Драккары Одина - Андрей Зайцев

Глава 3

Жертва

С того дня, как ярл Стейнар, сын Асмунда, вернулся домой, прошло больше месяца. Дружина его за это время поредела еще больше. Полтора десятка викингов, пропьянствовав и промотав часть своей доли, подались в Данию, в Бретраборг, где готовились новые экспедиции в Британию. Стейнар никого не удерживал. В самые хорошие годы он оставлял при себе не так много людей, только самых испытанных и верных.

Тем временем мальчишка-русс, стал жить в доме ярла, можно сказать, на правах приемного сына. Больше остальных это задевало Гейду, но она не могла ничего поделать. Стейнар, во многих других делах шедший ей навстречу, здесь был непреклонен. Попытки Гейды узнать правду о мальчишке ни к чему не привели. Помня о наказе Стейнара, его люди молчали обо всем, что касалось «Эйктюрмира».

Старший сын Стейнара — Рагнар, после памятной стычки с чужаком во дворе их дома, теперь как бы не замечал его. Только при встречах презрительно поджимал губы и усмехался. Младший же, Бриан, к руссу относился спокойно. Он не находил причин для ненависти. А сближению мешало то, что мальчишка все еще не говорил.

Сестра Ингрид держалась на расстоянии и только издалека украдкой наблюдала за его поведением. Он казался ей каким-то странным, не в себе. И только Стейнар и его люди знали, в чем дело. Ярл верил, что рано или поздно мальчишка заговорит, и тогда он узнает, что же там произошло и что по­служило причиной гибели команды?

Как-то мальчишка, слоняясь вокруг двора, заметил неподалеку незнакомого старика. Тот стоял, глядя на него, и улыбался. Во взгляде незнакомца было нечто необъяснимое, невольно притягивающее к себе, но одновременно пугающее. Мальчик не знал, что ему делать: уйти или остаться? Вокруг не было ни души, кроме них двоих. Внезапно старик исчез. Мальчишка глядел по сторонам, ничего не понимая. Ведь только что этот незнакомец был тут? Куда же он делся?

А старый Эгиль, укрывшись за валуном, смотрел перед собой и как будто видел будущее... Ему, знакомому с культом пророчества богини Фрейи и обрядами кельтских друидов, с колдовскими плясками северных шаманов земли Суоми, открывалось многое в странных, порой бессвязных видениях...

Мальчик-русс принимал облик то викинга, то загадочного человека с головой собаки или волка, как будто похожего на одного из таинственных и страшных богов Локи...

А мальчишка в поисках старика убежал к берегу моря, но и там его не нашел. Во фьорде, на ровной водяной глади он увидел лишь несколько рыбацких лодок. Мальчик как заво­роженный смотрел на унылый мир скал, эти бесчисленные бухточки, далекое холодное солнце, а перед глазами, как из тумана, вырисовывался густой лес, люди, вооруженные топорами и чей-то голос, что-то переворачивающий в груди женский голос!.. Дитятко?.. Образ матери то становился более отчетли­вым, живым, то ускользал... Что с ней сейчас? Знает ли она, что сын ее жив? Рядом с матерью мальчик постоянно видел женщину, наверное, ее сестру. Черты лиц их были схожи.

Мальчишка зажмурил глаза, и, когда открыл, лес исчез, а женщина, знавшая его, как будто превратилась в чайку и что-то кричала, летая над фьордом. Но языка птиц он не знал.

Его слух, обострившийся до предела, уловил шаги за спиной... Мальчик обернулся и увидел одного из викингов — высокого, насмешливого, носившего на груди амулет в виде молота. Этот викинг, единственный кроме Стейнара и Хафтура кто говорил с ним, хотя и не получал ответа.

— Эй, русс! — смеялся Торстейн, подходя ближе. — Тебе нравится у нас?

Мальчишка молчал, хотя многое уже понимал.

— Вижу, что нравится, — Торстейн продолжал ухмыляться, хлопнув его по плечу. — А ты отошел... Клянусь моим по­кровителем Тором! Когда я впервые тебя увидел, думал, не жилец... Как тебе удалось такое?

Мальчишка слушал его речь без всякого выражения на лице. Он угадывал отдельные слова этого языка, ведь говори­ли с ним и раньше, но не очень часто. Бородатый красивый мужчина, похожий на этих людей, называл его Олафом и смеялся. Потом подходила его мать, и они с мужчиной куда- то удалялись. Мальчишка помнил, что бородатый мужчина появлялся, дарил ему подарки, а потом надолго пропадал. Именно он повесил ему на шею амулет в виде лодки, сказав, что это знак Ньёрда [15] .

Мальчишка слушал то, что говорят вокруг, но сам говорить не мог. И не хотел. Иногда ему казалось, что его немота охраняет от неприятностей. Ненависть Рагнара была понятна. Но ненависть этой красивой светловолосой женщины, жены Стейнара, удивляла. Он же не сделал ей ничего плохого?..

Торстейн сел на камень, глядя в сторону фьорда.

— Знаешь, ты был похож на воробышка, мокрого и жалкого воробышка... Пожалуй, я буду звать тебя Морской Воробышек. Ты как, не против?

Мальчишка промолчал, но тень улыбки бродила на его исхудавшем лице. Почему он что-то помнит, а что-то нет?

— Досталось тебе, я знаю, — кивнул Торстейн. Ему нравилось говорить с мальчишкой, несмотря на то, что тот не отвечал. — Ты ведь не немой, я-то знаю. Когда-нибудь заговоришь...

Картинки из прошлого, все пережитое за последний год, теснились в его голове. И этот мальчишка был там тоже... Торстейн, давно потерявший связь с родиной, не чувствовал ни к кому и ни к чему привязанности. Один из его товарищей уплыл несколько дней назад, звал с собой в Бретраборг. Но Торстейн решил остаться здесь. Из-за Гудрунн.

— Вот ты где? — хрипловатый голос за спиной раздался в полной тишине.

Торстейн и мальчик оглянулись. Хафтур... Как он смог так неслышно подобраться к ним?

— Ты ходишь, как кошка, Хафтур, — Торстейн убрал руку с рукояти ножа, висевшего на поясе.

— Я научился этому у франков, — усмехнулся Хафтур, садясь рядом с ними. — Когда они вырезали добрую сотню наших у города под названием Париез...

— Разве ты служил у Бьорна Железнобокого? — удивленно спросил Торстейн. — Я-то думал, что из наших только Рулаф Беззубый и Храфни из Согне были с ним.

— Это было еще раньше. Я плавал с Рагнаром Лодброком. И тогда мы чуть было не взяли город, но франки откупились от нас...

— Почему ты никогда не рассказывал об этом? — спросил Торстейн, уже зная, что не получит ответа на вопрос. Хафтур и Инегельд были самыми неразговорчивыми викингами из людей Стейнара. Из Хафтура, даже когда он был пьян, лишнего слова нельзя было вытащить и клещами.

— Я много чего не рассказывал... — усмехнулся Хафтур и тронул мальчишку за плечо. — Идем. Там пожарили много мяса. Ждут гостей.

— Это еще кого? — поинтересовался Торстейн.

— Должен приехать Харальд Весельчак.

Смутная тревога закралась в душу Торстейна, хотя он и не мог понять ее причину.

— Я слышал, что они не такие большие друзья с нашим ярлом?

— Это как посмотреть, — многозначительно произнес Хафтур.

— Может, ты и прав, — согласился Торстейн, задумавшись. — Так ты знал самого Рагнара Лодброка? Не пожелал бы я себе такой смерти, какая выпала на его долю...

Хафтур ничего не ответил. Перед глазами возник неясный, стираемый временем образ знаменитого вождя викингов.

Хафтур тогда был еще совсем молодым... Осада города франков оставила в его душе яркий след. Не раз он был на волосок от гибели, а уж в ночь памятной вылазки франков, он проснулся как раз в тот момент, когда враг перерезал горло его товарищу, а сам он, схватив меч, пронзил франка в живот. Второй воин пытался убить его топором, но Хафтур увернулся, распластавшись по земле, как уж, и ловко подсек противника ногой, сумев проколоть ему бок в то мгновение, когда он коснулся земли. Полумертвый франк корчился, стараясь и перед смертью достать викинга, но тщетно. Повторным ударом Хаф- тур добил его. А вокруг уже вовсю шла яростная схватка...　

Хафтуру здорово повезло тогда. Рагнару Лодброку — тоже. Но зим десять назад его поймали англичане в земле Нортумбрии и бросили в яму со змеями. Именно об этом только что вспоминал молодой Торстейн.　

— Пошли, — еще раз обратился к мальчишке Хафтур, поднимаясь на ноги. — Ты идешь с нами? — его взгляд уперся в затылок Торстейну.　

— Я приду позже.　

Когда Хафтур и мальчишка ушли, Торстейн смог собраться с мыслями и понять причину своего беспокойства. Магнус!.. Сын Харальда Весельчака. Примерно того же возраста, что и Торстейн. Но выше по крайней мере на полголовы, настоящий гигант. О нем говорили, что далеко пойдет. И переплюнет своего отца, а это дорогого стоило. Хотя Торстейн не верил в досужие россказни о том, что кто-то когда-то... Он уже видел людей, которые утром смеялись, ощущая себя любимцами судьбы, а вечером лежали с перерезанным горлом или проломленным черепом.　

Торстейн, несмотря на молодость, уже не раз готовился умереть, так и не зная наверняка, куда попадет после смерти. Может быть, поэтому, а может, потому, что он чужак, у него почти и не было друзей. Здесь все сходились запросто друг с другом, полная смертельных опасностей жизнь викинга сближала, а Торстейн оставался всегда как бы сам по себе. Но его уважали, зная, что на него можно положиться в бою, и это было самым главным.