Пирожок по акции (СИ) - Ракшина Наталья

Обманчивая хрупкость. Если бы не тщательно продуманная система тренировок и, наверное, женский задвиг на правильном питании, обладательница данного тела была бы довольно коренастой. Смуглый оттенок кожи имел естественное происхождение — это не результат солярия и не крем-автозагар. Почти мальчишеская стрижка черных, блестящих и гладких волос, и весьма примечательное лицо, указывающее на какую-то этническую или даже расовую смесь, в которой причудливым (и очень привлекательным!) образом сочетались монголоидные и европеоидные черты. Необычная, крайне необычная красота — не каноническая, но для какого-нибудь кино-боевика, где нужно сыграть роль то ли бесстрашной подружки гангстера, то ли девчонки из бразильских фавелл — самое то.

— Мануэлита. — Коротко представилась особа с необычной внешностью. — Но лучше просто Ману.

Акцент, телосложение, лицо… Миндалевидные глаза с непроглядно-черной радужной оболочкой, совсем не карие, а именно — почти черные. Концентрация меланина в радужке, похоже, настолько велика, что падающий свет полностью поглощается, а вот глазные белки, если присмотреться, сероватого оттенка. Да, еще прилагается умение готовить мате… Индейская кровь, разбавленная европейской — возможно, даже во втором поколении.

— Антон. — Равнодушно пожал плечами Лозинский. — Просто Антон, без уменьшительно-ласкательных вариантов.

Алла кивнула девушке:

— Приготовь нам йерба-мате.

И тут же добавила, уже для гостя:

— Ты не ослышался. Ударение я поставила так, как надо! Русские в слове «мате» ударение ставят на второй слог, получается «матэ». По правилам испанского языка, если слово заканчивается именно на гласную букву, то ударение падает на предпоследний слог. Вот тебе и «мате». Если будешь в Парагвае когда-нибудь, говори правильно, а то опростоволосишься. Ударение на последний слог будет созвучно «mato» — глагол, обозначающий действия убийцы.

Черноглазая подружка гангстера бесшумно исчезла — наверное, направилась на кухню. Профессор ощущал себя странно — в нем наперебой говорили жалость к Алле, помноженная на чувство вселенской несправедливости по отношению и к той же Алле, и к Вадиму, а еще — конкретное такое предчувствие неприятностей. Любительница шелковых шарфов выследила бывшего любовника, когда-то чуть не ставшего мужем, явно не для совместного чаепития. И предполагаемая «стиральная машина», безжалостно полощущая и рвущая остатки ауры Аллы — как рвала бы расписной нежный батик настоящая машина, запущенная на режиме стирки льняного постельного белья…

— Чего ты от меня хочешь?.. — тихо спросил Лозинский.

— Найти тот самый фальшивый демидовский рубль, Антон. Коротенький монетный квест. Рубль мне нужен с определенной целью. А потом делай с ним, что хочешь — ты ведь понял уже, что это нумизматическая сенсация.

Мужчина невесело усмехнулся.

— Собираешься вот так же сбросить на кого-то, как в свое время поступила с тобой «бабка»?..

В сливочно-белой комнате-коконе наступила нехорошая тишина. А затем Алла только медленно покачала изящной головкой, коротко добавив:

— Нет. Не сбросить. Расплатиться. Раз и навсегда, чтобы цепочка закончилась.

В комнату вернулась смуглокожая Ману, несущая большой поднос, уставленный целым арсеналом каких-то чайных приспособлений. Девушка бросила на Аллу вопросительно-почтительный и даже заботливый взгляд, означавший примерно следующее:

— Все в порядке?.. Если нет — только свистни, и я сверну этому гринго шею.

Расплатиться?..

Антон вдруг с ужасом и возмущением догадался, что в придачу к старинной монете со скверной историей может прилагаться что-то еще. Например, жизнь.

Он все понял — мгновенно.

ГЛАВА 5.

Лес и грузовик с конфетами

Непогода в лесу чувствуется слабо — вопрос иногда в направлении ветра. Сейчас ветер бушевал где-то за пределами стены из сосновых стволов. Лес был окутан предвечерними осенними сумерками, смешанными с пеленой дождевой мороси. Для водителей такая погода гораздо хуже ночной темноты — все становится серым… Ледяные иглы растворились, сдавшись плюсовой температуре, превратившись в мелкую водяную пыль. Против

водяной пыли на ветру любой зонтик бессилен, а ночью, когда слабенький погодный «плюс» превратится в «минус», все возможные поверхности покроются тонким слоем льда — и тогда горожан с утреца может ждать нелюбимый автомобилистами День жестянщика.

Профессорский «Йети» стоял в одном из уголков Самаровского Чугаса, в котором в будние дни легко было встретить гуляющих любителей подышать свежим воздухом, приятно побродить по усыпанным хвоей дорожкам, а то и покормить белок. Белкам в городской черте привольно — особенно в парках, где находится масса желающих поделиться городским благосостоянием в виде семечек и орешков. И временами эти белки настолько наглые и избалованные, что простых семечек не возьмут, а орехи примут только чищенные. Правда, сейчас, после теплого и сытного лета, они и в ус не дули, игнорировали контакты с человеком и посматривали на жалких двуногих с известной долей снисходительности.

Лозинский приехал в лес не с целью прогулки. Ему просто нужно было отдышаться и обрести душевное равновесие после встречи с Аллой, в девичестве Новиковой, а теперь носившей фамилию второго мужа — Торнеро. Первый действительно был дипломатом и политиком, а кем второй — на этот счет женщина не захотела вдаваться в подробности.

Лес помогал в нехитром, но целебном действии, поддерживал, ободрял, успокаивал. Только покинув большой город с его суетой и урбанистическими радостями в виде разве что коротких воскресных пробежек в парке, Антон с удивлением ощутил, как по-настоящему остро не хватало общения с реальным, живым лесом, где долгими годами складывались естественные взаимодействия между всеми компонентами природной среды. А сколько нехитрых радостей скрывается в словосочетании «поехать в лес»! Собирать грибы, рвануть на рыбалку и, да — кормить ненасытных комаров тоже. Хотя лучше бы без них. Это не те коварные и чахлые городские комарики, плодящиеся в насыщенных влагой подвалах многоквартирных муравейников, нет! Да здравствуют честные, порядочные, нагло звенящие, предупреждающие о своем появлении чуть ли не за сотню метров! Встретив в Москве бывшего коллегу, Лозинский с детским упоением рассказывал о гигантских кровососах, которых можно ловить на лету руками, да так, что в сжатом кулаке с одной стороны будет высовываться комариный нос, а с другой — лапки.

Естественно, ничего подобного в природе не существовало, а Антоновы байки о Ханты-Мансийске и окрестностях сочинялись в ответ на пренебрежительные и едко-шутливые высказывания родни и старых друзей о том месте, куда потомственный москвич переехал на какое-никакое «пэ-эм-же»:

— … куда ты забрался, там же одни вагончики вахтовиков и снегу по уши!

— … а валенки ты на ночь снимаешь?

— … говорят, там едят сырую рыбу, а потом у всех глисты. Ну, естественно, сетями руки вытирают, откуда там цивилизация.

— … на работу на оленях теперь ездишь?

— … а медведи ходят по улицам?

На все подначки Антон придумывал такие пояснения, что у вопрошающих шутников не только уши в трубочку сворачивались, у них волосы вставали дыбом. Во всех местах на теле, да. Умеренно правдивым был разве что ответ положительный относительно медведей, которые частенько бродят по окрестностям некоторых городов ХМАО, порой ошиваясь в паре сотен метров около нефтяных месторождений или дачных поселков. Там, где есть люди, есть и доступные источники пищи — мусорные баки. И вот тогда можно ждать разных встреч, от курьезных до смертельных.

До полного возвращения душевного покоя было ой, как далеко, но из головы постепенно выветривалась тонко пахнущая «Шанелью» атмосфера квартиры-кокона. Ее вытеснил смолистый запах пропитанного холодным дождем леса, в котором сейчас Лозинский находился не один. На пассажирском сидении «Йети» расположилась Ману, а маршрут, которым нужно было следовать автомобилю, изначально лежал вовсе не в лес.