Невидимый страж - Долорес Редондо

За ужином они оживленно болтали. Джеймс рассказывал всевозможные истории, казавшиеся еще более забавными из-за его американского акцента и метких замечаний тети Энграси. Но от внимания Амайи не ускользнуло то, что Роз избегает встречаться с ней глазами, а за ее улыбкой скрывается глубокая, граничащая с отчаянием грусть.

Когда Джеймс с тетей собрали посуду и понесли ее на кухню, Амайя задержала сестру всего несколькими словами.

— Я сегодня заходила в кондитерскую.

Роз подняла на нее глаза и снова села на стул. На ее лице отразилась досада, смешанная с облегчением, которое обычно испытывает человек, когда его разоблачили, тем самым избавив от какого-то тяжкого бремени.

— Что она тебе сказала? Или, точнее, как она тебе это рассказала?

— В свойственной ей манере. Так же, как она делает все остальное. Она сказала, что скоро выходит ее вторая книга, что ей предложили сделать программу на телевидении, что она опора семьи, образчик добродетели и единственный человек в этом мире, которому известно значение слова «ответственность», — монотонно и с пафосом продекламировала Амайя, вызвав улыбку на губах Роз. — …И еще она мне сказала, что ты больше не работаешь в цеху и что у тебя серьезные проблемы с мужем.

— Амайя… Мне очень жаль, что ты так об этом узнала. Наверное, я давно должна была тебе все рассказать. Но я постепенно решаю эти проблемы, и я хочу все сделать сама, тем более что мне следовало заняться этим раньше. Кроме того, я не хотела тебя тревожить.

— Глупышка, ты же знаешь, что я умею отлично справляться со всякими тревогами. Это моя работа. Что касается всего остального, то я с тобой согласна. Я не представляю себе, как ты выдержала столько времени. Я бы вообще не смогла с ней работать.

— Думаю, меня заставила жизнь. У меня не было выбора.

— Что ты хочешь этим сказать? У всех есть выбор, Роз.

— Не все такие, как ты, Амайя. Мне кажется, с самого начала подразумевалось, что мы будем продолжать работать в кондитерской.

— Ты меня упрекаешь? Потому что, если это действительно так…

— Пойми меня правильно, Амайя, я тебя не осуждаю. Но твой отъезд мне действительно не оставил выбора.

— Но это не так. Он был у тебя тогда, точно так же, как есть сейчас.

— Когда умер айта[7], ама[8] начала вести себя очень странно. Наверное, это были первые признаки Альцгеймера. Очень скоро я оказалась в ловушке чувства ответственности, о котором любит вещать Флора. Я разрывалась между кондитерской, выходками амы и Фредди… Хотя тогда брак с Фредди казался мне настоящим спасением.

— И что изменилось сейчас? Что позволило тебе принять то решение, к которому ты пришла? Ты кое о чем забываешь, Роз. Я говорю о том, что, хотя Флора и ведет себя, как владелица кондитерской, цех принадлежит тебе точно так же, как и ей. Я выдвинула это условие перед тем, как отказаться от своей доли. Ты не хуже ее способна руководить семейным предприятием.

— Может, ты и права, но в настоящий момент дело не только во Флоре и работе. Я ушла не только из-за нее, хотя ее поведение сыграло свою роль. Я вдруг почувствовала, что мне нечем дышать, что я задыхаюсь, каждый день слыша ее бесконечные жалобы. Это в дополнение к моим личным проблемам стало совершенно невыносимым. Я поняла, что сыта по горло и больше не могу ходить туда каждый день и заново выслушивать, как она заводит все ту же шарманку. Я поняла, что физически больна от беспокойства, а в придачу измотана морально. И, тем не менее, мой мозг был ясен и спокоен, как никогда. Есть такое слово — решимость. Внезапно надо мной как будто разверзлись небеса и я совершенно отчетливо поняла: мне незачем туда возвращаться. И я не вернулась и не вернусь больше, во всяком случае пока.

Амайя подняла руки на уровень лица и начала медленно и ритмично аплодировать.

— Браво, сестренка, браво.

Роз улыбнулась и присела в реверансе.

— И что теперь?

— Я работаю на предприятии по выпуску алюминиевых изделий. Я веду отчетность, заполняю ведомости, составляю графики работы, организовываю собрания. По восемь часов каждый день с понедельника по пятницу. Выходя с работы, я тут же о ней забываю. Это, конечно, не бог весть что, но это именно то, что мне сейчас необходимо.

— А как обстоят дела с Фредди?

— Плохо, очень плохо, — ответила Роз, сжав губы и низко наклонив голову.

— Поэтому ты живешь здесь, у тети? — Роз молчала. — Почему ты не скажешь ему, чтобы он убирался? В конце концов, это твой дом.

— Я ему это уже говорила, но он и слышать не хочет о том, чтобы уходить из дома. С тех пор как я ушла, он все дни напролет валяется то на кровати, то на диване, пьет пиво, играет на приставке и курит косяки, — с отвращением произнесла Роз.

— Флора так его и назвала — «чемпион игровых приставок». Где он берет деньги? Ты же не стала бы…

— Нет, с этим покончено. Деньги ему дает мать, а друзья снабжают всем необходимым.

— Если хочешь, я могу к нему заглянуть. Ты же знаешь, что, как говорит тетя Энграси, хорошо накормленный и напоенный мужик может очень долго продержаться без работы, — рассмеявшись, предложила Амайя.

— И она, как всегда, права, — улыбнулась Роз. — Спасибо, Амайя, но это именно то, чего мне хотелось бы избежать. Позволь мне самой все решить. Я все скоро улажу, обещаю.

— Ты же не собираешься снова к нему возвращаться? — спросила Амайя, пристально глядя сестре в глаза.

— Нет, я к нему не вернусь.

Амайя мгновение колебалась, но тут же поняла, что ее сомнения, скорее всего, отражаются у нее на лице и что она уподобляется Флоре, которая не умеет верить в то, что кто-то, кроме нее самой, на что-то способен. Она заставила себя широко улыбнуться и как можно искреннее произнести:

— Я очень рада, Роз.

— Эта часть моей жизни осталась позади, и это то, чего не в силах понять ни Флора, ни Фредди. То, что я в свои тридцать пять лет решила поменять работу, выше понимания Флоры. Но я не желаю провести остаток жизни под гнетом старшей сестры. Я больше не в силах выслушивать каждый день одни и те же упреки, одни и те же ядовитые замечания и комментарии и быть свидетелем того, как она изливает злобу на весь мир. А Фредди… Думаю, его нельзя ни в чем винить… Я очень долго считала, что он ответ на все мои вопросы, что в нем заключена некая магическая формула, некое откровение, которое научит меня жить иначе. Он был не таким, как все, и казался мне бунтарем, умеющим противостоять обыденности и так отличающимся от амы и Флоры. И еще меня восхищала его способность выводить ее из себя…

Роз лукаво улыбнулась.

— Это точно. Парень умеет портить Флоре нервы, и за одно это он мне нравится, — ответила Амайя.

— Но потом я поняла, что на самом деле Фредди не так уж и отличается от всех остальных. Его бунтарство и нежелание соответствовать общепринятым в обществе нормам — это не более чем ширма, за которой прячется трус, никчемный человек, способный только пространно рассуждать о пороках общества потребления и тянуть деньги с меня и своей матери, до одури обкуриваясь косяками. Я думаю, что это единственное, о чем мы с Флорой сходимся во мнениях: Фредди — чемпион игровых приставок. Если бы за это платили деньги, он сколотил бы одно из самых громадных состояний в стране.

Амайя нежно улыбнулась сестре.

— В какой-то момент я решила идти одна и в другом направлении. Я знала, что хочу жить иначе. Я не желала проводить все выходные за кружкой пива в баре Ксанти. Ну и, конечно, самым главным остается вопрос о детях. Как только я решила изменить свою жизнь, желание завести ребенка превратилось в первоочередную необходимость, настолько безотлагательную, как будто от этого зависит вся моя жизнь. Амайя, я ведь не бесчувственная дура. Я не хотела зачинать ребенка в клубах наркотического дыма. И, тем не менее, я перестала принимать пилюли и начала ждать, как будто все должно было свершиться по плану, начертанному для меня судьбой. — Ее лицо омрачилось, как будто кто-то выключил свет, озарявший изнутри ее глаза. — Но ничего не произошло. Амайя, похоже, я тоже не могу иметь детей, — прошептала она. — Мое отчаяние росло по мере того, как проходили месяцы, а забеременеть мне не удавалось. Фредди говорил мне, что, возможно, это к лучшему, что нам и так хорошо. Я ничего ему не отвечала, но ночь напролет, пока он храпел рядом со мной, я слышала внутренний голос, который кричал:

— Нет, нет, нет, мне так не хорошо, нет!

Голос не умолкал, когда я одевалась, чтобы идти на работу в кондитерскую, когда принимала по телефону заказы, осматривала приготовленный к отправке товар и выслушивала нескончаемые потоки жалоб Флоры. И в тот день, когда я вешала в шкаф свой белый халат, я уже знала, что больше не вернусь. Когда Фредди проходил очередной уровень в «Резиденте Эвил», а я разогревала суп к ужину, я также знала, что моя жизнь с ним окончена. Вот так все просто и произошло, без криков и слез.