Аня Каренина - Лилия Ким

— Аккуратнее! Замерзла, блин, вся! Да не царапай дверь колёсами! Ровнее! Ровнее!

Долли закатывала свекровь в квартиру.

— Ну что ты опять Танин велик поставила возле двери? Ну сколько можно говорить! Почему я от этой соседки-маразматички должна выслушивать, что этот дурацкий велосипед мешает ей выходить?!

«Это она!» Аня ощутила вдруг приступ злости. Вот сейчас как вышла бы да как звезданула по этой радикально феминистской харе!

— Да как он может мешать, когда у стены стоит?! Господи! Вы тоже, блин, во всех бочках затычка! — Долли яростно сопротивлялась.

— Потому и мешает, что у стены стоит! Она же по стенке ходит, у неё паралич правой стороны тела! Она за эту стенку держится! И мне, кстати, это не всё равно, в отличие от тебя! О железке китайской думаешь, а русский человек пусть хоть сдохнет!

— Не хрен в параличе разгуливать!

— А ты что, ей целый день дома сидеть прикажешь? И потом — вдруг в аптеку надо сходить!

— Да в какую уже аптеку?! У ней на кладбище прогулы выставлены! В аптеку, блин! С параличом надо гулять прямо в крематорий! Причём только туда! Обратно идти не надо, за стенку, блин, держаться!

— Короче, убери велосипед с лестницы, дура!

— Хорошо! Уберу я! Я тебе щас всё уберу!

Аня услышала, как Долли открывает дверь. «Сейчас с петель сорвёт…» Послышался какой-то грохот, скрежет, потом дверь захлопнулась. Раздался шум.

— Вот! Теперь он будет здесь стоять! Пусть ваша подружка беспрепятственно в аптеку ходит! Можете её тоже в клуб свой записать, будет у нас тут ещё одна фекальная феминистка!

— Радикальная!

— Фекальная, радикальная — одна байда! От нечего делать!

— Долли, всякий раз, когда я думаю, что ты достигла пределов тупости, ты ставишь новые рекорды! И убери это отсюда! Ты меня слышишь? Куда пошла?! Убери, паршивка, немедленно! Вернись, сука!

Аня вышла из ванной и увидела, что мамаша сидит в своём инвалидном кресле, заставленная Таниным маленьким велосипедом, который Долли втиснула посреди коридора между креслом свекрови и шкафом.

— Прибью когда-нибудь! Вот честное слово прибью! Зла не хватает на эту паскуду! И как только твой брат в глаза мне может смотреть! Учинил такое в доме! Сволочь! Знала бы, что такой вырастет гад, — аборт бы сделала! Ну что ты стоишь?! Убери это — помоги мне! Аня — ты что, тоже идиотией заболела? Убери эту дрянь!

Каренина-младшая смотрела на ворочающуюся в своей двухколёсной инвалидке, беспомощно сучащую обрубками ног мамашу и вдруг ясно представила себе, как сейчас подойдёт и вцепится ей в волосы, будет пинать её ногами, стащит на пол и с размаху влепит ей ногой под дых.

«Ненавижу! Ненавижу тебя, сволочь! Феминистка хренова! Мастурбаторша!» Аня мысленно кричала на мать, но губы отказывались слушаться, и крик бился внутри черепной коробки, причиняя невыносимую боль.

— Что ты на меня так уставилась? Аня! — Каренина-старшая подняла брови. — У тебя что, крыша перестала звуковые сигналы принимать? Или ты соображаешь медленно?

«Я тебя ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!» — Аня не двигалась с места, лицо её побелело.

— Да что вы тут все в моё отсутствие взбесились, что ли?! — заорала Анна Аркадьевна. — Вот называется уйди из дома на часок! Все тут же умом тронутся без меня!

Каренина-старшая решительно двинула вперед свою инвалидку и, когда её колёса уперлись в велосипед, попыталась до него дотянуться.

— Аня! Ты не заболела? Ты наркотики случайно не принимаешь? — Анна Аркадьевна озабоченно посмотрела в лицо дочери. — Так, даю тебе последний шанс — я шла домой сказать, что нашла для тебя работу. Ты сможешь поработать летом и потратить деньги на себя. Конечно, ты истратишь всё на барахло! Но это будет исключительно твоё дело. Хотя лично я считаю, что заработанные деньги надо вкладывать в собственное развитие — учить языки, ходить на компьютерные курсы. — Каренина бессмысленно пихала руками Танин велосипед, но Долли как-то ухитрилась так его поставить, что откатить в сторону оказалось невозможно. — Но тебе всё это по барабану, конечно. Ты накупишь себе всякого дерьма, которое выйдет из моды через полгода, и опять начнёшь стонать, что тебе нечего надеть.

— А что за работа? — наконец прервала своё молчание Аня, собственный голос показался ей чужим.

— В кафе.

— Кем?

— Да помоги же ты мне! — закричала мамаша.

Аня машинально шагнула вперед, подняла велосипед и поставила возле двери в комнату Облонских.

— Ну наконец-то матери-инвалиду соизволила помочь! — гневно бросила ей Анна Аркадьевна и поехала в их комнату, отдавив Ане ногу колесом.

— Да что за работа-то? — фраза прозвучала жалко, ненависть и здравый смысл боролись у Ани в горле, создавая непосильную работу для голосовых связок.

— Официанткой, — ответила та, закуривая крепкую сигарету.

— Кем? Официанткой? Ха! И за сколько же? — Аню искренне возмутило предложение матери.

— Пятьдесят рублей в день и обед.

У Карениной-младшей аж дар речи пропал.

— Ты что, это серьёзно говоришь?!

— Да, а что? Хорошие деньги, ещё и кормить будут.

Ане снова захотелось врезать матери со всей дури. Она подошла к ней близко-близко и почти физически ощутила, как её кулак опускается на эту жёлтую отвратительную рожу.

— Аня, ты в своём уме? Что с тобой такое?

Внезапно Каренина-младшая поняла, что если сейчас же не убежит отсюда, не уйдёт из дома на несколько часов, то просто убьёт собственную мать! Она резко подалась назад, стянула с бельевой верёвки высохшие светлые брюки и какую-то рубашку, натянула всё это на себя как попало и выбежала вон.

— Аня! Аня! Ты куда?! — мамаша кричала ей вслед, но не шевелилась и не трогалась с места. — Тьфу ты, чёрт! Да что за день такой! Долли! Дарья!

— Ну что вы орёте всё время? — Долли высунулась из комнаты, говоря громким шёпотом. — Я только Гришку уложила!

— Ты не знаешь, чего с Анькой такое? — тоже перешла на громкий шёпот Анна Аркадьевна.

— Нет! — прошипела Дарья.

— Вечно ты ни хрена не знаешь! — прошипела в ответ Каренина-старшая.

— Да пошла ты! — и Долли закрыла дверь.

Единственный шанс

Кити Щербацкая проснулась в этот день около двух, как раз когда Аня вышла из своей квартиры. Где-то с часа ей хотелось в туалет, но она удерживала сон, вертелась и всеми силами старалась не просыпаться. Когда писать захотелось невтерпёж, Кити вскочила и, как была, в одних трусах, побежала в туалет.

«Литров пять, наверное!» — подумала она, сидя на унитазе и удивляясь, как в её тощем теле может поместиться такое количество жидкости.

Настроение было довольно поганое. Всё из-за вчерашней ссоры с Левиным. Он пригласил Кити провести с ним вечер. Его друг устраивал закрытое мероприятие, только для своих, в одном из клубов. Алексей Левин был просто супер — одежда, манеры, речь. Всё — VIP-класс. Однако Щербацкая весь вечер чувствовала себя как циркачка, выступающая на стальном канате. Она ничего не ела, ссылаясь на диету, чтобы случайно не обделаться в этикете, старалась как можно меньше говорить, дабы случайно не ляпнуть какой-нибудь дежурной глупости, как можно меньше двигаться, не задеть, не толкнуть что-нибудь, да ещё не дай бог кто-нибудь заметит, что на ней платье «Версаче» из коллекции трёхлетней давности. Хотя это было очень красивое платье, с большим квадратным декольте, короткое… Совсем короткое! Чёрт! Зачем она нацепила такое короткое платье? Хотела, чтобы ноги её были видны! Ну и были они всем видны по самое некуда!

Левин танцевал с Кити, говорил ни о чём, представлял её каким-то людям, лица двоих из них показались Щербацкой знакомыми, она потом никак не могла вспомнить, где же их видела, один точно музыкант, а другой? Телеведущий, может быть? Кити так и не вспомнила. Ей казалось, что люди у неё за спиной как-то странно перешёптываются, один раз краем глаза заметила, что за соседним столиком зашушукались и засмеялись. Щербацкая резко обернулась — смех прекратился, она вся напряглась, ощущение было такое, что все вокруг, зная Левина, думают о ней что-то грязное, пошлое, отвратительное.

— Почему на меня все так смотрят? — сердито спросила она у него.

— Ты красивая, вот и смотрят.

— Неправда! Когда… когда так, то смотрят по-другому.

— Как по-другому?

Кити старалась смотреть на Алексея гневно и повелевающе, но его лёгкая улыбка, трепещущая, словно плавник золотой рыбки, сводила на нет все её усилия. Взгляд Щербацкой был жалким, капризным и умоляющим.

— Послушай, Кити, я не понимаю, в чём проблема? Здесь масса мужчин и женщин, которые друг друга знают. Ты со мной пришла впервые, конечно, тебя разглядывают, что в этом необычного? А потом, если бы ты не хотела, чтобы на тебя смотрели, — зачем тогда красилась, причёсывалась, зачем так… — Левин замялся, оглядывая Кити с головы до ног и подбирая слова, — так откровенно одевалась?