Ольга, княгиня воинской удачи - Елизавета Дворецкая

Дом багаина Самодара был выстроен из белого камня, с выложенными красным кирпичом округлыми сводами окон. В подражание Константинополю выстроил свою столицу, Великий Преслав, царь Симеон, а его сыновья перенесли этот облик на Преслав Малый и другие крепости своей земли. Правда, убранству его далеко было до царьградской роскоши, лишь расписная посуда на полках беленых стен бросалась в глаза яркими пятнами: рыбы, птицы, быки, олени, грифоны. Глинобитный пол в дальней, хозяйской части покрывали тканые ковры.

Багаиновы слуги сперва не хотели допускать Смиляна и его родичей: у хозяина шел пир, ему было не до каких-то селян. Лишь услышав о разбойниках-русах, ключник дрогнул: задержи он такие сведения, и самому могло не поздоровиться.

– Идите за мной, только тише! – велел он Смиляну. – Я сам о вас доложу.

Вслед за ключником трое селян прошли в дом. В хозяйском покое сияли десятки золотых огоньков: горели восковые свечи в медных подсвечниках, и оробевшим восхищенным селянам казалось, что здесь светло как днем. Гости сидели на скамьях за длинными столами, уставленными той греческой посудой, что в обычные дни украшала стены.

Издалека через раскрытую дверь доносились некие звуки, от чего селяне затаили дыхание и дальше шли на цыпочках. Глубокий, звучный мужской голос выпевал строки под перезвон гусельных струн:

Из того ли да из морюшка из синегоОстров Белый над волнами поднимается,Волны пенные под ним да колыхаются,Вихри лютые над ним да возъяряются.Правит островом сам грозный Царь Морской:Сто палат в его чертоге да еще полста,Сто столов стоит в палатах да еще полста,На столах стоят да блюда – красна золота,На других стоят да чаши – чиста серебра,А на третьих стоят чаши – скатна жемчуга.Там гостей к себе сбирает грозный Царь Морской,Сам хозяин с молодою хозяюшкой.

Гордость звучала в нем, когда он описывал богатое убранство, и сами звуки гусельных струн казались светлыми, будто играл он не на позолоченной бронзе, а на солнечных лучах.

Заслышав этот голос, Смилян перекрестился, то же сделали его родичи. Так делали почти все, кто впервые слышал, как Боян сын Симеона говорит и тем более поет. Казалось, этот голос шел из неведомых глубин мироздания и касался напрямую души каждого, кто его слышал. Особенно чаровал он женщин: они замирали и готовы были слушать сколько угодно – о чем бы ни шла речь. Что и подкрепляло Боянову славу как человека «знающего».

Как плывут по синю морю три кораблика,А на них святой Андрей с дружиной верною:Сорок с ним людей – святых мужей,Все Христу творят молитвы – Сыну Божьему.

Всколебалось сине море, всколыхалося,Закричал тут Царь Морской да громким голосом:Ой ты гой еси, силен-грозен муж,Ты зачем в мои владения пожаловал,И зачем с тобой дружинушка хоробрая?Отвечает ему сам святой Андрей:Из числа дружины я Христовыя,Я порушу твое царство все поганое,Затворю ворота преисподние,Да не станешь ты топить крещеный люд,Погублять да души христианские.

Отвечает ему грозный Царь Морской:Не боюсь тебя с твоей дружиною,У меня дружина – посильней твоей,Сто палат в моем чертоге да еще полста,Вихри буйные – то слуги мои верные,Волны синие – мои служаночки,Я дохну – все море восколышется,Свистну – вихри лютые возвеются,Топну – скалы крепкие порушатся.Размечу по свету стрелы острые,На кого взъярюся – тому смерть придет.Чем, святой Андрей, взамен похвалишься?Чем порушишь царство мое славное?

Звон струн сгустился и потемнел: теперь в нем слышалось завывание бури, свист ветра, и каждый ощущал в душном покое дуновение соленого, холодного морского ветра. Становилось жутко, будто неукротимая стихия вставала во весь рост, знаменуя свое вечное торжество над слабым смертным.

Вслед за ключником пробравшись в хозяйский покой, селяне встали за спинами. Отсюда было видно лишь мерцание свечей, верхний конец стола заслоняли спины челяди. Но весь покой заполнял голос, шедший, казалось, с неба и одновременно – из глубины души каждого слушающего.

Отвечает ему сам святой Андрей:У меня вода живая – слово Божие,Моя сила – вера христианская,Меч мой острый – сам Иисус Христос.В нем людскому роду обновление,Всем болезням лютым исцеление.Тем порушу царство твое славное,Сброшу тебя в бездны преисподние.

Тут огневался владыка – грозный Царь Морской,Засвистел, владыка, по-змеиному,Зарычал, змеяка, по-звериному,Всколебалось сине море, всколыхалося,Потонули разом три кораблика,Да со всей дружинушкой Андреевой.Как вознес молитву сам святой Андрей,Наложил заклятье – слово Божие,Повелел волнам сейчас унятися,Мигом-разом стихли ветры лютые,Унялись шальные волны синие,Не посмели слова Божия ослушаться.И пошел Андрей до Бела-острова,По волнам пошел, как ровно посуху…

Не только селяне – все слушали, затаив дыхание: и сам багаин Самодар – немолодой грузноватый человек, толстощекий и толстоносый, с вислыми полуседыми усами, – и его приближенные, и дружина Бояна за длинными столами. Здесь, вдали от Великого Преслава и греческого двора царицы Ирины, все носили болгарское платье: полураспашные кафтаны с пуговками до пояса и полукруглым меховым воротником, с поперечными полосами золотной тесьмы на груди. Все брили бороды, оставляя длинные усы, а самые знатные выбривали и голову по бокам, в височных частях, волосы с затылка заплетая в косу.

И взошел он на крутые скалы белые,И вознес молитву он Христовую,Всколебалось сине море, всколыхалося,Да и вынесло на берег всю дружинушку.Да опять вознес молитву он Христовую –Глядь, жива его дружинушка хоробрая,Сорок всех людей – святых мужей,И поют все славу Сыну Божьему.

Как поднял Андрей свой посох кипарисовый,Да ударил в тое идольское капище,Развалились все палаты по кирпичикам,Во сырую землю провалилися.Как опять поднял он посох кипарисовый,Да ударил во всю силу в скалы белые,Раскололся остров да по камушкам,На дно моря синего обрушился.Взял он в третий раз свой посох кипарисовыйДа ударил самого царя поганого.Провалился тот во бездны преисподние,Там и быть ему на веки да на вечные.Нету больше в море Бела-острова,Нет на острове том капища идольского,А Андрею слава и царю Петру.

Поющий голос умолк, но никто не решился заговорить: в переполненном покое висела плотная, напряженная тишина, полная дыхания сотен людей, не смеющих пошевелиться. В этой плотности ощущалось присутствие высших сил, призванных сюда голосом певца и сошедших по нему, как по волшебной лестнице, в сердце каждого. И никто не решался своим голосом, движением, дыханием потревожить эти силы. У всех на глазах вновь свершилось это чудо – торжество Христовой веры, Божьего слова, способного повелевать и стихиями, и их духами, ибо лишь Бог создал мироздание и правит им единовластно.

– Вот такую песнь, отец Тодор, я сложил во славу Господа нашего Иисуса и святого апостола Андрея, – певец, давно привыкший к воздействию своего голоса, сам первый нарушил тишину и отложил гусли. – Чтобы славить их, я и езжу на Белый остров каждую весну, как утихнут зимние бури.

– Уж не кощунство ли сие? – недоверчиво покачал головой отец Тодор.

Это был новый священник, которого сам же знатный гость и привез сюда – служить в церкви Апостола Андрея, после того как год назад прежний настоятель, отец Христо, умер зимой от жестоких морских ветров. Отец Тодор, средних лет человек, был неглуп и весьма учен. Его далматика, хоть и простой некрашеной шерсти, но тонкой, явно греческой работы, источала сладкий дух сирийских благовоний; рыжеватая шелковистая бородка была тщательно расчесана, красивые белые руки, бойкие глаза и яркие полные губы намекали на пристрастия отнюдь не духовного свойства. Как священник, он был даже слишком хорош для Ликостомы, но в Великом Преславе у него вышла какая-то неприятность, и епископ был рад наконец удовлетворить просьбу багаина Самодара о присылке нового попина.

– Разве нет? – улыбнулся Боян. – Ведь сказал царь Давид: и подойду я к жертвеннику Божию, к Богу, веселящему юность мою, и на гуслях буду славить Тебя, Боже мой! Гусляром был один из самых первых на земле людей – Иувал, об этом сказано в Библии, и он был отцом всех играющих на гуслях и свирели.

– Но в житии святого Андрея нет ничего подобного!

– Когда апостолы по жребию делили страны, куда каждому идти возвещать людям Благую Весть, Андрею достался Понт Эвксинский, то есть наше море Греческое, ведь верно?

– Но Епифаний Монах писал, что Андрей совершил три апостольских путешествия, однако все они… Постой… – отец Тодор задумался, – вместе с Петром обошел Андрей Антиохию, с Иоанном – Эфес, Фригию и Никею, Никомедию… и другие земли, был он в Эдессе, Алании, Зихии… Но все это – южный и восточный берег Понта.