Возвращение на Землю - Алишер Таксанов

— Эдвардс — это прекрасная база, — как бы невзначай произнес Алленс. Но Андрей сразу раскусил его:

— Будем сажаться туда, где больше шансов не свернуть себе шею. Я визуально рассмотрю взлетно-посадочные полосы и только потом вынесу свое решение.

Тод пожал плечами.

Колько прильнул к перископу. Применение метода оптико-электронного анализа позволило выявить состояние двух аэрокосмодромов. Фотосъемка, теплограмма, топография, магнитное сканирование подтвердили первое впечатление, которое возникло у командира, когда он визуально рассматривал базу Эдвардс. Посадочная полоса американского аэродрома напоминала полигон и еще больше — лунный ландшафт. Дело в том, что бетонное покрытие было в кратерах и воронках. Вероятно, здесь произошел хороший артобстрел.

— Кажется, это ковровое бомбометание, — произнес Колько. — Бетон аж в пыль искрошился… Так что извини, Тод, твоя страна отпадает.

— А как Байконур? — спросил я.

— Сейчас изучим состояние казахстанского космодрома.

Он оказался в отличном состоянии. С высоты было видно, что ни одно из сооружений не пострадало. Приборы зафиксировали только одну трещину, да и то — возле складов, а не на посадочной полосе. Космический комплекс мог принять «Центурион», таково было мнение борткомпьютера и, естественно, командира.

— Итак, наша цель — Байконур! — сказал Колько, а затем тихо добавил: — Там же находится и наш плутоний!

Компьютер выбил шанс благополучной посадки: сорок девять процентов. Для такого мастера высшего пилотажа, каким являлся Андрей, это было больше, чем требовалось. Командиру осталось только рассчитать траекторию посадки с наименьшими затратами топлива (горючего должно было хватить для взлета в космос) и перевел управление на «ручник», доверив автоматике только контроль за состоянием бортовых систем. Тод со своего пульта незаметно включил программу, по которой компьютер частично подстраховывал действия пилота и в случае чего мог исправить ошибки пилотажа. Знай бы об этом Колько, то он воспринял бы действия бортинженера как страшное оскорбление.

— По местам! — скомандовал Андрей. Вообще-то это относилось ко мне, поскольку командир и техасец уже сидели в креслах, пристегнувшись. Я прыгнул в свое и щелкнул замками крепежных ремней.

Включились двигатели и космоплан, фыркнув, нырнул вниз. Навстречу нам устремились рев атмосферы, треск защитной пленки аллотропного кислорода и короткие разряды насыщенного электрического пояса ионосферы. Термостойкие плитки предохраняли корабль от перегрева, но при продолжительном стремительном полете температура могла достичь критической точки, и термозащита долго не протянула бы. В этом случае «Центурион» вспыхнул бы подобно огненному метеору. Применять для гашения скорости парашюты решился бы только человек с мозговой недостаточностью.

Но Андрей не зря считался ассом, и диплом пилота ему выдали не за успехи на тренажерах. Он, нисколько не изменившись в лице, спокойно потянул на себя штурвал. Нос космоплана автоматически приподнялся и корабль днищем и крыльями стал тормозить: созданная, таким образом, воздушная подушка значительно снизила скорость и уменьшила опасность перегрева корпуса. Командир поочередно включал двигатели маневра и этим самым удерживал летящую махину в нужном курсе и в необходимом положении. Через несколько минут мы уложились в рассчитанный график полета — об этом свидетельствовал безукоризненный дисплей, на котором две разноцветные линии слились воедино.

— Спуск будет длиться два часа в режиме планирования, — сказал нам Колько. — Попутные ветры позволят нам долететь до космодрома без лишней траты горючего.

— О" кей, — сказал Тод.

— Разрешаю немного расслабиться, дальше шаттл поведет автопилот, — добавил командир и снял управление с «ручника». Он не догадывался, что бортовой компьютер уже давно уже «сидел» в системе посадки.

Однако он поторопился. Его слова, наверное, не понравились господу богу, а, может быть, и самому сатане, поскольку дальнейшие несколько минут прошли не очень приятно. Сглазил, в этот момент подумал я.

Космоплан шел на высоте сорока километров, когда в стратосфере начался ураган. Мощный воздушный поток подхватил нас и понес в совершенно другую сторону. Судя по всему, шаттл направлялся к Антарктиде. Ни у кого из нас не было желания устанавливать контакты с пингвинами, и поэтому мы бросились к пульту.

— А-а, черт! — процедил Колько и вновь переключил управление с автопилота на «ручник». Он пытался вернуть «Центурион» на прежний курс, используя аэродинамические характеристики космоплана. Это особого эффекта не дало. Датчик продолжал отчаянно пищать, как не вскормленный птенец, сигнализируя нам, что дистанция между расчетной и новой линией полета с каждой секундой увеличивается.

Крякнув от досады, командир пошел на последний шаг — воспользовался стартовыми двигателями. Их мощности хватило, чтобы вырваться из зоны действия урагана и вновь очутиться в более спокойной воздушной среде. Постепенно красная линия стала сливаться с синей.

— Не беспокойтесь, ребята, — сказал Колько, шумно вздохнув. — Я ведь обещал мягкую посадку!

— А где мы? — поинтересовался я.

Электронный штурман указал на карте, что мы летели над Ираном. Через локатовизор я всматривался на поверхность, восхищаясь ее красотой. В который раз мне приходилось восхвалять конструкторов, сумевших построить систему электронно-оптического изображения. Экран давал более ясную и четкую картину, чем простая аэрофотосъемка.

— Высота — тридцать пять километров, расстояние до цели — полторы тысячи километров, скоро будем проходить над Республикой Узбекистан, — сообщил Андрей, прочитав эти данные с информатора.

— А жалюзи открыть можно? — спросил я. — Что-то хочется взглянуть на Землю своими глазами, а не через телекамеры.

Можно, можно, — проворчал командир. Он и сам хотел посмотреть на поверхность планеты непосредственно через собственное восприятие. Щиты, которые автоматически закрыли иллюминаторы в момент вхождения в атмосферу с целью предохранения стекол от перегрева, по команде Колько втянулись в пазы. В ту же секунду живой солнечный свет ударил нам в глаза.

О-о, это были совсем иные ощущения. Как красивы были зеленые массивы, коричневые каменные гряды, курчавые облака, желтое солнце и ярко-голубое небо. Конечно, иллюминатор не давал той четкости, что локатовизор, однако естественное изображение было более реальным и давало вкус окружающего мира. Например, я видел, как кое-где петлявшиеся змеей речки и блестевшие голубые глади озер, которые на дисплее выглядели бы как цветные графические контуры.