На боевом курсе - Иван Пстыго

Сталин всеми военными делами правил единолично, и, мягко говоря, никому в них особого допуска не давал. Кроме того, на него все время влияли такие герои гражданской войны, как Буденный, Ворошилов, Кулик, которые не изучали развитие военного дела в мире и, естественно отстали от современного уровня и требований. Они почти до самого начала войны считали главной маневренной и ударной силой конницу. Роль танков недооценили. Другие крупные военные специалисты - Егоров, Тухачевский, Блюхер, Якир, Уборевич, Алкснис - оказались несправедливо репрессированными. В предвоенные годы было репрессировано много и других военных специалистов разных рангов.

Везде и всюду нашу авиацию именовали "сталинскими соколами". Авиация действительно пользовалась особой любовью Сталина. Может, это и хорошо. А вот плохую роль играл бывший нарком авиапромышленности Каганович - человек малограмотный и неорганизованный. Заменивший его перед самым началом войны Шахурин уже не успел поправить дело.

Пагубной была частая смена руководства. За три с половиной года сменилось пять начальников ВВС! Сроки их командования все сокращались. Незаконно репрессированного и, безусловно, талантливого Алксниса сменил Локтионов, который пробыл в должности начальника ВВС около двух лет, Смушкевич был около года, Рычагов - полгода. Жигарев вступил в должность менее чем за месяц до начала войны.

15 декабря 1938 года погиб В.П. Чкалов при испытании очень перспективного, с хорошими летными характеристиками самолета конструкции Поликарпова. Вскоре этот самолет потерпел другие неудачи. И хотя в гибели Чкалова есть доля его вины, практически КБ Поликарпова начало сдавать свои позиции, хиреть, и его самолеты не получили развития.

Мне думается, что все вышесказанное и многое другое обусловило наше отставание. Так бомбардировочная авиация у нас оказалась очень слабой. Самым массовыми фронтовыми бомбардировщиками до войны были СБ, ДБ и Су-2. На вооружении состояли еще ТБ-1 и ТБ-3. Фронтовых бомбардировщиков Пе-2 в строевых частях было мало. Бомбардировщик же Ту-2 на вооружение в массовом масштабе стал поступать лишь в конце 1942 года.

Хорошим боевым самолетом оказался штурмовик Ил-2. Он прошел испытания. Но по недоразумению начал производиться одноместным, без воздушного стрелка, отчего мы несли неоправданно большие потери. Лишь в 1943 году начал поступать на фронт двухместный Ил-2.

Из трех новых, довоенных истребителей МиГ-3, ЛаГГ-3 и Як-1 слабым считался последний - Як-1. А на деле получилось совсем не так. МиГ - 3 имел хорошие данные для воздушного боя на высоте 4000 метров и выше, но на эту высоту не шли самолеты противника. На малых же высотах, где в основном и происходили бои, МиГ был очень тяжелым. Тяжелым был и ЛаГГ. Словом война внесла свои решительные поправки.

Так, Як-1 позже неоднократно модернизировался. Появились Як-7, Як-9, Як-3. Эти истребители были самыми массовыми в производстве и бою, а хорошие истребители Ла-5 и Ла-7 на фронт попали лишь в 1943 году.

Таким образом, в 1941 году наша авиапромышленность выпустила только 45 процентов новых самолетов. Но даже при всех недостатках новых истребителей изготовлено их было до 1941 года включительно было чрезвычайно мало.

Главные авиазаводы были в Москве, Воронеже, Запорожье, Рыбинске, Саратове. Все они в первый период войны были досягаемы для немецкой авиации, и мы их полностью или частично эвакуировали.

Насколько правильно информировали меня мои боевые друзья, картина в производстве танков и артиллерии была почти аналогичной, а временами еще хуже. Не хватало бронированной стали. Не секрет, что ощущался страшный голод на все виды боеприпасов. Нередко командиры стрелкового полка или дивизии бесцельно таскали за собой свою артиллерию. Таскать надо- это оружие. А стрелять нечем было. Катастрофически не хватало и стрелкового оружия. Выпуск автоматов только развертывали.

Несколько слов о внезапности наступления.

К середине июня 1941 года Германия закончила стратегическое развертывание и оперативное построение боевых порядков. Против нас развернулось и заняло исходные позиции для наступления 166 дивизий и 4 воздушных флота. Таким образом противник был готов к немедленным боевым действиям.

Знали ли мы об этом? Мы не могли об этом не знать. Другой разговор, что делали и что сделали? Германская авиация вела систематическую разведку нашей территории на глубину 150 и даже 250 километров от государственной границы. Наши истребители сидели в готовности, просились в воздух, но не только стрелять - даже подниматься для отпугивания разведчиков противника не разрешали "сверху".

В то же время укрепления старой до 1939 года приграничной полосы обороны мы демонтировали, а новых создать не успели. И вот 22 июня 1941 года немцы обрушили на нас удар страшной силы.

Летом 1941 года наши войска отступали - где с боями, организованно, где не очень. Подтягивали и накапливали силы. В Московской битве мы уже измотали, обескровили противника, а затем развернули мощное контрнаступление.

Одним из недостатков первых месяцев войны был, на мой взгляд, слабый уровень подготовки командного состава. Да и вообще недостаток его. Командиров взводов, рот, батальонов и выше хватало всего-навсего на миллионную армию, а ведь пришлось развернуть сначала семи-, а затем и одиннадцатимиллионную армию. За короткое время на такую армию подготовить умелых командиров практически невозможно. Срочно развертывались краткосрочные школы, курсы подготовки командиров. Но как бы их не называли - "ускоренные", "срочные", "сверхсрочные", - настоящих командиров быстро не подготовишь. Подготовка их, как говорится, желала оставаться лучшей. Приходилось доучиваться в бою, а это значит - доучиваться потерями и не малой кровью, как пелось в песне, а довольно большой...

На госпитальной койке всякий на время становится философом. Я не был исключением. Лежал, думал - и о себе, и о судьбе страны. Казалось, ни в чем себя особо упрекнуть не мог, и все же, чуть пойдя на поправку, я начал требовать поскорей выписать меня в полк.

Военврач слушал, слушал, да однажды резко осек:

- Ты, юноша, не кипятись! Там кто нужен? Солдат. А ты полсолдата! Вот, когда вылечу совсем, тогда и отпущу.

Я уже дрова на больничном дворе колю, а меня все лечат. Объясняют: курс должен пройти. Месяца полтора лечили. Правда с тех пор ревматизмом, от которого меня лечили, я больше не страдал.

Сорок второй...

После госпиталя мне было предписано явиться в Куйбышев, где формировались штурмовые полки. Я полагал, что меня тут же отправят на фронт. А оказался, к своему крайнему неудовольствию, в инструкторском составе. Едва сам овладел новой машиной - а уже в учителя.