Стрелы над крепостью - Людмила Сабинина

- "Кажется"! Слыхал? Это еще проверить надо.

В науке такого слова нет!

- А давай проверим. Вон и Кузнецова идет!

Димка вскочил, подбежал к двери.

- Кузнецова! Зайди в класс на минуточку!

- Что это вы здесь сидите? - Лена заглянула в класс.

- Есть к тебе дело, Кузнецова. Видишь ты этот предмет? - Мишка указал на сверток.

- Ну, вижу.

- А догадываешься, что это такое? - подскочил Димка.

- Конечно, догадываюсь: череп, - спокойно сказала Лена. - А на что он вам?

Друзья долго и сбивчиво рассказывали Лене обо всем - и о черепе, и о предполагаемой битве за огородами, и о "шкелете", напугавшем тетку Марью, и о Димкиной неудаче.

- Как интересно, - сказала Лена. - Давайте, ребята, я спрячу череп. Я просто запру вашего Анкудина в свой комод. У меня на ключ запирается. Вот и всё. До свидания. Завтра увидимся!

И она унесла череп.

- Молодец Кузнецова. Выручила.

Димка облегченно вздохнул.

- А знаешь, зря мы ей находки-то не показали, нечестно ведь получилось; она нам вон как помогла, а мы помалкивали, прятали все интересное, сказал Мишка. - А как помощь понадобилась, сразу: Кузнецова, поди сюда.

- Ну и что же, - возразил Димка, - мы ведь только до поры до времени. Теперь пускай заходит, смотрит, если так хочется.

- Наверное, Лена обиделась. Что-то и не спрашивает ни о чем, "до свидания" - и пошла домой.

- Из-за девчонки так переживаешь, эх, ты! Лучше скажи, когда боксом заниматься начнем?

- Олег обещал - с понедельника. Он уж и перчатки приготовил. Готовься, Димка, йоду запасай да бинтов!..

Мишка не соврал. Олег действительно принес из клуба две пары боксерских перчаток и обещал заняться с ребятами. Но с условием, что двоек больше не будет, а если кто получит двойку, то занятия тотчас прекращаются.

- С понедельника? Здорово! А ты-то йоду припас?

- А мне на что? Я под удар не полезу.

- И я не полезу! - И, немного подумав, Димка добавил: - А если никто из нас под удар лезть не собирается, интересно тогда, кого же мы будем бить?

- Эх, ты! Не понимаешь, что такое бокс. Думаешь, обязательно надо лупить друг друга? Ничего подобного!

Главное - обыграть противника, уйти от ударов, а потом выбрать момент, и - бац!

- Здорово! Слушай, Миш, а может, сегодня и начнем? Попроси Олега, а?

Мишка нахмурился.

- Сегодня у меня намечено другое. Буду фольклор собирать. Интересно, что расскажет бабушка про орду.

Может, что-нибудь и дошло до нее из поколения в поколение. Надо это все записать.

- Миш, можно, и я приду? У меня бабушки нет, кого я расспрашивать буду? Чужих-то бабушек да дедов не очень-то расспросишь.

- Тем более, у каждой бабушки есть свои внуки, чего же чужим-то рассказывать да петь?

- Конечно, чужим они рассказывать не станут... Так можно, я у тебя посижу?

- Ага. Мы будем всё записывать. Или давай так:

я буду бабушку расспрашивать, а ты всё в тетрадку записывай. Мы будем с тобой вроде ученой комиссии.

Чистая тетрадь у тебя есть?

- Найдется!..

Бабушка была, как назло, чем-то рассержена, это видно было по тому, как она гремела посудой и ругалась с кошкой Муркой.

- Пошла вон, полосатая! Этакую рыбину стащила1, и все тебе мало! Я уж рыбину простила бы, будь у тебя совесть. АН совести-то нет как нет! Еще и за другой явилась. Брысь, тебе говорю!

Мурка все это слушала, но уходить не собиралась.

Мишка сразу понял, что эти речи вполне устраивают хитрую кошку: ведь под шумок можно утащить" и вторую рыбину. Вон сколько их на блюде навалено. Горой!

Хоть и была не в духе, обедом бабушка ребят все же накормила. Ели как можно старательнее, с показным аппетитом.

- Ну и обед сегодня! - подхваливал Мишка. - Вкуснота! Кажется, все ел бы да ел; жалко, что в живот мало вмещается.

- Спасибо, Пелагея Дементьевна! - вторил ему Димка. - Давненько я не едал такой лапши. Пальчики оближешь!

- А что, у вас разве не варят домашнюю? - сразу смягчилась бабушка.

- Домашнюю? - притворно удивился Димка. - Да я и слова-то такого не слыхал. У нас все казенная какаято, на сковородке.

Бабушка начала было убирать посуду, но Мишка не дал.

- Я сам, сам, ты отдохни, в твоем возрасте отдохнуть полезно.

- Посидите, Пелагея Дементьевна, мы с Мишей сами посуду помоем, мы мигом! - вскочил и Димка.

- Что-то вы сегодня добрые больно, - засомневалась бабушка. - Стекло в школе разбили аль другое чего?

- Ничего мы не разбили, - Мишка подмигнул другу, - а только хочется нам сегодня с тобой на кухне посидеть да песни разные послушать.

- Какие песни? Песен я не знаю никаких. Да и некогда, сейчас побегу с Митькой-калымщиком ругаться.

Казанок ему отдала, починил чтобы, целый рубль спросил. А починка-то, эва, отскочила! Раз только и варилато в нем всего, в казанкё-то. - Бабушка в сердцах стукпула по днищу кастрюли.

- Так это пустяки, - урезонивал ее Мишка. - Олег вон лучше запаяет. Отдай ему; по крайней мере бесплатно...

- "Пустяки"! Рубль целый - это пустяки? Ты его заработал, рубль-то?

- Еще заработаю.

- Он заработает, Пелагея Дементьевна, - поддержал Димка. - Он ученым будет. Вон учитель велел ему песни старинные записать, одному ему поручил: ты, говорит, Анкудинов, из нашего класса самый грамотный!

Мишка покосился на друга - хоть бы не врал уж.

- Подите вы! - отмахнулась бабушка. - Калымщик окаянный, ведь как одурачил меня, старую! Ужо я ему скажу! Я скажу!

- Эх, а сама еще учишь: прощайте врагам своим, и так далее. Я-то, например, простил Олега, когда он мне синяк подставил. Схлопотал - и ни звука. А ты изза какой-то кастрюли совсем на мыло сошла. Эх, бабушка!

И Мишка скорбно уронил голову на грудь.

Бабушка налила в свою большую чашку чаю, присела за стол. Все трое молчали. И только Мишка время от времени печально вздыхал.

- А какие песни-то надо, Миш? - сжалилась наконец бабушка. - Может, вспомню чего. Голова-то старая, память плохая. Да и голосу-то нет.

Ребята исподтишка переглянулись. Димка мигом развернул на столе чистую тетрадь, положил рядом самописку.

- Хорошо бы самые старинные песни, бабушка! - встрепенулся Мишка. - Ну, вот самые старые, какие в твоей молодости старики пели.

- Старики-то в моей молодости не пели, где им, а вот девицы - те, бывало, певали.

- Ну спой, спой скорее!

- Только вот напев-то запамятовала. - Бабушка зажмурилась и, раскачиваясь в такт, затянула дрожащим голосом:

При лунном свете серебри-и-стом Гуля-а-ла дева под луно-ой И за-а-клинала небом чисты-им Хранить до гроба свой поко-ой.

- Постой, бабушка! Про деву - это не то, давай чтонибудь еще постарее.

- Постарее? Ну, вот еще веселую девицы наши пели.

Только уж это с пляской. Мишка, принеси-ка мне чистый платок.

- Носовой?

- Который с кружевом. Потому никак, нельзя эту пляску без платка совершать, - важно объяснял?!

бабушка.

Мишка слетал в горницу, принес самый лучший бабушкин платок.

Подбоченясь, бабушка вышла на середину кухни и, мелко, дробно топая, взмахивая платком, поплыла вокруг стола

Штатский неуклюжий,

Фрак на ем висит,

А военный-душка

Шпорами стучит.

Она остановилась:

- Годится али нет?

- А еще постарее нет ли? - засомневался Мишка. - Что-нибудь про монголо-татар.

- Про татаровей?

- Дело в том, Пелагея Дементьевна, что наш город в старину захватили татары, - зачастил Димка. - Вот нам и интересно, как это было. Узнать чтобы про всё. Как воевали, как жили, и вообще...

- Про монголов да про татаровей что-то не помню.

Да и не бывало у нас таких. Ишь выдумали. Мы православные, а татарове те сами по себе.

Бабушка сложила платок, сердито запихнула в карман.

- Ну, может, слова какие татарские помнишь или выражения? Говорят, слова-то из поколения в поколение переходят.

- И выражений не знаю никаких. Кыш ты, окаянная! - Бабушка замахнулась на Мурку. - Опять за рыбой полезла. А ну айда, айда отсюда! Не уследишь. На базар бегала за рыбой-то, легко ли? Заодно вот и казан у Митьки забрала. Ах он, калымщик окаянный!

- Опять! Ну, бабушка! Может, стихотворение какое старинное помнишь, былину или еще чего... Ну не может быть, чтобы не знала! Ты ведь такая старая! - заныл Мишка.

- Я старая? - Бабушка окончательно рассердилась. - Я еще не старая! Вот соседкина, Настина, бабка - та вот старая! С палкой ходит и то надвое согнувшись.

А я, малый, все хозяйство веду. Старая-то!

- Ну не старая, не старая! - заторопился Мишка. - Тогда расскажи нам чего-нибудь.

- Ну, так и быть. Спою вам стих старинный. Про татарина. Слушайте.

Димка схватил самописку, изготовился записывать.

- Это еще когда девицей была, с голосу разучивала.

И так-то мы пели, так-то пели! Прямо разливалися!

Бабушка уселась на табуретку, положила руки на колени и запела сначала тихим, заунывным голосом:

Прочь, прочь, слеза позорная,

Кипи, душа моя!

Твоя измена черная

Понятна мне, змея.

И вдруг заголосила громко, с вывертом:

Я знаю, чем утешенный