Возвращение в Ахен - Елена Хаецкая

У огромного котла стоял один из воинов Фарзоя и изо всех сил ударял по бронзовому днищу рукоятью меча. Вокруг уже собралось почти все племя. Наконец, вперед вышел сам вождь, Фарзой, сын Фарсана. Он тронул воина за плечо и произнес несколько слов, которых Синяка не расслышал. Они дождались, пока утихнет последний гулкий отзвук потревоженной бронзы, и воин, подсаженный сильными руками, поднялся на котел.

Теперь он был хорошо виден. Злые черные брови, разлетавшиеся под белыми волосами, подчеркивали его сходство с той девушкой, что носила в прическе красные стрелы и в день появления Синяки с великаном в поселке морастов помогала Асантао выпекать хлеб. Ему было около сорока лет.

Он поднял руки к подбородку и дернул завязки плаща. Плащ упал, прошуршав в полной тишине, и все увидели, что одежда покрыта пятнами крови. Рядом с Синякой сжал губы Мела. Аэйта не было видно.

Молчание нарушил тяжелый голос вождя.

— Говори, Фратак.

Фратак сказал:

— Сегодня они напали на нас у Дерева Восьми Клыков.

Ему не нужно было объяснять, кто такие «они». Мела отчетливо скрипнул зубами.

— Нас было пятеро, их больше двадцати, — продолжал Фратак. — Их вождь силен и полон дьявольского ума. — Внезапно плечи его поникли. Казалось, он едва держится на ногах. — Они сожгли дерево… — выговорил он с трудом.

Синяка почти физически ощутил, как волна ужаса прокатилась по всему племени.

В эту минуту вождь выступил вперед и негромко, но очень отчетливо спросил:

— Кто убит?

Фратак беззвучно пошевелил губами, прежде чем ответить:

— Алким, Афан, Кой и Меса…

Синяка ожидал горестного женского вопля, но все по— прежнему молчали. Потом глухой мужской голос из толпы проговорил:

— Зачем ты остался жив, если они погибли?

Фратак побледнел и пошатнулся, но ответил еще тише:

— Чтобы сказать вам об этом…

Но голос был неумолим:

— Как же ты уцелел?

Вместо Фратака ответил вождь:

— Он жив, и этого довольно.

Похоже, эти слова были приказом, потому что больше вопросов не было. Фратак обессиленно опустился на землю. Возле него уже стояла Асантао. Теплые карие глаза колдуньи быстро отыскали в толпе Синяку.

— Помоги мне отнести его к дому, — сказала она так просто, точно Синяка всю жизнь ходил у нее в помощниках.

Он не стал возражать.

Когда Фратак уже спал, измученный болью и усталостью, Синяка спросил чародейку:

— Скажи, Асантао, эти убитые воины — Меса, Кой, Алким и… — Он запнулся.

— Афан, — спокойно подсказала она, ничуть не удивленная тем, что он запоминал их имена. — Что ты хочешь узнать о них?

— Разве в племени не осталось их близких?

— Почему же нет? Алким и Афан — братья, у них жив отец, у Месы три сестры, а Кой был младшим из пятерых…

Синяка помолчал, собираясь с мыслями и не зная, как лучше задать вопрос, а потом набрался духу и спросил прямо:

— Почему же никто не плачет по ним?

Асантао пожала плечами.

— Слезы прольются, беды остаются, — ответила она пословицей.

— Печаль не мочит, она жжет. — Глаза чародейки потемнели. — Черная Тиргатао ходит по полю битвы с огненным рогом в руке. Она выжигает радость из душ тех, кто остался в живых. Если бы печаль поливала нас водой, мы перестали бы быть воинами. — Она помолчала немного, а потом заключила: — Горькое это пламя. Кого опалил огонь Тиргатао, тому вода уже не покажется сладкой.

Раненый застонал во сне. Асантао помогла ему лечь удобнее.

Синяка вспомнил об еще одной непонятной вещи.

— Что это за Дерево Восьми Клыков?

Асантао обтирала кровь раненого со своих рук.

— Это тайна, — коротко ответила она.

Синяка вздохнул.

— Тайна так тайна, — пробормотал он, решив не спорить.

Пузан, обдиравший перья с утки позади дома, обиженно встрял:

— Вишь какие гордые… секреты все у них. Вы, господин Синяка, только зря время тратите на эту мелюзгу. Верно замечено: чем меньше нечисть размерами, тем больше в ней гонору и всякой вредности…

— Заткнись, — оборвал его Синяка.

Асантао низко наклонила голову, убирая в свою корзину коробки с порошками и травами, и Синяка заметил это.

— Он обидел тебя, — сказал он ей тихо. — Я убью этого ублюдка!

Женщина вдруг улыбнулась.

— Он не отвечает. Мне довольно того, что ты думаешь не так, как он.

— Не отвечает? Кое за что он сейчас ответит. — Синяка возвысил голос. — Пузан, иди сюда!

Великан предстал с очень недовольным видом. Перья утки прилипли к его локтям, кровавые пятна имелись на щеке и под носом, где он, видимо, убил слепня.

— Чего? — спросил он. — Я делом занят. Для вас же стараюсь…

Он заметил, что Синяка по-настоящему сердится, и слегка присел в испуге.

— Пузан, ты меня знаешь, — с легким нажимом проговорил Синяка. — Если еще раз позволишь себе…

Великан быстро-быстро заморгал.

— Не… — сказал он жалобно, и его рот с готовностью расплылся в плаксивой гримасе. — Ни в жизнь. Клянусь кишками Торфинна, чтоб он вернулся, паразит! Я же все это любя и исключительно потому, что вы великий, и я вам предан, а они это… не уважают.

— Вон отсюда, — сказал Синяка.

Великан с видимым облегчением удалился. Из-за дома доносилось теперь сопение, вызывающее, но не чрезмерно наглое.

— Зря ты с ним так, — сказала Асантао, пристально посмотрев на Синяку. — Он тебя любит.

— Знаю, — буркнул Синяка.

Вечером он решил найти Аэйта. Свистнул ящерке, которая подбежала из темноты и ткнулась носом в сапог. Синяка наклонился и взял ее на руки. Пачкая его рубаху золой, саламандра развалилась у него на плече, видимо, решив, что пришла пора отдохнуть. Но Синяка легонько потрогал ее пальцем.

— Найди мне этого парнишку, Аэйта, — сказал он. — Пожалуйста.

Рубиновые глазки на миг блеснули, коготки царапнули плечо, и саламандра снова замерла, уютно пригревшись на плече. Она упорно не слышала никаких просьб.

— Ах ты, ленивая жирная скотина, — прошептал Синяка. — Я ведь могу тебе приказать.

На этот раз ящерка дернулась довольно сильно. Она помнила, как он поймал ее, и ей совсем не хотелось снова корчиться, придавленной его чудовищной властью. К тому же, в силу своей безмозглости, человек не понимал, какую боль ей тогда причинил.

Ящерка стремительно скользнула в траву, оставляя за собой только огненную полоску в темноте. Синяка сел, скрестив ноги, и стал ждать.

Ждать ему пришлось недолго. Аэйт, как всегда, выступил из пустоты, бесшумный, точно тень.

— Привет, — произнес он, радуясь тому, что Синяка от него шарахнулся. Саламандра высунулась у парнишки из-за пазухи и нахально уставилась на своего хозяина немигающими красными глазами. Эти двое были так довольны собой, что Синяке захотелось испортить им настроение.