Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1824-1836 - Петр Вяземский

Брат пишет из Дрездена: путешествует счастливо и весело. прости! Ветрено и холодно. Копия с предложения к тебе послана.

634.

Тургенев князю Вяземскому.

4-го июня. [Черная Речка].

Сейчас еду с Плещеевым в Царское Село; обедаю у Карамзина; оттуда в Павловск ночевать, с Жуковским («Honni soit qui mal y pense»), и потом в Царское Село работать с князем Голициным и во-свояси. Писать к тебе не имею времени, хотя и получил эпиграмматическое письмо твое. Первой не читал никому, чтобы не дошло до сердитого Ж[уковскаго]. У него готовы примечания, и переписана на-бело твоя пиеса. Сегодня, вероятно, и письмо напишет; по крайней мере требовать буду.

В Москве умерла одна из твоих знакомых, с которой я танцовал на твоем бале – сестра Каверина, что за Олсуфьевым. Брат здесь и по своему горюет. Муж – иначе, ибо знал счастие любви также иначе.

Романса графа Вьельгорского отыскать не мог. Вчера уехали они в деревню и пробудут более года. Я недавно с ними познакомился и очень коротко; полюбил их, и жалею, что едут. прости! Торопят. А. Тургенев.

635.

Князь Вяземский Тургеневу.

8-го июня. Остафьево.

Спасибо за все твои дружеские, сердечные хлопоты по моему делу. Коммиссия уведомила меня о получении повеления Царского. На днях приступят к совершению купчей. Витберг едет в Петербург.

Когда же ты будешь к нам? Смерть тошно и на душе, и на уме! Ужасная нравственная – охлаждает меня всего. В одном письме к тебе недавно говорил я о счетах моих с Жуковским: отыщи его, да покажи ему; также и то, где говорю о нем и о Бейроне.

На днях говорили мне в Москве, что ты в чистой отставке с чином тайного советника. Сейчас приехали ко мне Четвертинский и не дают разболтаться с тобою,

Пришли же мне Шлегеля французского!

На обороте: Александру Ивановичу Тургеневу.

636.

Князь Вяземский Тургеневу.

11-го [июня]. Остафьево.

Спасибо за грамотку 3-го июня. Как мне хотелось бы ясно разглядеть твои дела! Я и догадаться не умею о том, что могли наклепать на тебя. Разве, что ты обижал просвирен и церковных старост в храмовые праздники излишним потреблением за духовными трапезами.

У нас сегодня первый красный день, да и тот, того и смотри, что к чорту полетит от ужасного ветра. Не знало, старость ли физическая, или успокоение нравственное, душевная трезвость после пьянства страстей тому причиною, но хорошая погода делается для меня необходимостью. Дышать на солнце, впивать в себя благорастворенный воздух есть уже наслаждение. О счастливых жителях благодатного климата можно сказать с Крыловым:

Бывает грустно им, а скучно никогда.

Мне, по крайней мере, на чистом, открытом воздухе никогда скучно не бывает. В лоне свежей воды я все забываю. Купание есть для меня такое наслаждение, которое еще никогда не притуплялось. Когда я подумаю о полуденных сторонах, то готов бы сбросить с себя оружие, кинуть пост свой, где стою на часах, и убежать от всего настоящего и будущего, как швейцарец, встревоженный песнями родины. Что за жизнь паша здесь, где небо пасмурное, а земля еще пасмурнее, где нельзя греть ни брюха на солнце физическом, ни сердца на солнце нравственном!

Неужели Жуковский не воспоет Бейрона? Какого же еще ждать ему вдохновения? Эта смерть, как солнце, должна ударить в гений его окаменевший и пробудить в нем спящие звуки! Или дело копченное? Пусть же он просится в камер-юнкеры или в вице-губернаторы.

Кто будет в Москву куратором? Говорят, Бунина. Правда ли? Теперь не жаль заплатить тебе почталиону за письмо: живот твой расколыхался от смеха, и я доволен; мое дело сделано! Но этого недовольно: сейчас пишу к Жихареву о Буниной, чтобы он распустил этот слух до Антонского. Это золото!

Не от того ли держат тебя в черном теле, что ты жил прошлого лета на Черной Речке?

637.

Тургенев князю Вяземскому.

17-го июня. [Черная Речка].

Письмо твое от 11-го получил. То, что на меня наклепано, так гадко и глупо, что едва ли и на словах пересказать духу достанет. Писать не хочу, да и скучно. Я вознагражден общим мнением, но всего более дружбою Карамзина. Мысль о сем унесу с собою всюду и на всю жизнь. У других слезы навертываются, когда говорят о доказательствах его дружбы ко мне. Что же должен чувствовать я? Я, разучившийся верить дружбе.

Третьего дня обедали у нас на Черной Речке: Жуковский, Блудов, Дашков, слепой Козлов, а потом пришли Греч, Боратынский и Дельвиг. Боратынский читал прекрасное послание к Богдановичу. Дашков прочел нам (не всем) твое письмо к нему.

Сейчас еду в Царское Село и буду обедать у Карамзиных с Севериным. Вот тебе одни имена и журнал съестного провождения времени; но писать духу нет иначе, как о съестном с тех пор. Как мне возвратили столовые деньги и жалованье, всего 6000 рублей директорских, из Государственного казначейства. Это, вероятно, возбудит новые клеветы Фотия с товарищами, по не надолго. Я помню, что «не о хлебе едином жив будет человек». Прости!

Сергей Уваров – тайный советник. И на его счет есть также общее мнение. Затмил Козод[авлева] и Сабл[укова].

Вчера прислал ко мне Грибоедов письмо твое и обещал побывать у меня. Сегодня скажу Жуковскому твое поручение об экземплярах.

От брата Николая получил письмо из Карлсбада. Он начал лечиться; но думает, что для будущего нужно ему приготовить теплый климат и жизнь более беззаботную, и помышляет о Крыме, ибо в Петербурге может опять засорить печенку и сердце.

638.

Князь Вяземский Тургеневу.

22-го [июня]. Остафьево.

Воля ваша, мы за твои грехи страдаем, или небо мстит нам за то, что ты пострадал. Вся Россия молится о ведрах или о дожде. Другие сохнут, мы мокнем, как лягушки. Да покайся скорее или прости своим гонителям и, так или сяк, разочтись с небом, да и полно! Дай нам отдохнуть!

Когда же ты будешь? Мне смерть хочется знать твою историю. Боголюбов, которого я видел на минутку в Москве, рассказывал мне кое-что о тебе, но я знаю его рассеянность и потому все еще ничего не знаю. Денис Давыдов говорит о нем: «Как не съели его в этом новооткрытом обществе петербургском?»

Я сейчас получаю твое письмо от 17-го. Хорошо делаешь, что хвалишь Карамзина, но дурно делаешь, что бранишь других. Какое право имел ты разучитья верить дружбе? Тут пет личности, то-есть, не о себе говорю, потому что моя дружба не имела случая быть испытана тобою, но, например, Жуковский? Уж, конечно, по чувствам он исповедует дружбу православно и безгрешно. Ты любишь экзальтироваться. Туг есть и добро, и зло; mais avant de s'entousiasmer pour quelques uns, il faut être juste envers tous. В нашем быту, то-есть, в отделении de l'entrevue Arzamas, только и есть хорошего, что мы исповедуем дружбу словом и делом. Не гневи Бога неблагодарностью!

Познакомьтесь с Грибоедовым: он с большими дарованиями и пылом. Пришлите мне послание Боратынского. Что его дело? Денис писал о нем несколько раз к Закревскому. Долго ли будут у нас поступать с ребятами, как с взрослыми, а с взрослыми, как с ребятами? Как вечно наказывать того, который не достиг еще до законного возраста? Какое затмение, чтобы не сказать: какое варварство!

Прости, мой милый расстрига! Обнимаю тебя сердечно.

На обороте: А. И. Тургеневу.

639.

Тургенев князю Вяземскому.

1-го июля. [Петербург].

Вчера, в день всех апостолов, следовательно, и твоего Петра, ездил с Севериным пить за твое здоровье шампанское в Царское Село с Карамзиным. Провел с ними весь день и получил от них твое письмо от 22-го. Не знаю, когда буду, но верно не в июле, а позже.

Мне ли не верить дружбе после всех доказательств Карамзиных и ваших? Если иногда и отзовется в душе прошедшим безверием, то, при воспоминании едва или еще и не совсем прошедшего, все успокоивается.

Граф Воронцов прислал представление об увольнении Пушкина. Желая, coûte qui coûte, оставить его при нем, я ездил к Нессельроде, но узнал от него, что это уже не возможно; что уже несколько раз, и давно, граф Воронцов представлял о сем, et pour cause; что надобно искать другого мецената-начальника. Долго вчера толковал я о сем с Сенервным, и мысль наша остановилась на Паулуччи, тем более, что П[ушкин] и псковский помещик. Виноват один П[ушкин]. Графиня его отличала, отличает, как заслуживает талант его, но он рвется в беду свою. Больно и досадно! Куда с ним деваться?

Грибоедова еще не видел.

640.

Князь Вяземский Тургеневу.

7-го июля. Остафьево.

Сейчас получил я твой лоскуток письма от 1-го поля. Я уж думал, что ты, навыворот других, стал спесив в опале и перестал вовсе писать ко мне.

Мне жена уже кое-что о деле Пушкина писала, по не совсем так, как ты. Вот её слова: «И1 vient de faire de nouvelles farces, à la suite des quelles il a demandé son congé; tous les torts sont de son coté. Je sais de bonne part qu'il ne Varna point. Il me peine véritablement, mais jamais je n'ai rencontré autant d'étourderie et de penchant à la médisance comme en lui; avec cela je lui crois bon coeur et beaucoup de misanthropie, non point qu'il fuit la société, mais c'est les hommes qu'il craint; c'est peut-être l'effet du malheur et les torts de ses parents qui l'ont rendu ainsi».