Том 5. Война. Земля родная. Алый мак. Фимиамы - Федор Сологуб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утро
Мутное утро грозит мне в окно, В сердце – тревога и лень.Знаю, – мне грустно провесть суждено Этот неласковый день.
Знаю, – с груди захирелой моей Коршун тоски не слетит.Что ж от его беспощадных когтей Сердце моё защитит?
Сердце, сбери свои силы, борись! Сердце мне шепчет в ответ:«Силы на мелочь давно разошлись, Сил во мне больше и нет!»
«Насыщен воздух влагою…»
Насыщен воздух влагоюИ холодом объят,А капли пара тонкогоС земли в него летят.Туманами окутана,Из глаз исчезла даль,Трава росою плачетсяНа горькую печаль.
Моя душа подавленаВеликою тоскойИ, как мертвящим холодом,Объята тишиной, –И впечатленья новыеМне горько-тяжелы:Их радость претворяетсяВ смятенье зыбкой мглы.
«Небо бледно-голубое…»
Небо бледно-голубое,Звёзды трепетно мерцают,Тучки бледною толпою,Точно призраки, мелькают.Спит в тумане бледном поле.Мглой задернулися дали.Внемля горькой, горькой боли,Сердце ноет от печали.
«Чайка, предвестница бури…»
Чайка, предвестница бури,Вьётся над морем с пронзительным криком,Тучи сгоняют прозрачность лазури,Волны хохочут в веселии диком.
Грусть, как предвестница горя,Реет над сердцем моим утомлённым.Думы, как волны сурового моря, Тяжко владеют умом полонённым.
«Не терпит жизнь помех…»
Не терпит жизнь помех.В её русло валить каменьяИ преграждать её теченье –Незамолимый грех.
Чтоб не погибли наши нивы,Ты хочешь реку обуздать!О нет, пора бы знать:Не страшны вольные разливы, –
Внезапны и страшныПроказы скованной волны!
«Между каменных громад…»
Между каменных громадЗахирелые берёзы.На ветвях у них блестятБриллиантовые слёзы.
Бледный мальчик к ним пришёл;Ствол берёзы обнимая,С нею тихо речь повёл:«Ах, берёзка дорогая!
Что ты плачешь по утрам?Что ты ветки опустила?» –«Не мила столица нам!Видишь, – пыль нас облепила.
Вот и трудно нам дышать,Вот и льются наши слёзы.Нам и солнца не видать!»И заплакали берёзы.
«Какая тишина! Какою ленью дышит…»
Какая тишина! Какою ленью дышитДремотный сад!Какою радостью беспечной пышетЕго закат!
Мой старый клён, ты прожил много,Но что ты рассказать бы мог?Спокойна и убога, –Перед тобою сеть дорог.
Поник ты старыми ветвямиНад одинокою скамьёй.Весенними ночамиТы слушал речи страсти молодой?
Видал ты здесь потайные свиданья?Хранил ты на коре своейСледы ножа – немые начертанья,Понятные лишь ей?
Скучающий старик, едва лиВ твоей тениСлова любви звучали,Едва ли пролеталиЛикующие дни.
Вот сыплет ночь движением нескорымРой звёзд на небе бледно-голубом,И бледная луна над косогоромВзошла серпом.
Заснувшая беззвучно деревушкаТак ярко вся луной озарена,Что каждая лачужка,Как на столе красивая игрушка,Мне в ней отчетливо видна.
Загадочные силы!Когда взойдёт над ними день?Темнее сумрака могилыИх обнимающая тень.
«Ночью морозной и тёмной…»
Ночью морозной и тёмной Старец бездомный В поле бредёт, замирая. Холод его усыпляет, Снежный сугроб наметает Вьюга седая. Вьюга метёт, Вьюга поёт:
«Вихри снежные вью,Песни в поле пою.Люблю я широкий и вольный простор,Степей без конца и без краю.В селеньях людских и в ущелиях горЯ бешено рвусь и рыдаю».
Он изнемог. Надвигается мгла,Ветер отвеял от сердца печали,Снежные хлопья его приласкали. Вьюга его обняла.В бешеном разгуле вьюга в поле пляшет,И фатою снежной на скитальца машет:
«Нет и нет пути. И куда идти! Я ли не нарядна? Засыпай скорей. На груди моей Отдохнуть отрадно».
«Прекрасно всё вокруг, – он грезит, замерзая: Широк простор сияющих небес; В дремоте сладкой ветви наклоняя, Задумался зелёный лес. Обвиты цепкой повиликой Его седые пни; Расцвёл шиповник дикий В его тени, И ландыш белый Цветёт».
Померкли грёзы. Труп оледенелыйЛежит, а вьюга вихри вьёт,И песни злобные поёт.
«Морозен ясный день, а солнце встало рано…»
Морозен ясный день, а солнце встало рано.Зима, смирись, – близки весенние деньки.Сквозь тонкую вуаль февральского туманаНа солнце яркое смотрю из-под руки.
Возносится оно победно и багряно, –Невольно сузились пытливые зрачки.На диске солнечном, как быстрый дым кальяна,Дрожат свинцовые проворные кружки,
А книзу мечутся кинжалы золотые.Я опустил глаза, – как призраки цветные,Запрыгали везде лиловые цветки.
Вы, солнца красного горячие отброски,Мрак разгоняете, а всё его отросткиЖивучи и цепки.
«Обман и глупый, и смешной!..»
Обман и глупый, и смешной!Со всех сторон оклеен ящикПозолоченною тесьмой,И говорит, склонясь, приказчик:«Изображенье там лежитТого, кто вам всего дороже».Вы ящик вскроете, – и что же?Там только зеркальце блестит.
Вручает нам ларец красивыйСудьба в начале наших дней,И мы с улыбкой горделивойХраним залог любви своей.Когда ж откроет размышленьеЛарец в полуночной тиши,В холодном зеркале душиСвоё мы встретим отраженье.
«Золотого счастья кубок…»
Золотого счастья кубокОтдали от алых губок,Погляди скорей вокруг, –От тоски кому не больно ль?Малой капли не довольно льДля смягченья долгих мук?
Если взор твой будет жаден,Скажет совесть, что украденТвой безоблачный ЭдемУ того, кто пред тобоюШёл дорогой трудовоюИ безрадостен, и нем.
«Росла, росла волна прилива…»
Росла, росла волна прилива,To бурно мчалась, то ползлаТуда, где, высясь горделиво,Дремала вечная скала.
Волна несла в чужую сушу,Забыв родимый океан,Свою изменчивую душу,Свой обольстительный обман.
«К светлым стёклам фонаря…»
К светлым стёклам фонаря,Яркой радостью горя,Стаи бабочек,Стаи ласточекЛетят, –На огненные зовыСлетаются голодные совы,И бедных малюток сторожат.
Впереди – погибельНа сверкающем сгибеЛёгкого фонаря,Светлого, как заря,Как заря на стекле,Сзади – жадные зевы,Голодные гневы,Разверстые во мгле.
«Ребёнок блажит в колыбели…»
