Подозреваются в любви (СИ) - Комольцева Юлия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Позже Фима уехала за вещами, девушки ушли в свою комнату. Дашка забралась на подоконник и смотрела, как кончается день. Невозможно было избавиться от мыслей. Она в чужом городе, без денег и пока без работы, сидит, уткнувшись носом в окно, а сердце бешено скачет, словно лягушонок в пыльном кармане.
Дашка встала и вышла из комнаты, постучала в обшарпанную дверь, за которой недавно скрылась высокая фигура витязя.
Он открыл не сразу. На щеке была вмятина от подушки.
— Я из-за тебя голодным лег спать, — пожаловался он.
Дашкины брови недоуменно поползли вверх.
— В том смысле, что не поел, — последовало объяснение, — надеялся на тебя.
— На меня надежды никакой, — усмехнулась она, прошмыгнув в комнату под его рукой, — но готовлю я хорошо. Где у тебя живет капуста?
— Разве это жизнь?! — хохотнул он, обводя рукой свое жилище — высокие стопки книг на полу, кучу одежды в кресле, стол, заваленный бумагами и остатками бутербродов, разворошенную кровать.
На нее Дашка покосилась с жалостью. Каково выдерживать такого детинушку!
— Я под нее еще один каркас поставил, — сообщил он невинным тоном.
— Эта информация меня нисколько не интересует. Я по капусту пришла.
Его ладонь коснулась Дашкиной щеки. Ее губы отогрелись его дыханием.
Он медленно поднял голову и, глядя в потолок, сообщил:
— Я сейчас с ума сойду.
Дашка предположила, что они оба и так сумасшедшие. Комната наполнилась ласковым смехом, и даже бутерброды не выглядели уже такими сникшими, а потому были съедены в первую очередь. Потом Дашка вышла на кухню в обнимку с капустой, следом, стараясь ступать мелкими шажками, следовал витязь с банкой тушенки, ножом, сковородкой, разделочной доской и счастливым выражением лица.
— Как тебя зовут? — резко развернулась Дашка.
— Андрей. Блин… — ответил он, роняя все на пол.
— А я Даша. Оладушек, — рассмеялась она, словно горох рассыпала, и уткнулась ему в грудь непричесанной головой. Он погладил ее спутанные волосы и, отняв капусту, закинул Дашку на плечо.
— С готовкой на сегодня покончено, — объявил он, — звезды не в том положении, Марс на Луне, Земля в тартарары…
— Такое ощущение, что вы бредите, — поведала о своих чувствах Дашка, свисая вниз головой с его плеча, — часто с вами такое?
— Первый раз, доктор. Первый раз.
Фиме повезло — Дашка исправно платила за комнату, но почти не появлялась там. Поэтесса стала безраздельной владелицей шестнадцати метров и покосившихся антресолей. В комнате Андрея дожидалась своего часа капуста.
Всякое барахло хранилось на чердаке его памяти, а вот это — их встречу, первые разговоры, глупые обиды, близко-близко ее огромные светло-карие глаза и незнакомые еще, одуряющие запахи ее тела — это не вспоминалось. Ему казалось, что Дашка рядом всю жизнь. Просто так было всегда — ее утреннее бурчание сквозь кофе и сигарету, песни в ванной, едва слышные из-за плеска воды; прикосновения теплых ладошек к его щекам; бровки домиком от удивления, рот набекрень, если обижена и вот-вот заплачет; торжественное и прекрасное лицо принцессы, когда он заставал ее спящую.
Сейчас же Андрей чувствовал себя так, будто бы сидел не в собственном шикарном автомобиле, а в машине времени — скрипящей, еле ворочающей колесами. Но машина была на ходу, и Андрею удалось разглядеть себя и Дашку тринадцать лет назад. Это было для него неожиданно и больно, раньше он не задумывался, с чего все начиналось и почему стало так, а не иначе. Любовь, которая была ему не нужна, им не замеченную, Дашка вырастила одна.
Ему вспомнилась обшарпанная лестница, четыре пыхтящие девицы, волокущие кровать, солнце, припекающее где-то сбоку. Ему вспомнилась собственная удалая молодость, и Дашкины поношенные джинсы, и ее тонкая талия, и ее высокая сочная грудь. Хрупкая шея, открытые, беззащитные ключицы, упрямо сжатые губы, тяжелое дыхание загнанного жеребенка — такой увидел он Дашку. И подумал тогда с привычной уверенностью, что его желание мгновенно осуществится:
«Хочу такую!»
Сейчас он вспомнил, что тогда было не до романов. Что он приехал в Москву только дня два назад, совершенно случайно наткнулся на эту общагу,
только-только сдал экзамены и собирался получать второе высшее образование. Предстояли тяжелые времена, а в родном городе осталась девушка Катя, уверенная в нем и в его любви. Только сейчас, взрослым, матерым волком, он мог признаться себе, что не знал тогда любви никакой в принципе. Родителей — уважал, друзей — ценил, женщин — завоевывал.
Дашку он получил, и пыл его иссяк очень скоро — слишком легкой была победа.
Андрей вспоминал, как не любил ее, как спокойно смотрел ей в глаза, как ровно билось рядом с ней его сердце, сколько равнодушия было в его руках, ласкающих ее.
Андрей вспоминал и готов был вцепиться в глотку самому себе за это открытие. Он не знал, в какой момент пришла любовь, когда возникло ощущение себя и Дашки единым целым. Это незнание давило грудь, это незнание — его черствость, его долгое и жесткое прямодушие — как она смогла пережить? Откуда она взяла силы?
Дашка чувствовала его любовь и боролась за нее, а он — слепой кутенок — просто принял из ее рук миску с молоком. Благодарю покорно, очень вкусно!
Быть может, все пошло оттуда? Там начало ее тоски и ее непрощенья. Дашка слишком долго жила наедине с их любовью, пока он ничего не знал о себе, искал свое «Я», строил будущее, врал и изворачивался, зарабатывал деньги.
Он иногда лениво спрашивал ее: «Кем ты хочешь стать? Как ты хочешь жить?»
Что ожидал он услышать от девушки, которая днем мыла полы в издательстве, а вечером — драила туалеты в общаге? Что-то романтичное, типа — я стану знаменитой актрисой! Я выйду замуж за Киркорова! Меня найдет мой настоящий папа — сказочно богатый король племени Тумба-Юмба! Ерунда, глупости.
И все-таки, зачем он спрашивал?!
Андрей тогда уже многое знал о ней, а об остальном догадывался. Он был уверен — Даша ответит на его идиотское «как ты хочешь жить!» очень коротко. «Просто жить», — скажет она.
Но он снова задавал свой вопрос, а потом допытывался с сарказмом в голосе: «Неужели у тебя нет мечты? Неужели тебе нравится работать уборщицей?»
«Это нормальная работа!» — вжав голову в плечи, шептала Дашка.
Шептала, хотя обычно говорила громко и отчетливо. Ее унижала не тряпка со шваброй, ее унижал Андрей.
Он вспоминал. И теперь уже сам вжимал голову в плечи, словно ожидая удара. Почему именно сейчас ему стало ясно, как трудно ей жилось? Почему все эти годы он не задумывался, чего ей стоила его любовь — после унижений, обид, равнодушных объятий вдруг сумасшедшая, обжигающая, трепетная любовь.
Даша вышла из комнаты мужа деловитой походкой. Пора было завязывать с сантиментами и романтическими воспоминаниями. Есть план, и надо действовать. А значит — вперед, равнение на счастливое будущее! Ать-два!
Она почему-то не исполнила собственный приказ, а медленно спустилась по стене в холле и завыла. По огромному коридору, где в качестве мебели были только вешалки и два крошечных пуфика, разлетелось эхо — монотонное и тоскливое. И Дашке вдруг стало смешно, просто до спазмов в желудке весело и забавно. Она сидела на полу, хлопала себя по коленкам и хохотала так, что даже глаза защипало. Или это оттого, что тушь размазалась — такое с ней бывает, даже с самой дорогой.
Даша не сразу поняла, что к ее истерическому смеху добавился какой-то новый звук со стороны двора. Лаял Рик. Прислушавшись, она догадалась, что пес гавкает не из-за соседской кошки и не по поводу собственного перевозбуждения. Он кого-то радостно приветствовал. Кого-то?! Но Степка должен быть сейчас далеко отсюда, Фима вроде в гости не собиралась, Андрюша на работе… Должно быть, грабители. Должно быть, у Рика хорошее настроение, и он просто решил встретить бандитов ласково. Должно быть…
Даша резко поднялась. «Андрюша», — прозвучало в голове помимо ее воли. «Андрюша», — подумала она о муже, хотя давным-давно он существовал в ее мыслях только под кодовым названием «МДД» — машина для деланья денег. Несколько тяжеловато, но как верно, черт подери! Как отражает суть проблемы! Впрочем, проблемы и не было уже, Дашка позаботилась об этом. И плевать, что родное когда-то имя, похороненное в памяти с почестями и аккуратно придавленное плитой, вдруг привычной музыкой звучит в сердце. Подумаешь — имя!
