Жертвенность - Александра Ведьмина

— Что ты здесь делаешь?!

Парень тут же закрыл глаза и пулей вылетел за дверь.

— Прости! Дверь была открыта. Я ничего не видел! Честно ничего!

Делл явно переживал больше нее. Он чувствовал вину за происходящее и страх, что Лилиан его не простит, разочаруется в нем или вовсе возненавидит. Ответа не последовало.

Освободив душ и одевшись, девушка положила ему руку на плече.

— Прости, я должна была закрыть дверь, ты не виноват, тем более что ты ничего не видел.

Делл виновато опустил взгляд. На самом деле он видел все, но признаться не мог.

— Не переживай, я тебя не виню, мне не говорили, что твоя комната на этом этаже.

— Моя комната напротив твоей.

— Что же, в следующий раз закрою дверь.

Похлопав его по плечу, Лилиан вернулась в свою комнату за кофтой, а затем спустилась в гостиную, где стол оказался накрыт на двоих, что заставило ее удивиться так, словно она увидела живого динозавра. В такое время мистер и миссис Джеймс, Ник — все собирались за столом завтракать, за исключением тех редких дней, когда ей удавалось спать до второй половины дня.

— Твои родители уехали, а Ник недавно ушел. Я не уверен, когда они вернутся, — ответил Роб уклончиво. Он определенно знал больше, но ему приказали не говорить. Неужели ее родители надеются, таким образом, их сблизить?

— Может, вы хотели бы чего-то особенного на обед? У вас вялый вид.

— Нет, спасибо, Роберт.

Повар, пожав плечами, удалился, а Лили не давали покоя мысли.

Они одни, комнаты напротив — все сходится. Родители планируют свадьбу — иначе все не объяснить. Почему ей никто ничего не сказал? Знает ли Делл об этом?

Тут спустился он, после душа, волосы не успели высохнуть и капли воды стекали на клетчатую рубашку.

— Похоже, мы одни, все куда-то уехали, а мне не сказали.

— Я знаю об этом. Миссис Джеймс сказала: «Береги ее», — больше ничего.

— Звучит, как предсмертная фраза. С чего ей обо мне беспокоится? — Лилиан подумала, что это глупо и было сказано просто так, но в животе у нее что-то перевернулось, словно в ожидании чего-то плохого.

— Нет аппетита? Ты почти ничего не съела.

— Ах, нет, я отвлеклась, прости, — задумавшись, она напрочь забыла о завтраке, а странное ощущение надвигающейся «бури» не проходило.

В детстве, в такие моменты Лилиан поднималась в комнату бабушки, слушала игру на фортепиано и успокаивалась, но не была там со времен ее смерти. Она решила вернуться туда, несмотря на тайный страх, внушаемый этой опустевшей комнатой. Ей было необходимо побыть одной, но если направиться туда посреди бела дня — Делл будет волноваться и последует за ней. Именно поэтому, как только часы пробили полночь, она взяла из тумбочки фонарь, подаренный ей Ником на прошлое Рождество, пробралась по темному коридору и поднялась в самый верх по лестнице и вошла в самую дальнюю от нее комнату. Здесь все осталось таким, как было до смерти бабушки, разве что пыли стало больше, так как с каждым годом комната убиралась все реже, пока ее не запустили вовсе.

Ей стало не по себе. Комната и вправду веяла чем-то злым или ей просто казалось? Уходить она сейчас не намеревалась, осматривая миллиметр за миллиметром, словно в поисках чего-то, смахивая с книг пыль, она почувствовала, как по телу пробежал холодок.

«Ветер? Откуда? Из окна? Нет, оно закрыто».

Снизу, из-под половиц, веяло холодом. Там что-то было.

Лилиан пнула половицу ногой и, к глубочайшему ее удивлению, она двинулась. Ее взору открылось нечто, наподобие спуска в погреб. Дно затерялось глубоко внизу, а единственной опорой являлась старая, прогнившая от сырости и времени лестница. Все в девушке кричало: «Уходи отсюда, иди спать, не ищи неприятностей!» — но, по закону жанра, любопытство угасает лишь тогда, когда его утоляют. Даже если бы она ушла сейчас, любопытство не давало бы ей покоя и, в конце концов, заставило бы ее вернуться.

Сунув фонарик в карман, Лилиан стала медленно спускаться вниз. Лестница была крутая, так, что приходилось цепляться руками за все, что угодно, дабы не скатится кубарем.

Спуск длился долго, словно падение Алисы в кроличью нору, и все же, и тому, и другому в итоге пришел конец.

Спустившись, девушка увидела дверь, вид которой вверг ее в ужас: ее словно пытались выломать и выцарапать изнутри, а под ней были темные пятна — сама не зная, почему, Лилиан решила, что это могла бы быть кровь, но тут же отмахнулась, от этой мысли.

С противоположной стороны двери сквозило. Протянув руку к ржавой ручке двери, она утешала себя тем, что дверь, вероятнее всего, закрыта и ей не удастся попасть внутрь. Пульс участился, дыхание сбилось и засосало под ложечкой. Повернув ручку, Лилиан отперла дверь. Внутри что-то екнуло.

Освещая путь фонариком, она переступила порог просторной комнаты (а была это, несомненно, комната, а не некое подобие подвала). Всюду была мебель — сломанная; картины и прочие намекавшие на то, что здесь некогда кто-то мог проживать, предметы. Выцветшие обои были разорваны и перепачканы, да и само состояние комнаты походило на то, что по ней прошлась убийственная стихия. Удивительно, как тому, кто это учинил, не удалось выломать дверь.

Девушка не стала ломать голову над тем, что могло произойти, не хотелось ничего знать и уходить дальше нескольких шагов от двери, чтобы в любой момент убежать обратно — наверх, потом вниз по лестнице, на второй этаж, закрыться в комнате и в страхе накрыться с головой одеялом, там, где она и должна быть, но что-то не давало ей попятиться назад, заставляло двигаться дальше, выманивая, словно дичь. Лилиан чувствовала это и все же продолжала идти, как олененок, из любопытства приблизившийся к спящему льву.

Стояла гробовая тишина. Абсолютно никаких признаков жизни, какая-то смертельная обстановка, даже воздух казался здесь зловещим.

Чуть позже, Лилиан заметила, что это не единственная комната. Были еще двери, ведущие в другие комнаты, которые, как она могла предположить, некогда являлись ванной и кухней, но кто мог жить в таком месте?

Послышался еле слышный звук, напоминающий дыхание. Ее? Нет. Чье же? Нечто приближалось к ней, явно наслаждаясь страхом, накатывающим на жертву огромными волнами перед смертью. Одно движение — и она мертва. Жалкие фанатики считают, что знают все, думают, куда попадут: в Рай или Ад. Секрет в том, что они никуда не попадают. Если кто-то умер — он исчезает навсегда, оставив лишь пустую гниющую оболочку без чувств, без души, которую ничем не наполнить.