Если случится чудо - Шэн Л. Дж.

– Мы вообще-то хотели спросить, не могла бы ты поделиться с Рори воспоминаниями о Глене. Она ведь никогда с ним не виделась. Разумеется, если ты не против.

– О, конечно. Я не хотела сама поднимать неудобную тему. – Она улыбается, повернувшись на стуле ко мне. – Конечно, Рори, спрашивай что хочешь. Что тебя интересует?

– Хм… – Я хлопаю под столом себя по коленке. – Каким он был?

Вспоминал ли меня?

Скучал по мне?

Интересовался мной?

– Лучшим человеком на свете, Рори. У нас были замечательные отношения. Папа славился язвительным чувством юмора и огромным музыкальным талантом. На самом деле я знаю только одного парня, который оказался талантливее его. Это Мэл. Папа привык называть меня наггетсом, потому что в детстве я была низенькая и пухлая. Мэл, ты помнишь? Я еще долго на него обижалась.

Кэтлин протягивает руку и сжимает плечо Мэла. Он в то время смотрит на меня. Кэтлин разговаривает со мной немного отчужденно, но я списываю это на ее огорчение, потому что Мэл заявился к ней со мной.

– У него были веснушки, как у нас? – спрашиваю я. Теперь вопрос кажется тупее, чем звучал у меня в голове.

Дело в том, что я никогда не видела своего папу. Совсем. Мама рассказывала, что у него темные волосы, светлые глаза и три подбородка. Да, из этой женщины вышел бы великий поэт.

– Нет, – посмеивается Кэтлин. – У него было бледное и гладкое лицо. Веснушки у меня от мамы.

Очевидно, мои мне тоже достались от мамы.

– А у тебя есть его фотография? – Я нервно перебираю пальцы под столом.

– По-моему, нет. – Сестра морщит нос. – А ты ни разу его не видела?

Я качаю головой, пытаясь проглотить ком в горле от подступающих слез. Наверное, я зря приехала повидаться с настоящей семьей, которая у него осталась.

Мэл хмуро смотрит на Кэтлин.

– Кики, пара снимков Глена у тебя точно найдется.

Она прикусывает губу.

– Мне жаль. Несколько недель назад мама затеяла генеральную уборку и все перенесла на чердак. Думаю, ключ у нее, но ее нет дома. Рори, знай я о твоем приезде, попросила бы ее оставить ключ.

– Он вспоминал меня? – спрашиваю я, уткнувшись в чашку чая. Не хочу видеть на ее лице жалость, когда она ответит.

Смотря вниз, краем глаза я все равно вижу, как Кэтлин ставит чашку на стол и тяжко вздыхает. Почти наигранно. Не понимаю, зачем я так жестока к себе. С каждым вопросом я вбиваю очередной гвоздь в гроб своей самооценки.

– Ох, Рори, мне правда жаль.

Я беру чашку и подношу ее к губам. Горячее пойло жгучим потоком спускается с языка по горлу, но я практически залпом допиваю его, потому что желаю почувствовать хоть что-то – даже боль, – чтобы отвлечься от того, что происходит у меня в голове. В итоге Мэл опускает мою руку с чашкой.

– Уверена, иногда он вспоминал. Он бы полюбил тебя! – отчаянно старается Кэтлин. – Папа всех любил. Правда, Мэл? Даже того придурка Джареда, который каждое воскресенье продавал на углу подделки Burberry.

Мэл загадочно смотрит на нее, потом на меня. Под его взглядом я чувствую себя голой, будто меня лишили одежды, кожи и костей. Он словно глядит мне прямо в душу и препарирует ее ножом и вилкой.

Он приходит в себя, потягивается.

– Прошу прощения, дамы. Зов природы – три галлона мочи призывают меня отлучиться в сортир.

Мэл встает и не спеша идет в ванную. Я понимаю, что он знает этот дом как свои пять пальцев. Он бывал здесь тысячу раз. У них с Кэтлин своя история, свои отношения. Я должна радоваться, что Кэтлин может выйти замуж за такого парня, как Мэл, если она умудрится его приручить. Такого смешливого, очаровательного и красивого.

Однако я почему-то совсем за нее не рада.

Стоит Мэлу скрыться с глаз, я качаю головой и улыбаюсь.

– Он такой непредсказуемый, правда?

Приторная улыбка Кэтлин тут же исчезает. Она выуживает из лежащей на столе сумочки блеск для губ и обильно намазывает им поджатые губы.

– Не твое дело, какой он на самом деле. Он мой. – Ее дружелюбный голос теперь холодным острым клинком проходится по моей шее.

Я резко вскидываю голову.

– Не поняла?

Она чмокает губами, берет чашку, оттопырив мизинец, и медленно делает глоток.

– Проблема в том, что Мэл падок на бродяжек. Какими бы грязными и бешеными они ни были. – Она угрожающе щурится. – И опасными.

Раскрыв от удивления рот, я замечаю, с каким отвращением она на меня смотрит и как меняется ее лицо.

Притворство.

Все сплошное притворство.

Моя сестра не милая растерянная скромница. Она дьявол.

Она меня ненавидит. И всегда ненавидела. Вот почему отец Доэрти не хотел нашей встречи. Вот почему он отправил меня к своему славному внуку. Кэт просто носит маску для Мэла.

– Знаешь, вернувшись из Парижа, папа признался, что совершил ужасную ошибку, когда стало известно, что он обрюхатил американскую шалаву. Но лично я всегда хотела познакомиться со своей младшей сводной сестрой. Потом он умер, и стало ясно, что ты прискачешь за его деньгами. Я не хотела в это верить. Искренне не хотела. Даже собиралась тебе написать.

– И все же не написала, – смело смотря ей в глаза, процеживаю я сквозь зубы. – Удобно говорить, что хотела со мной связаться, но так этого и не сделать.

Я снова чувствую холод. Хочу, чтобы Мэл вернулся и напитал комнату своим теплом.

Она язвительно улыбается.

– Забавно, что ты заявилась сразу же после его смерти.

Дыхание ускоряется, сердце сбивается с ритма. На что бы она ни намекала, все это полная чушь, далекая от правды.

– Я приехала не за деньгами, – прищурив глаза, шиплю я и молю бога, чтобы вид у меня был такой же свирепый, как хочется передать. – Я приехала посмотреть на его могилу, город, где он жил и вырос. Сделать пару снимков, чтобы смотреть на них и вспоминать, что была здесь и обрела корни. Обрела половину себя, которую не знала. Ради бога, да во мне гены незнакомого мне человека!

Она закатывает глаза и саркастично улыбается.

– Тогда почему не приехала раньше?

– Я не могла принимать такие решения, потому что была несовершеннолетней!

– Поэтому твоя мать отправила письмо моим дедушке с бабушкой с просьбой увидеть завещание? Чтобы ты могла обрести не только наследие, но и хорошую сумку от Gucci?

Удивительно, как моя челюсть не поздоровалась с полом. Хочется придушить маму. Во всяком случае, стоит. Не знаю, на что имею право, мне все равно. Не хочу его дурацких денег. Поездка планировалась не ради них.

– Послушай… – начинаю я, но Кэтлин прерывает меня.

Она наклоняется вперед, вцепившись в мою лежащую на столе руку. Кэтлин сжимает ее до боли. Неожиданно она снова наигранно улыбается. Теперь я понимаю: обнимая меня на пороге, она действительно хотела причинить мне боль. Кэтлин похожа на девчонку, которая утопит своего старого пса, чтобы уговорить родителей на покупку нового щенка.

– Нет, это ты слушай. Ты ни пенни не получишь из папиных денег. Он все завещал мне, и неспроста. Я его законное дитя. Ты и тот несчастный придурок, что сыграл в ящик, всего лишь досадные ошибки. И, раз уж ты здесь, можешь трахаться с Мэлом сколько влезет, но женится он на мне. Помни об этом, когда будешь извиваться под ним и отдавать свое тело. Он, конечно, не упустит возможности тебя трахнуть, но именно я до конца наших дней буду согревать ему постель. О тебе в двух словах, Аврора: ты дешевая версия меня. В папиной жизни. И в жизни Мэла.

Она еще крепче сжимает мою руку. Я пытаюсь вырваться, но Кэтлин сильная, а я слишком потрясена, чтобы сопротивляться. Ее губы подергиваются, когда она расплывается в улыбке:

– И, пожалуйста, не постесняйся использовать уловку своей матери, чтобы залететь. Ты, безусловно, понимаешь, что он не помчит за тобой в Америку. А если ты собираешься заявиться со своим выродком ко мне домой, то тебя постигнет жестокое разочарование.

Я смотрю на нее, удивляясь, как такое возможно, что меня связывают кровные узы с этим огнедышащим зеленоглазым монстром в кардигане.