Шествующий из Валгаллы - Роберт Говард

В святилище едва теплились светильники, вдобавок клубами висел фимиам. Но не дым, а жажда крови затуманила мне взор. Мой нечеловеческий крик жутко прозвенел под сводом храма, и я ринулся вперед. Меч мой крутился, точно смерч, раскалывая черепа.

От той неистовой бойни остались лишь беспорядочные обрывки воспоминаний. Помню вопли, свист стали, ужасающей силы удары, хруст костей, фонтаны крови. Жрецы рвали на себе волосы и взывали к богам, а я свирепствовал среди них — разъяренный лев, опьяненный жаждой крови. Мало кому удалось сбежать от меня.

Вижу один образ, четкий на сумрачно-красном фоне всеобщего безумия: гибкая обнаженная девушка застыла от ужаса возле алтаря. Она поднесла к губам кубок с кровью. Глаза ее горели. Я схватил ее левой рукой и швырнул на мраморную лестницу с такой яростью, что, должно быть, переломал ей все кости. Остальное помню плохо. Краткий приступ бешенства — и святилище завалено трупами. Потом я стоял среди мертвецов в храме, который теперь больше смахивал на бойню. По полу тянулись ручейки крови. Повсюду валялись куски человеческой плоти, выглядели они жутко и непристойно.

Мой меч выпал из обессилевшей руки, когда я, еле волоча ноги, приблизился к алтарю. Веки Алуны затрепетали и размежились.

— Хьяльмар! — прошептала она. И вновь ее глаза закрылись. От длинных ресниц на щеки легли тени, с тихим вздохом она пошевелила головой. Больше всего Алуна напоминала уснувшую девочку. Моя душа рвалась из груди, но уста сковала немота. Я был варваром и не умел выражать свои чувства. Опустившись на колени у алтаря, я неуверенно провел рукой по ее телу. Я поцеловал губы умирающей неловко, как зеленый юнец. Один лишь этот поцелуй... Впервые за всю свою жестокую жизнь я, ас по имени Хьяльмар, испытывал любовь к другому человеку.

Потом я медленно поднялся, постоял над мертвой Алуной и так же медленно, рассеянно подобрал меч. Едва ладонь коснулась рукояти, мой разум обуяло безумие — слепая ярость, присущая моему племени.

Со страшным криком бросился я к мраморной лестнице. Иштар! Дух Алуны отправился к богине, и пусть по пятам за этим духом явится мститель! Богиня поплатится за Алуну. Жрецы сказали, что Иштар живет наверху и лестница ведет в ее обитель. Казалось, меня там ждут туманные царства звезд и теней. Я поднялся на головокружительную высоту, и святилище внизу обернулось неясной россыпью тусклых огней. Вокруг меня разливалась тьма.

Неожиданно я вышел, но не на широкие звездные просторы, где витают божества, а к решетке с золотыми прутьями. По ту сторону прутьев рыдала женщина. Но это оказалась не нагая душа Алуны перед божественным престолом — ее плач я бы узнал, будь она хоть живой, хоть мертвой.

В безумном гневе схватился я за прутья решетки. Они согнулись под моим натиском. Я вырвал их и пролез в отверстие, едва сдерживая крик берсеркера. В глубокой нише тускло светил факел, благодаря ему я увидел, что нахожусь в круглом помещении со сводчатым потолком, и стены, и потолок, казалось, были сделаны сплошь из золота. Вокруг меня стояли бархатные ложа с шелковыми подушками, на одном из них возлежала плачущая нагая женщина. Я увидел на ее теле следы от бича и остановился, напрочь сбитый с толку. Где же богиня Иштар?

Должно быть, я произнес этот вопрос вслух, коверкая язык Хему. Девушка подняла голову и устремила на меня взор темных очей. Она показалась мне очень красивой, но было в ее красоте что-то чуждое, неестественное, непостижимое для меня.

— Я и есть Иштар, — ответила она. Голос ее звучал тихо, как отдаленный малиновый перезвон колокольчиков, и его прерывали рыдания.

— Ты? — Я ахнул. — Ты — Иштар, богиня Хему?

— Да! — она поднялась на колени, ломая белые руки. — О, человек, кто бы ты ни был... даруй мне милосердие, если оно вообще существует! Снеси мне голову с плеч и покончи с муками, длящимися уже целую вечность!

Эти слова заставили меня попятиться и опустить меч.

— Я пришел отомстить кровожадному божеству, — проворчал я. — Не собираюсь убивать хнычущую рабыню. Если ты — Иштар, то... что все это значит?

— Внемли же, я поведаю правду! — вскричала она, приближаясь ко мне на коленях и хватая подол кольчуги. — Только выслушай, а потом даруй малость, о которой я прошу... порази меня своим мечом! Я — Иштар, дочь царя сумеречной Лемурии, страны, давным-давно погрузившейся в море. Еще в детстве я была отдана в жены Посейдону, богу моря. Жуткой и таинственной брачной ночью, когда я лежала на груди океана, Посейдон даровал мне вечную жизнь, но она за долгие века моего плена стала сущим проклятием... Но в те далекие времена я жила в пурпурной Лемурии, молодая и красивая, как и сейчас. Мои товарищи по детским играм старели и седели, а я оставалась прежней. А потом Посейдону надоели Лемурия и Атлантида. Он встал и тряхнул своей пенистой гривой. Его белые скакуны промчались над степями, шпилями и алыми башнями, но, как и прежде, волны моего владыки, Посейдона, мягко вынесли меня на берег. Там меня и нашли жрецы. Жители Хему утверждают, что пришли на эти берега из Лемурии, но на самом деле они — раса рабов, говорящая на убогом языке невольников.

Когда я обратилась к ним по-лемурийски, жрецы закричали народу, что Посейдон ниспослал им богиню. Люди пали ниц и стали поклонятся мне. Но жрецы уже тогда были такими же хитрыми и коварными, как сейчас... Эти некроманты и демонопоклонники не признают никаких богов, кроме пантеона Внешней Бездны. Они заточили меня в этот золотой купол и пытками вырвали мою тайну... Более тысячи лет народ почитает меня, и лишь иногда людям позволяют увидеть их богиню мельком на мраморной лестнице, полускрытую дымом... или услышать, как я говорю на чужом языке. Но жрецы... О, боги My, чего я только не вытерпела от них! Богиня для народа, рабыня для жрецов!

— Почему ты не погубишь их с помощью магии? — недоуменно спросил я.

— Я не колдунья. Хотя ты принял бы меня за волшебницу, если б я открыла тебе все мои тайны... Лишь одно колдовство я могу сотворить... колдовство, влекущее за собой ужасную, всесокрушающую гибель... Но для этого я должна прийти на рассвете к берегу и позвать Посейдона. Тихими ночами я слышу, как он бушует за утесами. Он спит и не внемлет моим крикам. И все же, если б я могла встать у него на виду и призвать, он внял бы... Жрецы хитры, они держат меня вдали от грозного супруга... Больше тысячи лет не смотрела я на его могучее голубое тело...

И тут мы оба вздрогнули. Откуда-то издалека донесся до нас страшный, дикий гам.

— Измена! — воскликнула она. — Твоих соплеменников убивают на улицах! Вы уничтожили врагов, которых боялись горожане, но теперь народ Хему восстал против вас!