Замужняя невеста - Лариса Кондрашова

Внезапно что‑то выскочило из воды и, пролетев над Сониной головой, плюхнулось прямо в воду. Княжна от страха завизжала самым неподобающим образом.

— Не бойтесь, госпожа, — тронула ее за руку Мари, — это всего лишь летающая рыба.

— А разве такие бывают? — переведя дух, спросила Соня.

— Конечно, бывают, — ответила Мари. — Когда вы… лежали там, на палубе, я стояла у борта и много их видела. А еще один матрос выловил из моря какого‑то водяного паука, такого здорового да страшного…

— Паука? — содрогнувшись, переспросила Соня.

— Не пугайте княжну, Мари! — усмехнулся Жан. — Никакой это не паук, а всего лишь кальмар. Такой съедобный моллюск. Если его правильно приготовить…

— Только не надо мне рассказывать про вашего моллюска! Я все равно не стану его есть, даже будучи очень голодной.

— Не зарекайтесь, Софи, — покачал головой Шастейль. — Если ваш нюх — или ясновидение — нас подвел, кто знает, как надолго придется нам растягивать скудные запасы пищи и что по причине отсутствия оной есть!

— Как же так, — вмешалась вдруг Мари, которая прежде такой привычки не имела, — вы же говорили про берег, и вдруг — растягивать?

— Я же сказал, на всякий случай, — возразил Жан. — Вдруг княжна ошиблась. Мы будем надеяться, а окажется, что все напрасно.

— Тебя бросает из одной крайности в другую, — рассердилась Соня. — Я бы даже посоветовала тебе держать свои сомнения при себе. Еще накликаешь чего‑нибудь…

— В самом деле, доктор! — Мари приложила забинтованную руку к груди. — Положимся на Господа. Помог же он нам уйти с корабля вовремя. Как подумаю, что еще немного… — Она вздрогнула и перекрестилась.

— Ты боишься умереть от голода? — поинтересовался Жан, налегая, как и было сказано, на правое весло.

— Я боюсь за госпожу, — сказала Мари и посмотрела на Соню таким влюбленным взглядом, что у Сони от умиления на глаза навернулись слезы.

— Спасибо, Мари, — шепнула она и кончиками пальцев осторожно коснулась ее щеки. — Нам остается молиться и грести туда, где должен быть берег.

Глава четвертая

Берег все же оказался не так близко, как всем троим хотелось бы. Да и Жан, непривычный к такой тяжелой работе, как гребля, утомился и уже веслами еле шевелил.

Внезапно он перестал грести и насторожился, вытянув голову в ту сторону, в какую до сих пор греб.

— Слышите? — спросил он шепотом.

— Кажется, звонит колокол, — неуверенно проговорила Мари.

— Колокол? — встрепенулась Соня, которая до того времени сидела, погруженная в свои невеселые думы.

— Мне тоже показалось, что колокол, — подтвердил Жан.

Соня прислушалась, но ничего не услышала. Видимо, озарение, пришедшее к ней, вовсе не походило на легендарный дар предков. А явилось лишь недолгим отзвуком его. К счастью, его хватило на то, чтобы грести в правильном направлении, как хотелось думать.

— Давайте, господин граф, я сяду рядом с вами и буду грести здоровой рукой, — предложила Мари, — так мы доберемся быстрее.

Жан молча подвинулся на сиденье, позволяя девушке взяться за весло.

Туман появился так неожиданно, что сидящие в лодке даже не успели сообразить, что произошло. Вдруг появилась перед глазами серая пелена, словно до тумана сгустилось само время, и в наступившей тишине было слышно лишь, как опускаются в воду весла: шлеп, шлеп! И звук капель стекающей с весел воды.

Соня испытывала жутковатое ощущение: как будто некий могущественный волшебник поместил их вместе с лодкой в тесный узкий сосуд и плывут они в этом сосуде к его горлу, у которого их поджидает разинувшее рот чудовище, которое попросту втянет их в себя…

Она тряхнула головой, чтобы избавиться от наваждения, и вдохнула побольше странно плотного, густого воздуха.

Но Жан с Мари продолжали грести, и ничего не происходило.

Страшная усталость навалилась на Соню. Она сползла на дно лодки, положила под голову мешок с провизией и заснула тяжелым обморочным сном.

Сквозь сон ей казалось, что лодка уперлась во что‑то твердое, услышала плеск прибоя у берега, но не могла заставить себя открыть глаза, полагая, что в случае необходимости товарищи ее разбудят.

Проснулась она от того, что лодка больше не двигалась, как прежде. Вернее, прибой пытался выплеснуть ее на берег, а уходящая волна опять тащила по галечному дну за собой.

Софья открыла глаза. Прямо над нею нависал кусок серого скалистого берега, и лодка, качаясь на волнах, тыкалась как раз в него.

Тумана больше не было, а, судя по всему, начинался новый день. Легкие фиолетовые облачка с одного бока окрашивались розоватым светом, и свежий ветер с моря заставил Соню поежиться.

Она обхватила себя руками за плечи и огляделась. В лодке, кроме нее, никого не было. Но где же Мари и Жан? Если они отправились посмотреть, куда причалили, то почему не разбудили ее? И вообще, почему не привязали лодку? А если кто‑то напал на них, почему Соня ничего не слышала? И почему нападавшие не тронули ее?

Но поскольку ответить на все эти вопросы было некому, она приказала себе хотя бы на время перестать их задавать.

Соня пробралась к веслам, и, неловко втыкая их в воду, отплыла в море, чтобы оглядеться. Эта нависшая скала за—крывала ей обзор.

Но едва лодка выплыла из‑под прикрытия, как Соня с трудом подавила возглас удивления: недалеко от нее, может быть, в полуверсте, она увидела мачту небольшого корабля возле деревянного, длинного и узкого причала. Чуть поодаль, на небольшом косогоре, виднелись несколько продолговатых деревянных строений, похожих на склады, а еще выше, должно быть, размещалась небольшая деревушка. По крайней мере с моря были видны три домишка прямо на краю косогора.

На всякий случай Соня налегла на весла, чтобы опять спрятаться под скалу, пока никто ее не заметил. Сердце бедной княжны учащенно билось: куда она попала и где ее товарищи? И надо ли ей кого‑то здесь бояться?

Сидеть в лодке и просто задавать себе этот вопрос было глупо и, главное, не могло дать ответа. Значит, оставалось вылезти из лодки и отправиться на разведку.

Но что у нее был за вид! Прекрасное дорожное платье до пояса еще выглядело хоть малость пристойно, а ниже… Нож Мари проделал в нем такие изменения, что теперь в своем одеянии Соня никак не выглядела аристократкой и вообще женщиной из приличного общества. Так, оборванкой, нищенкой, возможно, когда‑то знавшей лучшие времена.

Раньше она думала, что их документы, к счастью, остались в камзоле Жана Шастейля, но теперь пропал Жан, а вместе с ним все ее бумаги. Уже к несчастью.