Памфлеты, фельетоны, рассказы - Мартти Ларни

- Вы из Хельсинки? - спросил он у меня.

- Более того - коренной житель.

- Отлично. Стало быть, вы можете проинформировать меня немножко о столице вашей страны, в которой я никогда ранее не бывал. В Хельсинки есть театры?

- Да, более десяти.

- А опера?

- Есть и опера.

- Хорошо. Но надо полагать, что в Хельсинки есть и тюрьмы?

- Да, к сожалению, две. Тюрьма предварительного заключения и тюрьма, где отбывают наказание.

- А чего сожалеть-то. Я, наоборот, радуюсь, что в Хельсинки есть и театры и тюрьмы. Это означает, что Финляндия не является слаборазвитой страной. Хоть вы и не очень красноречивы, тем не менее не могли бы вы кратко ответить мне на несколько вопросов?

- По-моему, я уже сообщил вам номер своих ботинок.

- Верно, и фамилию, и профессию тоже. Фамилия ваша мне ничего не говорит, а по профессии я могу догадаться, сколько вы зарабатываете в месяц. Ваш заработок настолько мал, что вызывает жалость. Мужчина, существующий на столь мизерные средства, не может, иметь семьи, не говоря уже о собственной квартире. -Как, правильный я сделал вывод?

- Судите сами. Вы, по-видимому, ясновидящий?

- Берите выше, намного выше. Вижу, я отчетливо и, кроме того, далеко, куда дальше, чем многие мои подчиненные. Вижу я и вас насквозь. Вы ошарашены, но вы не человеконенавистник. Вы готовы оказать помощь ближнему своему. Поэтому я прошу вашей помощи.

- Если вы думаете, что сможете одолжить у меня денег, то, ошибаетесь, решительно ответил я. - Если же вам нужен парашют, то обратитесь к штурману или бортпроводнице.

- Да, вы просто на редкость красноречивы, - воскликнул будущий гость Хельсинки, фамильярно хлопнув меня по плечу. - Вы романтик или реалист?

- Во сне романтик, наяву реалист.

- Очень хорошо! Только вам не следует никогда спать. А поскольку вы считаете себя реалистом, вы должны понять меня - настоящего реалиста. С надеждой на это я и прошу вашей помощи.

- Я уже сказал, что не дам ни копейки.

- Речь пойдет не о деньгах. Мне нужна помощь другого рода. Вот вам блокнот и карандаш. Пишите адреса всех хельсинкских театров и тюрем. Учтите, может случиться так, что я пробуду в Хельсинки всего два дня.

Я выполнил просьбу своего попутчика и записал в его блокнот адреса одиннадцати театров, двух тюрем и на всякий случай двух психиатрических лечебниц. Вернув ему блокнот, я полюбопытствовал, чем он вообще-то занимается. Тут он поведал мне следующую историю:

- Я поборник нового реалистического театра. Путешествую по свету, выступаю с докладами, учу. Моя страна финансирует эти поездки в благодарность за честь и славу, которую я приношу ей на протяжении многих лет. Мое представление о театре исходит из того, что реалистическая пьеса должна быть по-настоящему реалистичной. Если драматург в своем произведении рисует проститутку, то женщина, играющая эту роль, должна быть настоящей проституткой. Я бы разрешил эту проблему просто: при домах терпимости должны быть созданы театральные училища.

Театральные школы должны быть созданы и при тюрьмах. Ведь вы знаете, что, например, в шекспировских драмах злодеи и герои умирают, пронзенные мечом или заколотые кинжалом. Смешно, когда эти актеры, погибшие в ходе драмы, возвращаются после спектакля на сцену, чтобы принять цветы и овации публики. Этакое шутовство уже не реалистический театр, потому что оно лишает зрителя его иллюзий. Зритель требует, чтобы зрелище полностью возмещало ему стоимость билета, а посему трупы убитых во время спектакля должны быть по окон-чании представления свалены в кучу на авансцене. Трагедии в наши дни исключительно популярны, и недостатка в актерах нет. В камерах смертников наших тюрем не переводятся люди, которые боятся электрического стула, газовых камер и виселицы. Но если им дать роль в пьесе, они с честью сложат голову на сцене, веря в то, что они поистине корифеи мировой истории. Когда смертные приговоры будут приводиться в исполнение таким образом, они будут окружены ореолом, а зритель убежден в том, что видит современный реализм.

Театральные училища при тюрьмах будут величайшим достижением артистической деятельности нашего века. При училищах должны существовать также классы киноискусства, готовящие смертников - индейцев и негров, - для нужд нашей кинопромышленности. От них требуется сыграть всего одну роль, так как в фильме, который является по-настоящему реалистичным, стреляют не деревянными пулями, а чистым свинцом. Да и нет нужды играть убитого в этих фильмах, потому что убивают по-настоящему. И раз и навсегда.

Реалистический театр обладает и большим моральным воздействием. Зритель должен постепенно научиться понимать, какая честь - умереть от удара сабли или от пули. Тем самым реалистический театр воспитывает в гражданах здоровую волю к обороне страны и презрение к смерти. Грудь театрального героя, умирающего от раны, нанесенной кинжалом, уже не понадобится пачкать красным вином или малиновым вареньем, это сделает его собственная кровь. Итак, зачем приводить в исполнение приговоры смертникам, когда они бесконечно нужны нам для театральных драм? Таким образом, следует срочно создавать театральные училища при тюрьмах всего мира для заключенных, приговоренных к смертной казни. Если возникнет перепроизводство актеров, то проблему можно будет разрешить, организовав где-нибудь в отдаленной стране войну и направив приговоренных к смерти на передовую. Тогда они сложат головы не как преступники, а как великие герои своей отчизны...

- Погасите сигареты и застегните привязные ремни! - прозвучал голос бортпроводницы.

Мой собеседник опять не согласился застегнуть пояс, твердя, что он свободный человек. Самолет приземлился, и он первым выбрался из машины. Он горел желанием познакомиться с театрами и тюрьмами. И хотя этот человек несколько раз подчеркивал, что у него нет от меня секретов, он тем не менее скрыл свою фамилию, гражданство и адрес. Со времени нашей встречи прошла уже неделя, но я ничего не видел и не слышал о его пребывании в Финляндии. Ни на полосах газет, ни в передачах радиовещания. И я начинаю опасаться, не выбрал ли он в блокноте первым тот адрес, по которому расположена известная больница для психопатов. Я, видите ли, тоже реалист.

Жестокое наказание

Техас, как утверждается в одном путеводителе, - часть света, где царит беспримерная свобода. Каждый, кто здесь жаждет ею наслаждаться, должен, лишь обзавестись револьвером. И чем раньше, тем лучше.

Джим же был исключением, поскольку ему пришлось раньше научиться ходить, чем стрелять. Другими словами, детство у него было безотрадное. Будучи обреченным играть луком и стрелами, в то время как его сверстники давным-давно имели красиво поблескивающее огнестрельное оружие, он уже начал почти всерьез страдать от комплекса неполноценности. К счастью, в самый последний момент отец помог Джиму избежать дома для душевнобольных детей, подарив сыну ко дню его семилетия револьвер.

После этого мальчик стал развиваться нормально и мог теперь спокойно каждое воскресенье ходить в церковь, хотя он вряд ли бы отдал предпочтение аромату ладана перед запахом пороховой гари. В восемь лет Джим уже проявил первые признаки зрелости: застрелил соседскую собаку, выбил стекла передних фар у полицейской машины, продырявил кошку- местного шерифа и перебил все поголовье индюшек у одного фермера.

- Из тебя выйдет толк, - с гордостью сказал отец сыну.

Но однажды малыш допустил серьезную ошибку.

- Джим, я сбегаю в кабачок повидаться с друзьями, - сказал как-то отец. - Одолжи мне на время свою игрушку - моя в ремонте.

- У меня нет больше револьвера, - робко ответил мальчик.

- То есть как это нет? Ты, что потерял своего лучшего друга?

- Нет... Я променял его на карманные часы... Мальчик вынул из кармана часы и протянул их отцу.

Тот брезгливо взглянул на них и таким же брезгливым взглядом окинул своего любимого сына.

- Так говоришь, променял свой пистолет на карманные ходики? Ну что же, если теперь кто-нибудь из приятелей смажет тебе по физиономии, сможешь хоть точно установить по ним, когда это произойдет...

Сказав это, родитель с насупленным видом отправился в бар.

Недели две спустя Джим смог убедиться в правоте упреков своего отца; По дороге в школу он попал в драку, и его изрядно поколотили. Ко всему прочему, какой-то мальчуган постарше прострелил ему кепку в двух местах. Джима опять стало терзать сознание своей неполноценности, и это болезненное чувство не проходило до тех пор, пока отец не купил ему новый револьвер.

Джим продолжал регулярно посещать церковь. Осеняя себя крестным знамением одной рукой, другой он ощупывал в кармане холодный металл. А разносившиеся под сводами храма слова пасторской проповеди прямо-таки врезались в детскую память: "С божьей помощью и силой оружия мы завоюем весь мир".

Однажды Джим явился, в церковь в необычное для него время. Блюститель душ человеческих сразу смекнул, что с мальчиком "что-то неладно. Оказалось, что тот пришел на исповедь. Заглянув ему в лицо, пастор елейным голосом произнес: