100 и 1 день войны - Роман Лерони

«233, Март принял. Конец связи».

«Конец связи».

«Навал, 233 на Первом. Открыл план».

Против ожидания, «Навал», ответил мужским голосом. Разочарование было недолгим. Это хорошо. Не место и не время. Хотя, впрочем, было бы неплохо: всё–таки не так одиноко в этой опасной высоте утренних гор, которые уже проступали впереди, неясной, темной массой ломая серый, бесцветный горизонт.

«233, Навал понял тебя. Отстаёшь от графика».

«Понял. График. Конец связи».

«Ирис на сетке. Конец связи».

«Ирис», позывной авианаводчика, (ПАН) конвоя самоходок. Последнее сообщение «Навала» следовало расшифровать, как то, что ПАН в конвое работает на общей с ними частоте. Что ж, это упрощало работу.

«Ирис, 233 на подходе».

«233, Ирис тебя понял. Спасибо за работу. Мы вышли на Третий контроль». «Понял. Третий контроль. Время подхода пять минут». «Ожидаем». «Конец связи». «Конец связи».

6:12 утра

Предчувствие. Ощущение приближения определённых событий. Предсказание неумолимого рока. Что это такое — это самое предчувствие? Почему так часто мы себя уверяем в том, что «знали это». Неужели ни у кого из вас на устах не звучала эта ироничная избитая фраза: «я так и знал»? Вы лукавите, если говорите «нет». Так, что же это такое наше предчувствие? Большее количество из нас, втайне, порой, не признаваясь даже самим себе, отнесёт это к мистике. Как ни странно, но именно так поступают наиболее прагматичные люди, те самые из нас, кого мы чаще всего называем реалистами. Для них предчувствие будет едва ли не Голосом с Небес, вестью от ангелов, или, если уж совсем не глубоко зарываться в проблему, — предупреждением от давно почивших родственников, вдруг наплевавших на собственное покойное уединение в райских кущах, или какомлибо другом месте, более оживлённом и даже излишне жарком, и не с того, ни с сего вдруг решивших подкорректировать нашу судьбу.

Другие будут думать о дежа–вю, стараясь отыскать отклик нагрянувших событий в бесконечном, меркнувшем списке полузабытых сновидений.

Иные, просто будут со всей суровостью к своему бренному существованию, размышлять о некой части своего ума, мозга, именуемом подсознанием, сваливая нагрянувшие судьбоносные события, на несправедливую игру этой части разума. Мол, что вы хотите с него — это же просто подсознание. Ну, каков спрос с урода или умалишённого? Изоляция, игнорирование — всего лишь, но как ловко и удобно.

Кто–то же задумается о том, что это сознание, на пике своей разумности, будет искать подобное в хламе прошлого, которое мы со значением именуем памятью. Простой поиск совпадений, сличение шаблонов минувших событий с нежданно нагрянувшими. Вот–вот! И тогда был такой кроваво–красный рассвет! Или… Да, именно так и тогда было тихо, безветренно и было около 6-ти часов утра. И совершенно не обязательно, чтобы это был именно ваш опыт. Достаточно незатейливой басни рассказанной подвыпившим соседом или дядюшкой–трепачом, чтобы добавить вам веса в собственную значимость, как неожиданного и такого точного оракула.

И мало кто задумается, что всё это будет лишь небольшой попыткой вашего сознания немного сгладить острые края тех камней, из того камнепада, который на вас обрушил наступивший час. А чёрт, я так и знал! И на этом весь запас ласкового самоуспокоения заканчивается, и вы сиротливо остаётесь один на один с обстоятельствами и везением — не больше и не меньше. Повезёт — порасскажете о собственных подвигах; нет — порасскажут о вас.

Но когда вы сталкиваетесь с этим роком едва ли не ежедневно? Казалось бы, что весьма хорош повод не только обнаружить в себе, такие модные сейчас, способности предсказателя судьбы, но и отточить своё мастерство до такого состояния, чтобы любые научные академии были только в шоке, например, от предсказанной вами их судьбы. Но если вы на войне, и всё–таки неисправимый мистик или глупец, продолжающий заниматься подобной чушью, подумайте о тех более удачливых предсказателях, кого вы, молча и стоя, поминаете на Третьем тосте.

На войне следует помнить, пару вещей. Просто вбить их себе в голову, как основной мысленный стержень, с которого, как с молитвы, начинать каждый свой день. Помните: в войне предсказуем и запланирован лишь один момент — начало войны, все последующие затем события не поддаются ни планам, ни тактике, ни стратегии. И если же после войны вас видят живым и именуют великим стратегом — вам попросту повезло. Развлекайте людей дальше. Вторая же истина касается только неисправимых мистиков, которым следует помнить подобную же истину, но в несколько иной трактовке: хотите рассмешить бога — поведайте ему о своих планах.

Если же вам повезло не оказаться на войне, запомните более упрощённые версии этих древних истин, их цивильные варианты: просто смотрите себе под ноги, чтобы ненароком не свалиться в открытый канализационный люк, и нефиг лазить где попало!

Проход конвоев в зоне боевых действий был приоритетным. Гражданский транспорт останавливался на всех блок постах, установленных на маршруте. Если таких постов не было, движение транспорта останавливали временные милицейские посты. Разумеется, такие меры были не очень популярны среди гражданского населения, и уже только по этой причине можно было нарваться на грубость или более решительное проявление агрессии со стороны местных жителей, если вас вдруг занесло в военной униформе в магазин, кафе или, например, вокзал. Для аборигенов государственная граница была чем–то весьма досадным, что ломало привычный уклад жизни. За десятилетия, когда граница с Грузией была не более, чем пунктирной линией на карте, люди по обе стороны породнились, завели общие дела, имели общие интересы. И в том, что сейчас происходило, винили только военных. Это касалось не только российских армейцев. Вадим знал, что на той стороне ситуация была подобной. В первый же день нахождения в Адлере, он был проинструктирован командованием части, и пункты этой инструкции требовали от служащих отряда, и других частей, расположенных в городе и окрестностях, следующее: как можно меньше времени находиться вне территорий, разрешённых командованием. Все необходимые условия для проживания с ЛС с минимальным комфортом имелись на территории частей. Столовые, пункты бытового самообслуживания, «житлухи», кафетерии — всё это было. Но вряд ли «столовка» могла быть лучше частного ресторанчика на набережной, или киоск Военторга мог заменить разнообразие местных рынков или базаров, какое только можно встретить в припортовых городах.

Выход за территорию части не рекомендовался в униформе. Безопаснее было в цивильной одежде. Рекомендовалось скрытое ношение личного оружия. Но, Адлер, был небольшим городком. И всякий сюда прибывший сразу попадал под особое внимание местных жителей, и через небольшой промежуток времени, никакими джинсами, футболками или рубашечками невозможно было скрыть собственную принадлежность к отряду. Очень скоро о тебе знали если не всё, так многое. По крайней мере, то, что ты был пилотом в отряде Вергеева, скрыть было невозможно. Хорошо, если это заканчивалось, например, тем, что местные торгаши требовали с офицеров оплату своих товаров или услуг в разы большую, нежели это требовалось на самом деле.

В отряде был так называемый некомплект ВС и ЛПС. В частности, была недопоставлена пара Ми‑24В, которая в штате отряда значилась под позывным «Матрас». Прошлой зимой в часть прибыли экипажи на эти борта, и пару недель осваивались в местных условиях, ожидая, когда из Майкопа перегонят их машины. Не дождались. Все погибли во время подрыва небольшого ресторана на побережье в Адлере. Вместе с военными погибли и гражданские лица. Но наверняка виновная сторона не очень–то убивалась по этому поводу. Эта акция лишила отряд двух боевых машин, при этом их не разрушив. Было потеряно самое ценное в авиации — человеческая жизнь, годы образования и бесценный опыт. Сейчас пара вертолётов ожидала новые экипажи, но, как видно, охотников было мало.

На Вадима также пытались напасть. Он возвращался из части в общежитие после тяжёлого дня, почти полностью заполненного непростой лётной работой. Был поздний час, когда его пытались «взять в оборот» в коротком проулке. Нападавшие, как слышал Вадим, общались на грузинском языке, нисколько не переживая по поводу того, что улица была хорошо освещена. Они также не придали особого значения и тому, что их жертва достала из–под лёгкой джинсовой куртки «скорпион». В ответ на это, Вадим услышал, как защёлкали затворы на оружии бандитов. Положение спас патруль из комендантской роты. Солдаты круглосуточно патрулировали улицы города, порой полностью заменяя в этом занятии местную милицию. Менты с наступлением вечерних сумерек предпочитали отсиживаться в участках, выезжая только по вызовам, опять же, с армейским усилением. Четыре солдата и прапорщик, экипированные по–боевому, в касках, бронежилетах и с автоматами, появились неожиданно для нападавших. Наверное, это было для Вадима везением. Бандиты быстро скрылись в ближайших дворах. Короткое расследование этого происшествия ничего не дало.