Путь до весны - Виктория Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кристина рубанула по его шее, и если бы не плотная кольчужная бармица, то наверняка смогла бы оставить рану поглубже. Да, кровь выступила, но противник тоже никак не выдал того, что хоть немного ослаб от этого ранения. Он занёс меч, Кристина отразила удар щитом, заметив, как из-под бармицы по серому сюрко разливается кровавое пятно. Он ослаб, а значит, можно нанести несколько ударов, с лёгкостью увернувшись от его слабых попыток атаковать, толкнуть сначала ногой, потом локтем и рубануть мечом по ноге… Сталь клинка скрежетнула о сталь поножа и внезапно встретилась с чем-то мягким, податливым, будто масло. Враг упал на землю, засыпанную последним снегом этой зимы, и снег тут же окрасился кровью.
Кристина вздохнула.
Она начала чувствовать усталость, слабую, едва заметную, но всё же дающую о себе знать дрожью в коленях и болью в мышцах рук. Замерла на мгновение, позволив себе расслабиться, а потом, покрепче сжав рукоять меча и перехватив щит, бросилась дальше. Щит, кстати, оказался значительно повреждён — выкрашенное белой и чёрной краской дерево треснуло, и лишь стальной обод не позволял ему развалиться надвое. Но Кристина всё равно возлагала большие надежды на этот щит: её новый меч был одноручным, сражаться, держа его двумя руками, как привычным полуторным, было бы крайне неудобно.
У следующего её противника была алебарда и прекрасная кираса. Кольчуга Кристины не шла ни в какое сравнение с этой крепкой, большой стальной кирасой, и она уже привычно стала искать в броне врага какие-то прорехи, стыки между частями доспеха, открывающие части тела, куда можно было ударить. И быстро нашла: шлем. Шлем этого воина, бацинет, был с таким же, как у Кристины, забралом — «волчьими рёбрами». Сквозь эти рёбра можно было бы попробовать вонзить меч и выколоть ему глаз, доведя лезвие до мозга…
Бой с этим рыцарем был тяжелым, но стремительным. Наконечник алебарды задел её бок, но кольчугу не пробил. Но будь это не наконечник, а топор — пробил бы наверняка… прорубил, точнее, и не только кольчугу, но и кожу, и плоть, и все жизненно важные органы. Кристина старалась не выдавать то, что хотела прикончить врага ударом в лицо, и поначалу целилась в ноги: пару раз ей удалось нанести серию ударов по защищённым бёдрам, наградив воина синяками и ушибами. Сталь, ударяясь о сталь, то звенела, то мерзко скрежетала, и воздух дрожал от этих звуков. Противник несколько раз попытался ударить алебардой её голову, но Кристина уворачивалась. Он задел её плечо кончиком копья, попав точно в просвет над налокотником, и наверняка оставил там относительно глубокую рану — рука на миг будто вспыхнула огнём. Кристина клацнула зубами от боли и чуть отшатнулась, но снова ударила по ногам — сначала клинком, потом щитом.
Видимо, она причинила воину достаточно боли, потому что он вдруг осел на одно колено, на миг забыв о защите и блоках, которые мог бы выставить с помощью своей алебарды. Кристина поняла, что это её шанс, прицелилась и направила меч между «волчьими рёбрами». Пробила его щёку, оставив глубокую алую рану, снова ткнула мечом — и наконец попала в глаз.
Внезапно Кристина ощутила в груди странный холод, хотя, казалось бы, бушующий пожар битвы и полученные раны должны был заставить её страдать от жары. Она видела вокруг себя множество обезображенных, окровавленных трупов, видела, как на серовато-белый снег поздней зимы льётся алая кровь, как она смешивается с землёй и прошлогодними гнилыми листьями и травой и как под ногами образовывается страшная бурая каша. Она видела, как люди убивают друг друга, пронзают мечами и копьями, отрубают конечности и даже головы, вспарывают кольчуги мечами так, как иголка пронзает ткань… И это заставляло её дрожать, словно в лихорадке, и чувствовать этот потусторонний холод в душе, в то время как тело будто бы горело в огне.
Мимо неё проскакал очередной вражеский всадник, и Кристина отпрянула, выйдя из оцепенения. С конными ей лучше не связываться — у них больше преимуществ, они могут попросту затоптать, даже не прибегая к помощи копья или меча. Отбежав от всадника, она тут же столкнулась с вражеским воином в сером сюрко: после пары резких, болезненных ударов, которые заставляли её скрипеть зубами от ярости, Кристина замерла в шаге от противника. Он тоже не решался бить снова, но через мгновение Кристина резко ударила врага по плечу, поёжившись от того, как противно сталь клинка скрежетнула о сталь наплечника, приняла на щит его удар, который он планировал нанести, видимо, прямо в грудь, а затем опустила меч, проткнув его левое бедро — на нём не было набедренников, и лезвие с лёгкостью вспороло плоть, из широкой длинной раны прыснула кровь.
Воин вскрикнул (или, опять же, вскрикнул кто-то ещё неподалёку, а Кристине показалось, будто это был он), пошатнулся, но не упал. Он тоже попытался ударить её по ноге, сначала по правой, потом по левой, ухитрился даже задеть незащищённое место над сабатоном, и Кристина увидела, что на стали латного сапога показался кровавый ручеёк. Но боли ни в этой, ни в других ранах она в тот момент не чувствовала, охваченная яростью и азартом битвы. После короткой и жёсткой серии ударов она рубанула его по горжету, потом, прицелившись, попала в просвет между доспехами. И лишь тогда воин наконец рухнул. Кристина так и не поняла, убила его или нет.
На следующего противника она навалилась одновременно с солдатом Даррендорфов, так же, как и она недавно, увернувшимся от кавалериста. Грязно-розовые сюрко людей Софии обычно выделялись среди остальных геральдических знаков, но сейчас, как и остальные, они были заляпаны кровью. У солдата Даррендорфов был топор на длинной ручке, у противника из лагеря Хенвальдов — копьё, и Кристина даже почувствовала себя лишней среди этого торжества древкового оружия. Но когда враг, на некоторое время выведя из строя обладателя топора точным колющим ударом в плечо (вряд ли рана смертельна, впрочем, воин вскрикнул и отпрянул), бросился на неё — сразу выставила щит и меч в оборонительной позиции. Враг нанёс удар; наконечник копья резко проскрежетал по щиту, сколупывая краску, и тогда Кристине удалось ударить противника мечом по руке. Он отпрянул, в это время оклемавшийся