Жертвенность - Александра Ведьмина

Существо готовилось совершить бросок и лишить юную девушку жизни, не мучая, одним движением, но застыло прямо перед ней.

Вскрикнув от испуга, Лилиан не сразу поняла, что «нечто», стоящее перед ней, до ужаса походило на нее.

Обе стояли, не шевелясь, лицом к лицу, пронзая друг друга взглядами, не произнося ни слова. Они были ошарашены. С минуту им казалось, словно напротив — их ожившее отражение, но, постепенно, стали замечать отличия: волосы Лилиан были чуть ниже плеч, у другой — ниже пояса, одежда на ней была старая, как из фильмах о прошлом, да и глаза карие, а не зеленые, — в остальном же их было не отличить.

— Кто ты?

— Я — то, что со мной сделали люди, общество и сама судьба.

Нельзя сказать, что Лилиан поняла ее, нет, но решила, что если продолжит спрашивать, последуют такие же абсурдные объяснения, которые ей не дано понять.

— А имя?

— Вайолет. Как тебе удалось войти? — голос девушки был повышен и явно не указывал на предрасположенность к дружеской беседе. Она уже вышла из ступора и теперь ходила вокруг Лилиан, оценивая ее взглядом, словно акула.

— Дверь была открыта. Меня зовут Лилиан, Лилиан Джеймс.

— Так вот, в чем сейчас ходят. Какой сейчас век?

Она решила, что бедняжка сошла с ума. Было бы нормальным спросить который сейчас час, день, число, месяц, но век.

— Двадцать первый.

— Надо же, три века прошло. — задумавшись, рассуждала Вайолет. Ее вовсе не заботило, что о ней подумает Лилиан. — Говоришь, вошла через дверь?

— Ну, да, — неуверенно ответила девушка, — Давно ты здесь?

— Три века.

Найти безумного близнеца под половицей комнаты покойной бабушки казалось не менее бредовым, чем то, что утверждала Вайолет, и она пришла к выводу, что задавать какие-либо вопросы сейчас — бесполезно. Девушка явно была не в себе. Кто она на самом деле и откуда, как здесь очутилась и сколько времени провела — оставалось лишь гадать. Ей требовалась помощь специалистов, но сперва нужно вывести ее отсюда.

— Вайолет, верно? Пойдем, я выведу тебя отсюда.

Девушка кивнула. На самом деле она не была уверенна, что это сработает. В любом случае, Вайолет могла убить ее, удастся выбраться или нет, но в ее глазах блеснул слабый лучик надежды на освобождение. Тогда он решила, что если ей удастся выбраться наружу, пощадит Лилиан и будет свободна.

Остановившись у порога, она взяла ее за руку и не могла поверить своим глазам, что переступила его, и уже было обрадовалась свободе, однако, у дома были иные планы.

Неожиданно, стены, потолок и пол под ним задрожали, словно от сильнейшего землетрясения, но в этих краях его не бывает! Это невозможно!

— Не думаю, что так запросто выберусь отсюда, — недовольно заявила Вайолет, — Если хочешь выжить — не задавай лишних вопросов и давай свою руку сюда! Ну же!

Лилиан уже хотела было открыть рот, как девушка схватила ее за руку. Она почувствовала лишь рывок вверх, в сторону и вниз, как уже стояла на улице, перед разваливающимся, подобно карточному домику, поместьем Джеймсов.

Глава четвертая «Вайолет Маркс»

Еще в конце семнадцатого века Англия была аграрной страной, четыре пятых ее населения занимались сельским хозяйством. К началу девятнадцатого века она превратилась в крупную промышленную державу, в которой около половины населения было занято в фабричном производстве, транспорте и торговле.

Эти перемены протекали на протяжении восемнадцатого века, сперва незаметно, а с шестидесятых годов стремительно, в виде скачка, получившего название промышленного переворота.

Вслед за Англией, промышленная революция произошла и в других странах, однако, в Англии она приняла наиболее яркие, классические формы.

Важнейшей предпосылкой промышленного переворота стала Английская буржуазная революция середины семнадцатого века, которая устранила препятствия для роста капиталистических отношений и открыла путь к мощному развитию производительных сил страны.

Революция завершила формирование английской нации, ликвидировала последние остатки феодальной раздробленности и ускорила образование единого обще английского рынка.

Сукно, производимое в Лидсе и Нораче, железные изделия, выпускаемые в Бирмиче и Шеффилде, находили сбыт в самых отдаленных районах страны и вывозились за границу. Таким образом, в Англии складывались предпосылки для общественного разделения труда в национальном масштабе, для дальнейшей экономической специализации отдельных районов.

Промышленный переворот был подготовлен переменами, произошедшими в английском хозяйстве.

Именно в этот период промышленного переворота все и началось.

В одной из многочисленных деревушек, какими полон свет, жила семья Марксов. Они не были самыми богатыми или бедными. Если быть честными, им хватало, на что жить и большего они пожелать не могли, разве что ребенка, которым их обделила жизнь.

Миссис Маркс относилась к тому типу легковерных людей, что без всяких доказательств, в полной мере, готовы были верить во всякую чушь, какая только донесется до их ушей, а потому, услышав от соседки, чей язык по длине и остроте не знал предела, о местной гадалке, тут же помчалась к ней.

«В эту ночь вам удастся зачать ребенка, у вас родится девочка, но она принесет вам погибель», — сообщила женщина. Любой порядочный британец с уверенностью бы сказал, что она не в своем уме, но только не миссис Маркс.

Ночью они и впрямь зачали ребенка и, ровно через девять месяцев, в ночь на пятое мая тысяча шестьсот девяносто шестого года, в семье Марксов родилась девочка. Мать, обезумев, чуть не утопила ее, но она оказалось столь прелестной, что миссис Маркс, осознав, что творит, ушла молиться.

Ничем девочка не была обделена: ни внешней, ни внутренней красотой, ни любовью окружающих. Вскоре, даже мать забыла о словах провидицы или просто перестала предавать этому значение.

Вайолет Маркс была самой замечательной девочкой, какую только можно представить. Все ее любили, многие восхищались и, все же, оставались недовольные ею персоны. Одним из таким экземпляров была и остается Кассандра — молодая девушка, на вид, как и Вайолет — семнадцати лет, выделяющаяся из толпы, благодаря своим пепельно-серым волосам и черным глазам, один из которых периодически наливался кровью, толи от злобы, толи от перенапряжения, но вид это придавало такой устрашающий, что ни один селянин не решался к ней подойти и заговорить.