Кластер Войвод. Третье правило крови - Алексей Калугин

Это была тщательно продуманная и всесторонне вымеренная линия поведения. Или, если угодно, осознанный выбор.

Но сейчас Иона чувствовал гнев, который ему с трудом удавалось удержать под контролем разума. Он был по-настоящему зол на Валтора за то, что тот не желал пускать его за руль квада. И это несмотря на то, что разумом Иона понимал, что со своей точки зрения Валтор прав. Никто, включая самого Иону, не знал, насколько сильным мог оказаться следующий приступ, корежащий его идущий вразнос организм. Он на самом деле мог не справиться с управлением. И тогда…

Валтор был прав. Но Иона был зол.

И он не понимал, откуда взялось это чувство. Почему в его сознании вдруг прорезались и эмоции? Которых прежде не было.

Или же он их просто не замечал?

Не замечал, потому что они были ему не нужны?

Но, рухнувшие небеса, что изменилось теперь?

Что-что, а проанализировать ситуацию для Ионы не составляло труда. Это оказалось делом нескольких секунд.

Вывод, к которому пришел андроид, привел его самого в недоумение.

Оказывается, все дело было в том, что он впервые по-настоящему осознал тот факт, что он смертен. И после его смерти уже не будет второго такого живого существа, как Иона Пурпур.

Следовательно, он уникален и неповторим.

Он – не набор алгоритмов и не информация, составляющая его почти необъятную базу памяти.

Он – личность.

Глава 8

Под пологом леса было сухо, как будто никакого дождя и в помине не было.

Валтор не торопился. Он вел машину спокойно и уверенно. Между стволов, в объезд больших куп кустов, стараясь не заезжать во встречающиеся на пути рытвины и овражки.

Спустя какое-то время рамоны остановились и сняли с машины тент.

Без тента обзор сделался круговым, что было отнюдь не лишне. Место, в котором они оказались, являлось, по общему убеждению, несколько беспокойным. Да и пулемет, расчехленный и установленный на турели, был готов к тому, чтобы дать должный отпор особо наглым и беспринципным тварям. Которые, будто чуя исходящую от рычащего и смердящего выхлопами квада опасность, предпочитали держаться подальше. Ну, или просто не показывались на глаза.

Александр Васильевич поглаживал стальной бок пулемета ладонью, успокаивающе, как преданного пса, только и ждущего момента, чтобы защитить от кого-нибудь своего обожаемого хозяина. Поглаживал и нудно гундел насчет того, что, мол, никакое это не Усопье. А ежели и Усопье, то какое-то неправильное. А неправильное оно потому, что совершено не похоже на то, каким должно быть Усопье в представлении Александра Грира.

Каким представлялось Усопье Александру Гриру?

Валтор об этом знать не хотел.

А Иона был слишком занят собственными мыслями.

Старому рамону только и оставалось, что делиться мыслями с пулеметом. Который хотя не отвечал, зато и не перебивал глупыми вопросами.

А что еще старику нужно? Поговорить по душам.

– Понимаешь, приятель, я не затем сюда прикатил, чтобы на елки да березы глядеть. На кой мне они, елки и березы? Я этого добра и по ту сторону кордона насмотрелся. Если махнуть на север от Джербы, там леса не хуже, чем здесь. Можешь мне поверить, у нас с Крестовским там свои дорожки-тропинки наведены были. Что рамонам делать в лесу? Разумеется, реднеки в лесу не живут – им там делать нечего…

– Александр Васильевич, – перебил Грира Валтор. – Ты извини, но, по-моему, это ненормально.

– Что именно?

– То, что ты с пулеметом разговариваешь.

– И что с того?

– Опасаюсь я.

– Чего?

– Ну… Мало ли… Может, ты учудишь чего?..

Грир усмехнулся и потер пальцами широкий морщинистый лоб.

– Не волнуйся, со мной все в порядке. Это я так, со скуки. Едем вроде как по Усопью, а ничего не происходит.

– Ну, так это же хорошо, что все тихо.

– Так-то оно так, – не мог не согласиться Грир. – Однако ж, с другой стороны, все же хотелось бы увидеть что-нибудь эдакое. В смысле необычное. Иначе о чем я потом, то есть после возвращения, рассказывать стану?

– Не боись, Александр Васильевич, будет что рассказать, – ответственно пообещал Валтор.

– Очень на это надеюсь, – ответил Грир.

– Только ты, знаешь что, Александр Васильевич, кончай с пулеметом разговаривать. А то мне от этого не по себе делается.

– Уж больно ты нежен, как я погляжу, – усмехнулся Грир.

– Ну, уж каков есть, – не стал спорить Валтор.

Гриру он ничего объяснять не стал. Но сам-то он знал, что Усопье может по-разному на людей действовать. Порой очень странно. И тут уж было необходимо изо всех сил сохранять здравомыслие. Довольно было только раз дать слабину, чтобы сорваться в полный неадекват. Именно потому, что все необычное здесь казалось обыденным, Усопье требовало не столько осторожности, сколько деликатности и внимания. Ни в коем случае нельзя было забывать о том, где ты находишься. Все вокруг менялось так же легко и быстро, как погода в октябре. Причем далеко не всегда изменения эти были к лучшему. Это Валтор уяснил еще в прошлый свой визит в Усопшие Земли. Не расслабляйся – вот самый дельный совет, который можно было дать тому, кто решился воочию убедиться в том, что Усопье – это не просто другой мир, а иное понимание жизни. Иная философия, если угодно.

Это было трудно объяснить словами. Вот, к примеру, те, кто создал подаренный Ионе диск, руководствовались вовсе не принципом целесообразности, а какими-то совершенно иными представлениями. Это была своего рода импровизация, объединяющая тяжеловесность точных наук и нематериальную легкость мечты. Причем в основе всего здесь была заложена именно мечта. Обезвреживающий гравитационные мины механизм, работы которого не мог понять даже Иона, мог быть сделан только в Усопье. А не мог он его понять вовсе не потому, что механизм был слишком уж сложен, а потому, что никакого механизма, по сути-то, и не было!

Валтор осторожно скосил взгляд на сидевшего рядом с ним Иону.

Андроид сидел, плотно сведя колени. Правая рука его лежала на бедре. Левая была вытянута вперед, пальцы прижаты к краю приборной панели. Спина у андроида была прямая и ровная, как доска. Взгляд упирался в лобовое стекло квада, как будто оно было абсолютно черное, непрозрачное. Лицо не казалось безжизненным, но на нем отсутствовали даже намеки на какие-то эмоции.

Валтор все еще не мог привыкнуть к мысли о том, что дни Ионы сочтены. Не говоря уже о том, чтобы смириться с этим. Вот он, сидит рядом, вполне себе живой. Здоровый и бодрый. И что могло помешать ему и впредь оставаться таким? Какие-то конструктивные недоработки? Или программа самоуничтожения, намеренно заложенная создателями?

Все это казалось неправдоподобно диким.

Почему человек или андроид должен вдруг умереть? Кто решает, что его срок вышел?

«Все когда-то умрут. Поэтому – не торопись» – гласит Первое правило крови.

«Избежать смерти труднее, чем найти ее» – вторит ему Второе.

Третьего правила Валтор не знал.

Кто придумал их, эти правила?

Валтор снова осторожно покосился на Иону.

Андроид сидел все в той же неестественно напряженной позе. Казалось, он даже пальцем не шевельнул.

Глупо было бы даже пытаться представить, что творилось сейчас у него в душе.

Так думал Валтор.

Однако если бы рамон смог узнать, о чем сейчас думал андроид, хотя бы в самых общих чертах, он был бы крайне удивлен. Удивлен настолько, что, пожалуй, незамедлительно принялся бы пересматривать свои основополагающие жизненные принципы. Поскольку жить вообще без принципов ну никак нельзя. А вот пересматривать их время от времени очень даже полезно.

– Александр Васильевич, – обратился Валтор к Гриру. – Ты как полагаешь, можно жить без принципов?

– Можно, – ни секунды не колеблясь, ответил Грир.

– Да ладно? – недоверчиво посмотрел на него в зеркало заднего вида Валтор.

– А зачем они тебе нужны, ну, принципы эти? – спросил старик.

Валтор не сразу нашел что ответить.

– Ну… Для порядка.

– Для какого еще порядка? – усмехнулся Грир. – Порядок бывает только в колумбарии. А жизнь, она, знаешь ли, сплошной хаос и неразбериха. Тут не в принципы упираться нужно, а балансировать, как на канате над пропастью – только чтобы не свалиться.

– Это точно, – согласился Иона.

При этом даже губы его не шевельнулись.

Глава 9

Хамерхаузен проснулся от мерзкого, отвратительного ощущения промозглой зябкости, пробирающей до самых костей. Казалось, все тело сотрясает мелкая дрожь. При этом каждая самая маленькая мышца дергалась сама по себе, никак не синхронизируя свои периоды сжатия и расслабления с остальной мускулатурой. Зубы стучали с такой силой, что, пожалуй, им пора уже было начать крошиться.

Виир лежал на боку, под кустом, на мокрой траве, скорчившись, поджав ноги, прижав подбородок к груди и обхватив себя за плечи руками. Тело само инстинктивно приняло такое положение как наиболее теплосберегающее. Но этого было мало для того, чтобы сохранить тепло, когда вся одежда была пропитана влагой, а температура воздуха не превышала тринадцати градусов.