Три правила ангела - Катерина Снежинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А от… – Ленка длинно сглотнула. – Откуда вы знаете, что я в артистки?
– Разве не угадала? – лукаво прищурилась Элиза. – Или вы в эти вот, – она снова ткнула вилкой в сторону телевизора, – в певицы мечтали?
– Вообще, я мечтала в балерины, – опять же на ровном месте развеселилась Лена. Беда с этим настроением. – Но мне сказали, что с таким ростом надо не в балерины, а в стриптизерши идти. И что я старая. А мне тогда двенадцать исполнилось.
– Чтобы начать заниматься балетом, и впрямь старовата. Это я вам как ба-альшой специалист говорю.
– А вы были балериной? – совсем не удивилась Ленка.
– Нет, я была театральным критиком, – непонятно чему, но как-то не слишком радостно, усмехнулась хозяйка. – Ну вот посмотрите, что это такое, а? – Лена глянула через плечо. В телевизоре вытанцовывала девица – полуголая и в блёстках. Правда, не понять, одна из прежних или другая. Наверное, всё-таки другая, потому что под красотой на синей полосе значилось: «Певица Степашка» и название песни «Обними меня розово». – Вы мне можете объяснить, почему Степашка? Её зовут Степан? Или Степанида? Группа «Спокойной ночи, малыши!» И розово обнять – это как?
– Наверное, так же, как фиолетово.
– Что-что?
– Ну, говорят же: «Мне это фиолетово».
– Вот ведь странность. Полная бессмыслица, но я поняла, о чём речь идёт, – подивилась Элиза Анатольевна, отправляя в рот очередной кусок селёдки. – Всё-таки феноменальная штучка эта ваша рыбка, а Макс дурак и я… Что? – Хозяйка вдруг выдохнула длинно, с громким присвистом. Упавшая вилка гулко ударилась о скатерть, оставив безобразное масляное пятно от «феноменальной штучки». Женщина вмиг побледнела так, что на щеках стали видны синеватые прожилки, и невесть откуда взявшиеся тени легли под глаза, делая лицо похожим на череп. – Что… как это?
Ленка обернулась, пытаясь понять, что так поразило старушку, но ничего такого не увидела. Кухня как кухня, прежняя. Люк сидел на диванчике, топориком насторожив уши с кисточками. Окна плотно зашторены, да и что за ними увидишь, всё-таки четвёртый этаж. В телевизоре по-прежнему скакала певица Степашка.
– Элиза Анатольевна, вам плохо? – спросила Лена почему-то шёпотом, а, главное, не понятно зачем, как будто без вопросов не ясно: плохо, да ещё как. – Сейчас, «скорую» вызову. Какие таблетки дать?
– Перстень! – сдавленно прохрипела хозяйка, держась ладонью за горло, будто высокий ворот блузки её и вправду душил. – Лена, перстень! Ты видишь?
Ленка снова обернулась к телевизору. Блестящая Степашка как раз открыла рот так широко, что стали видны, кажется, даже зубы мудрости, а вот никакого перстня Лена не разглядела.
– Боже мой! – очень чётко выговорила Элиза, тяжело вздохнула и начала заваливаться на бок.
Ленка, уронив стул, подхватила её, то ли донесла, то ли доволокла до диванчика – показалось, будто старушка весит не больше кошки – спихнула недовольного таким оборотом Люка и, наконец, догадалась, что, честно говоря, стоило сделать с самого начала, вытащила из кармана телефон.
[1] Тонар (здесь) – передвижной коммерческий ларёк, магазинчик на колёсах (или снятый с колёс). Название произошло от завода «Тонар» (расшифровывается как «Товары народу»), который первым начал производить такие фургоны.
[2] Намёк на произведение «Пятьдесят оттенков серого».
Глава 3
– Вы бы поберегли бабушку, – посоветовала на прощание докторица, уставшая тётка с добрым и немного грустным лицом. – Всё-таки не девочка. Хорошо ещё, что у неё гипотония[1].
– Разве болезнь может быть хорошей? – буркнула Ленка, натягивая рукава свитера на пальцы.
Её знобило, ладони замёрзли так, будто руки она в ледяной воде держала, и морозец по спине пробирал. Это со страху. Хорошо, что всё обошлось.
– Ещё как может, – покивала врачиха, натягивая форменную куртку, больше смахивающую на ватник. – Особенно в таком возрасте. Была б гипертония, неизвестно, чем дело кончилось бы. Но вы всё равно берегите, нервничать не давайте.
– Угу, – кивнула Ленка, закрывая за «скоропомощинскими» дверь.
– Что у вас произошло? – тут же накинулся на неё Макс, до этого вполне успешно прикидывавшийся молчаливым приведением, а тут зашипел подколодным гадом.
В свете слабосильного бра, едва-едва освещавшего коридор, его глаза казались совсем уж чёрными, и мерещилось, что нос вытянулся ещё больше, стал крючковатым, ведьминским. Короче, жуть с ружьём, а не мужик, даром, что никакого ружья нету. И какой чёрт дёрнул ему звонить? Вот и Элиза Анатольевна всё твердила: «Не надо, не надо!». Правильно, между прочим, твердила, без него бы прекрасно обошлись. А ещё спиртным от господина Петрова тянуло, сейчас как буянить начнёт и что делать прикажете? Полицию вызывать? Тогда уж и пожарных до кучи, чтоб, так сказать, охватить все службы.
– Чего молчишь? – рыкнул Петров.
– Потому что сказать нечего, – огрызнулась Ленка. Устала она, уж больно день выдался каким-то бесконечным, края ему не видно, а ещё нервотрепательным. – Ничего не произошло. Ели себе спокойно, Элиза Анатольевна селёдку мою хвалила. Потом вроде как в телевизоре что-то увидела, ну и сознание потеряла.
– Что увидела?
– Да почём я знаю! Она про кольцо какое-то говорила, я не поняла.
– Какое ещё, к хвостам собачьим, кольцо?
– Я всё слышу, – донеслось почему-то не из хозяйкиной спальни, а из кабинета. – Потому можете не шептаться, а идите лучше сюда. Макс, принеси мне сигареты. Они на кухне, закопаны в банке с чёртовой овсянкой. В смысле, с хлопьями.
Элиза Анатольевна, которой, вообще-то, было положено в кровати лежать, закинув ногу на ногу, сидела за столом, крытым зелёным сукном, барабанила наманикюренными ноготками по клавишам ноутбука и покачивала тапочкой, висящей на самом кончике ступни. С волосами, собранными в небрежный пучок, в длиннополом халате с широченными рукавами старушка выглядела непривычно, но странно моложе, чем обычно. И, между прочим, тапочка её была не только с пушистой розовой оторочкой, что для такой обуви, в общем-то, нормально, но и с немалым каблуком.
– Мам, от тебя «скорая» только что уехала!
– Очень надеюсь, по дороге обратно они не заблудятся. Или, думаешь, им всё-таки стоило выдать карту?
– Мама, врач сказал…
– Сына, о вреде курения, а так же алкоголизма и злоупотребления вредной пищей, мне всё рассказал доктор Зильберман ещё в
