Принцесса на Кириешках - Дарья Донцова

– Хорошая идея, – согласилась я, – и где он тут? Подскажи!

Майор сначала надулся, а потом вдруг неожиданно заявил:

– Ты послушай, какая тишина.

– Собаки лают.

– Это не то. В городе постоянный шум, машины ездят, люди ходят, а здесь…

Костин не успел закончить фразу, потому что звук его голоса перекрыл надрывно-отчаянный вой. По улице, от которой наш участок был отделен красивым забором из кованых прутьев, пронеслись две ярко-красные машины.

– Где-то пожар, – насторожился майор.

Я подняла глаза вверх. Над вершинами деревьев, чуть левее того места, где мы вели мирную беседу, к небу поднимался столб дыма.

– Похоже, полыхает совсем близко, – сказал Костин, – хорошо, что здесь не шестисоточные участки. Вот в таких местах, где коттеджи понатыканы, словно сельди в банке, огонь – беда. Один займется – и все сгорят.

Дверь дома распахнулась, и выскочили Лиза, Кирюшка и Юлечка. Натягивая на ходу куртки, они ринулись к воротам.

– Эй, вы куда? – крикнул Костин.

Лизавета и Юля, не говоря ни слова, выбежали на дорогу, а Кирюшка заорал:

– Курочкорябские горят! Такой огонь, что глядеть жутко! Мы из мансарды заметили. Может, им помочь надо!

Мы с Вовкой, не сговариваясь, кинулись вслед за детьми.

ГЛАВА 6

Подойти близко к месту происшествия не дал жар, исходивший от полыхающего здания. Парни в робах сбивали пламя струями из брандспойтов.

Я быстро оглядела вымощенный плиткой двор и увидела Асю, прижимавшую к груди железную коробку.

– Ваши живы? – кинулась я к ней.

– Да, – растерянно кивнула та, – Лев Яковлевич, Света, Оля. Мы успели выбежать, я даже документы сумела прихватить. Никто не пострадал, только Света ушиблась, она с лестницы упала.

– Собирайте своих, и пошли в дом Василия, – быстро сказала я.

– Да нет, – забормотала Ася, – это же теперь ваш коттедж. Мы помешаем вам разбирать вещи.

– Вы простудитесь, наденьте куртку или пальто!

Ася поежилась:

– А нету, я в чем была, в том и выскочила.

Я потянула ее за рукав тоненькой кофточки:

– Пошли скорей, иначе воспаление легких вам обеспечено.

– Надо Льва Яковлевича позвать, – засуетилась Ася, – он может заболеть от переживаний. Ну-ка подержи.

Сунув мне в руки коробку, Ася метнулась влево. Я хотела поставить на землю железный ящик, оказавшийся неожиданно тяжелым, и уронила его. Крышка соскочила, внутри показались тесно уложенные, перехваченные разноцветными резинками пачки зеленых купюр. Я недавно отдала за дом огромную сумму наличности, поэтому сразу поняла: в коробке лежат те самые доллары. Быстро закрыв «сейф» крышкой, я подхватила его и прижала к груди. Ну Ася! Сует малознакомой женщине астрономическую сумму и убегает. Как вам это нравится? Похоже, дама совсем без головы, или она растерялась на пожаре? Откуда ни возьмись появилась Катюша с чемоданчиком в одной руке, второй подруга поддерживала девушку со спутанными светло-русыми волосами.

– Осторожно, осторожно, – повторяла Катя.

– Ой, больно, – воскликнула девушка, – я сломала ногу!

– Нет, просто ушибла.

– Ужасно дергает.

– Ничего, ничего, потерпи.

– Лампа, – крикнула Ася, – помоги!

Я побежала на зов и увидела Курочкорябскую и высокого, полного, холеного мужчину в роскошном халате. Очевидно, это был хозяин дома. От Льва Яковлевича исходил такой сильный запах одеколона, что мне на секунду пришла в голову бредовая мысль: сейчас из брандспойтов льется не вода, а французский парфюм.

– Пошли, Лева, – велела жена.

– Я никуда не двинусь без рукописи, – красивым, хорошо поставленным баритоном заявил супруг, – если мой труд погибнет, то жизнь потеряет смысл.

Ася глубоко вздохнула:

– Лампа, покарауль Льва Яковлевича.

Я не успела кивнуть, как она метнулась в сторону пожарища. Ее стройная, девичья фигурка исчезла в дыму.

– Вернись, – заорала я, – с ума сошла!

– Ася, – перекрыл мой крик голос Льва Яковлевича, – там, на столе, еще и книга в зеленом переплете, прихвати ее тоже!

Меня на миг парализовало. Не двигаясь, я в полнейшем изумлении смотрела на совершенно невозмутимого ученого. Потом меня охватило негодование. Он псих! Жена бросается в полыхающий дом ради стопки исписанной бумаги, а муж не только не останавливает ее, но еще и приказывает добыть свою рукопись! Хотя, может, я чего-то не понимаю? Вдруг у них, у великих ученых, так принято?

– Никто не догадался прихватить плед? – спросила внезапно появившаяся толстушка в голубых джинсах и майке.

Лев Яковлевич ничего не ответил, его лицо приняло отсутствующее выражение. Толстая девица махнула рукой:

– Папа, очнись, где мама?

– Кто? – вынырнул из заоблачных высей ученый. – Мама? Олечка, господь с тобой, она же давно скончалась!

Дочь с нескрываемым раздражением взглянула на отца:

– Умерла твоя мать, бабушка Вера! А моя жива. Если помнишь, ее зовут Асей, и она является еще и твоей супругой!

– Я, Олюшка, обладаю замечательной памятью, – совершенно спокойно, словно сидя в кабинете, в удобном кресле, а не стоя около бушующего пожара, завел ученый, – вот ты, например, можешь ответить, какого числа монголо-татарские войска захватили Смоленск?

Оля скривилась:

– О боже! Понеслось.

– Значит, нет, – констатировал отец, – а я, которого ты опрометчиво обвинила в отсутствии памяти, назову дату с легкостью…

– Не надо, – простонала дочь.

– Что же касается твоего вопроса, – ровным тоном вещал Лев Яковлевич, – то позволь напомнить его формулировку: «Папа, очнись, где мама». Фраза построена некорректно. Я, естественно, подумал, что ты спрашиваешь о моей родительнице, такое понимание вопроса вытекало из логики предложения. Если ты хотела узнать об Асе, следовало по-другому сформулировать вопрос: «Папа, очнись, где моя мама?» Тебе понятен ход моих рассуждений или нужно объяснить все еще раз? Все беды этого мира происходят от того, что люди элементарно не умеют выражать свои мысли: думают одно, вслух говорят другое, подразумевают третье, а понимают их все равно неверно. Да-с! Кабы…

– Пойду гляну, может, Светка догадалась одеяло прихватить, – оборвала отца Оля и ушла.

Лев Яковлевич покачал головой, покусал нижнюю губу и вновь впал в нирвану.

– Лева! – выкрикнула запыхавшаяся Ася. – Вот рукопись и книга. Пошли скорей!

Спустя два часа мы сидели в гостиной нового дома, среди разбросанных тюков, полуразвязанных узлов и нераспакованных коробок.

Курочкорябские выглядели плохо, все бледные, потерянные. За короткое время мы успели перезнакомиться, и я поняла, что пухлая девушка Оля – дочь Аси и Льва, а Света, миловидная блондинка, вдова покойного Василия.

Еще мне стало ясно, что спокойной, размеренной жизни в только что приобретенном загородном особняке у нас не получится. Катя, вводя погорельцев в дом, произнесла:

– Вы не волнуйтесь, здесь полно места, все разместимся с удобствами.

Ася замахала руками:

– Нет, мы не можем так стеснять вас!

– Ерунда, – отмахнулся Костин, – сделаете ремонт и съедете. – Если останется, что ремонтировать, – буркнула Оля.

– Значит, отстроитесь заново, – не сдался Вовка.

– Боюсь, у нас плохо с деньгами, – тихо сообщила Ася, – на жизнь-то хватит, а вот на масштабное строительство нет.

Я искоса глянула на женщину. Она не знает, что я случайно увидела содержимое коробки, неужели тех долларов не достаточно для восстановления здания? Впрочем, я же просила Асю не говорить никому, что отдала ей деньги. Вот она и старается ради меня.

Следующий час мы решали бытовые проблемы и наконец пришли к консенсусу. В мансарде будут жить Оля и Света. На втором этаже в одной комнате поселятся Юлечка и Сережа, в другой – Катя. На первом разместимся я и Лиза, нам отдают угловую спальню, Ася займет крохотную гостевую, для Льва Яковлевича переоборудуют сорокаметровую гостиную, а Кирюша переедет в гараж к Костину.

– Я не очень хорошо понял, – ожил ученый, узнав про план расселения, – я сплю здесь?

– Да, – кивнула Ася, – не волнуйся, мы очень уютно оформим комнату, повесим, как ты любишь, темные гардины.

– Мне без разницы, в каком месте спать, – раздраженно сказал муж, – я абсолютно неприхотлив в быту, но где стану работать?

– Здесь же, – ответила Катя, – комната огромная, просто Георгиевский зал. Внесем сюда письменный стол.

– Это совершенно невозможно! – покачал головой Лев Яковлевич.

– Почему? – удивилась Юлечка. – Вам здесь не нравится? Хотите, вселяйтесь в нашу спальню, а мы с Серегой переедем сюда!

– Я не могу писать там, где сплю, – заявил ученый, – мне для плодотворной работы необходим кабинет.

– Зачем? – разинула рот Юля. – Мы стол поставим и кресло.

– Боюсь, что вам, человеку не творческому, проблему не понять, – отрезал историк и повернулся к жене: – Ася, займись делом! Приготовь спальню и кабинет, помещения должны быть рядом, кстати, подойдет соседняя комната.