По законам гламура - Марина Серова

— Так она только утром вернется, где-то в полседьмого, — сообщила дежурная.

— Значит, тогда и пришлете! — настойчиво сказала я и пошла к себе.

Вернувшись, я снова надела халат и села в кресло, чтобы допить кофе, а заодно и покурить на ночь. Вдруг один из мониторов ожил, и я чуть кофе не пролила: дверь в комнату Михаила приоткрылась, высунулась его голова, он огляделся и потом тихонько вышел в коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь. А уж когда я увидела его крадущимся к двери Серебровой, то не выдержала и фыркнула. Дверь люкса открыла Вероника, и Михаил проскользнул внутрь, после чего дверь закрылась. Представив себе рядом в постели Тамару Николаевну и Михаила, я с отвращением поежилась, но потом вспомнила слова Светлова: «Не судите, да не судимы будете!» — и уже спокойно допила кофе. Решив узнать, чего мне ждать дальше, я бросила гадальные кости, и мне выпало: 4 + 36 + 17. Это значило, что, несмотря на трудности, мои дела пойдут так, как надо. «Хорошо бы!» — вздохнула я и легла спать. 

Четверг

Разбудил меня очень осторожный стук в дверь. Взглянув на часы, я поначалу возмутилась, но потом поняла, что это Нина, накинула халат и открыла дверь. Нина оказалась симпатичной, но бесконечно уставшей женщиной лет тридцати, с потухшим взглядом и натруженными руками.

— Вы хотели со мной о чем-то поговорить? — тихо спросила она.

— Да! Проходите, пожалуйста, — пригласила я ее. — Садитесь в кресло! — предложила я. Нина, осторожно присев, вопросительно посмотрела на меня. — Нина! — начала я. — Мне сказали, что у вас тяжело больна мать.

— Да, — кивнула она.

— Наверное, ей постоянно нужно обезболивающее? — В ответ Нина снова кивнула. — Но того, что вы получаете по рецептам, конечно, уже не хватает? — Нина испуганно на меня уставилась. — Да или нет? — спросила я и по тому, как она опустила глаза, поняла, что права. — Значит, не хватает, и вам приходится где-то его доставать. Где?

Нина молчала.

— Тогда я сама скажу! К вам обратился какой-то человек и предложил снабжать вас обезболивающим для матери, если вы согласитесь ему помогать. И просьбы его были на первый взгляд совсем безобидные: добавлять что-то в продукты из пайка, который Антонина Ивановна развозит по номерам. Скорее всего он давал вам уже наполненный чем-то шприц и говорил, кому именно и во что именно нужно впрыснуть эту жидкость. Виктору вы впрыснули слабительное в йогурт, Марине — рвотное в пирожное, а Анатолию — непонятную гадость в «Виту». Так?

Пока я говорила, Нина смотрела на меня широко раскрытыми глазами, а когда я закончила, гневно воскликнула:

— Вы с ума сошли?! Или вы всех по себе судите? Да эти ребятишки ко мне со всей душой отнеслись. Посочувствовали мне! Помогать начали! А я им в ответ такую подлость сделаю? Да как у вас язык-то повернулся мне такое сказать?

— То есть вы утверждаете, что ничего подобного не было? — недоверчиво спросила я.

— Конечно, не было! — выпалила Нина. — Никогда в жизни никому подлостей не делала и впредь не собираюсь! Да вы сами подумайте, какая нормальная женщина на такое пойдет, с двумя дочками и больной матерью на руках? А вдруг там отрава смертельная? А как поймают и посадят? Куда дети отправятся? В детдом? А мать? Оставить ее на руках чужих людей умирать? Ну уж нет! Я своим близким такого не желаю! — распаляясь, почти кричала Нина. — Я еще и сама в состоянии матери на лекарства заработать!

— Наркотики покупаете? — тихо спросила я.

Нина с трудом сглотнула и промолчала.

— Да не нужны мне от вас никакие имена, адреса и пароли! — заверила я ее. — Скажите только: да или нет!

— Да! — тихо выговорила Нина и, посмотрев мне прямо в глаза, спросила: — А вы знаете, что это такое, когда самый родной на свете человек, твоя мама, от боли червяком изворачивается и хрипит, потому что кричать уже не может — голос сорвала. А ты смотришь на нее и ничего не можешь сделать? Вы знаете, что это такое?

— Нет, — опустив глаза, тихо ответила я.

— Вот то-то же! И дай вам бог никогда этого не узнать! — закончила она и сникла.

— Наркотики-то хоть помогают? — спросила я.

— Все чаще колоть приходится, — нехотя ответила Нина. — Врач вчера был и сказал, что уже днями… — Закончить она не смогла и тихонько заплакала.

— Не держите на меня зла, — попросила я. — Это моя работа — найти того, кто конкурсантов травил.

— Да понимаю я, — вытерев глаза, сказала Нина. — Только обидно, что на меня такое подумать могли.

— Ну, извините! — пробормотала я, вставая. — И крепитесь!

Нина только обреченно махнула рукой и вышла.

«Значит, не она», — подумала я, закуривая. Ложиться снова спать было бессмысленно — сон я себе уже разбила, и я, с тоской подумав, что в баре еще никого нет и кофе мне не видать, решила сегодня же купить кофеварку и привезти сюда — неизвестно же, сколько мне здесь торчать придется. Я просмотрела запись с камер, но увидела только возвращавшегося в свой номер Михаила. А больше за ночь ничего интересного не произошло.

Покончив со своими утренними делами, я пошла на завтрак, который был сервирован в банкетном зале. Вероника и Сереброва с довольным видом сытой кошки уже сидели за своим столом. Я решила выполнить данное Светлову обещание, подошла к ним и сказала:

— Здравствуйте, Тамара Николаевна. Я хотела бы извиниться перед вами за то, что вчера была так не сдержанна. Просто порученное мне дело оказалось очень запутанным, а сроки ограничены. Вот я и сорвалась на ни в чем не повинного человека.

Последние слова дались мне не без труда — я вспомнила ночной визит к ней Михаила.

— Да бог с вами! — улыбнулась Сереброва. — У каждого из нас своя работа, и еще неизвестно, у кого она сложнее. А что, дело действительно такое серьезное?

— Более чем, — кратко ответила я.

— Тогда, может быть, Вероника вам чем-то сможет помочь?

— Спасибо за предложение, но я постараюсь справиться сама, — отказалась я. — Однако если вдруг… То я обязательно обращусь.

— И не стесняйтесь, — добавила Сереброва.

Я снова села вместе со Светловым.

— Доброе утро! — сказала я дежурную фразу, на что Леонид Ильич, вздохнув, ответил:

— Главное, чтобы день тоже был добрым!

— Нам с вами остается на это только надеяться, — философски заметила я.

Вскоре в зале появились конкурсанты, причем Евгений и Полина заметно нервничали, Иван изо всех сил старался развеселить девушку, а у Михаила вид был, как всегда, наглый и самоуверенный. «Интересно, чем закончится сегодняшний тур? — подумала я. — Но чем бы он ни закончился, по его результатам уже можно будет определиться точнее — кого стоит плотно пасти».

Позавтракав, все отправились в театр. Светлов сказал, что на служебном входе люди будут предупреждены и меня беспрепятственно пропустят в зал. Конкурс начнется в двенадцать часов.

— Не обещаю, что приеду, но постараюсь, — ответила я и объяснила: — Мне еще кое-куда съездить надо.

Выпив для бодрости еще одну чашку отвратительного кофе — бар был пока закрыт, и отвести душеньку мне не дали, — я поднялась к себе на этаж.

— Татьяна Александровна! — окликнула меня уже новая дежурная. — Вам тут Арам Хачатурович велел передать. — С любопытством меня разглядывая, дежурная протянула конверт.

«Распечатки звонков», — поняла я, поблагодарила женщину и скрылась у себя в номере. Захватив с собой на всякий случай фотографии конкурсантов и диктофон с чистой кассетой, я отправилась в местное отделение Союза композиторов.

— Вы мне не поможете? — обратилась я к одиноко сидевшей даме. — Я готовлю статью в «Тарасовские вести» о конкурсе «Молодые голоса Тарасова», и мне бы хотелось побольше узнать о Елкине — он ведь не только член жюри, но там и его песни исполнялись.

— Конечно, помогу, — охотно согласилась дама. — Я его всю жизнь знаю. А что вам конкретно надо?

— Хотелось бы как-то оживить статью некоторыми деталями его личной жизни. Например, пошли ли его дети по стопам отца? Тогда получилась бы преемственность, а это всегда вызывает симпатию, — сказала я.

— Только в том случае, если дети ничем не уступают отцу или даже превосходят его, — возразила мне дама.

— А это что, не тот случай? — удивилась я.

— А! — отмахнулась дама. — Сын Елкина служит военным дирижером в Самаре, а дочь преподает музыку в школе. Согласитесь, что гордиться здесь особо нечем.

— Ну, может, хоть внуки? — с надеждой спросила я.

— По поводу тех, что в Самаре, ничего сказать не могу, а тарасовская внучка учится в университете, кажется, на филолога. Представляете, она начисто лишена слуха. Бывают же такие капризы природы! — воскликнула дама.

Услышав слово «филолог», я насторожилась — ведь там же учится и Евгений. «А что? Вполне может быть! Они встречаются, любовь-морковь, и все в этом духе! Девушка узнает у деда, кто победитель, передает Женюрочке, а уж тот неведомым мне пока способом пакостит», — подумала я, а вслух спросила: