала я головой.

— Московское потребляете? А вот у меня на такие вещи денег нет! И я вынуждена покупать сметану, которая на второй день створаживается, синее молоко, бифилайф со сгустками желатина и творог, до того кислый, что от него скулы сводит, — бушевала врач.

— Ну, хорошо, что это не пищевое отравление, — сказала я. — Так от чего же они все полегли?

— Мы выяснили, что все заболевания носят медикаментозный характер, — немного поутихнув, ответила врач.

— То есть? Они отравились лекарствами? — удивилась я.

— На сумасшедших они вроде бы не похожи, — усмехнулась врач. — Потому что мне трудно представить себе человека, который по доброй воле и без всякой к тому необходимости накануне конкурсного тура принял бы лошадиную дозу сильнейшего слабительного или рвотного средства. Так что отлежались они у нас немного, и мы их уже выписали домой. Родители их забрали и крыли при этом ваш конкурс так-и-и-ми словами! — Она рассмеялась. — Ребятишки хотели в гостиницу заглянуть, чтобы с друзьями попрощаться, так они их не пустили.

— Вот оно что! Лекарства, значит, — медленно сказала я. — Ну, а третий, Анатолий, который сегодня поступил?

— У него просто сильнейшее раздражение голосовых связок, а совсем не ангина, как мы первоначально предполагали, — картина крови совершенно другая. Не знаю, что уж ему подсунули, но прохрипит он еще недели две, не меньше, хотя прежней боли у него уже нет, мы ее сняли, — уверенно ответила она.

— Разве есть лекарство, способное вызвать такое раздражение? — удивилась я.

— А вы что, врач? — в свою очередь удивилась доктор.

— Нет, я юрист по образованию, но основы судебной медицины знаю, — объяснила я.

— Тогда не буду морочить вам голову, а просто скажу, что знающий фармацевт может сделать все, что угодно, — пояснила она.

— Значит, мне нужно искать врача или фармацевта, — задумчиво сказала я и спросила: — А вы Анатолия здесь долго продержите?

— Думаю, завтра, если у него не будет температуры, мы его отпустим для амбулаторного лечения. Надеюсь, что больше вы нам никого не привезете, а то у нас, знаете ли, с местами напряженно, — сказала врач.

— Сама на это надеюсь, — вздохнула я. — А поговорить с Анатолием можно?

— Да поговорите, если надо. Он на втором этаже в двенадцатой палате.

Я поднялась наверх и, найдя нужную комнату, вошла. Оглядев шесть стоящих в два ряда коек, я спросила:

— Кто здесь Анатолий?

Лежавший на ближайшей ко мне кровати парень махнул рукой. Я подошла к нему и присела на край кровати.

— Привет! Я частный детектив, и меня наняли для того, чтобы разобраться с тем, что творится на конкурсе, — объяснила я свое появление.

— Поздновато спохватились! — криво усмехнувшись, прохрипел Анатолий.

— Как говорится, лучше поздно, чем никогда, — ответила я и попросила: — Расскажи мне весь свой вчерашний день, и максимально подробно! Чем занимался, где был, а главное, что ты ел и пил. И не напрягай горло, а то опять заболит. Говори потише.

— Все было как обычно, — шепотом начал Анатолий. — Позавтракал вместе со всеми в ресторане, потом пошел на занятия. Пообедали — и снова на занятия. Поужинали — и туда же. Вот и все!

— А из того, что у тебя в номере в холодильнике стояло, ты что-нибудь ел? — спросила я.

— Только «Виты» выпил на ночь стакан — меня мама с детства приучила обязательно на ночь кефир, ряженку или простоквашу пить, — ответил Анатолий.

— Может быть, она ледяная была? — предположила я.

Анатолий обалдело уставился на меня:

— Я похож на идиота? Да и не могла она быть ледяной! Во-первых, холодильник в номере работает еле-еле, а во-вторых, я, как зашел, сразу же налил стакан и на столе оставил, а сам отправился в душ. Так что она уже согрелась, когда я ее пил.

— А утром ты не допивал то, что осталось? — спросила я. — Может быть, она уже испортиться успела?

— Нет! — покачал головой Анатолий. — Выплеснул! Неудобно же открытую отдавать.

— Нине? — уточнила я.

— Ну да! — подтвердил Анатолий.