Я, Бабушка, Илико и Илларион - Нодар Думбадзе

— Напрасно, лучше бы прирезал ее! — сказал Илларион.

— Да кому она была нужна больная! Время тогда было другое, не то что сейчас…

— Сейчас война… Народ нуждается… — сказал я.

— И то правда… Туго приходится людям… Нам-то еще ничего, а вот в Ленинграде, говорят, в дни блокады, люди кошек ели…

— Да что в Ленинграде! Я улыбнуться боюсь даже в собственном доме! — сказал Илларион.

— Это почему же? — не понял Илико.

— А потому… Стоит мне показать зубы, как мой петух этаким коршуном кидается на меня, — думает, во рту у меня кукурузные зерна!

— А ты зарежь его! — посоветовал я.

— А потом ты будешь каждое утро кукарекать и будить меня, да? — спросил Илларион.

— Так вот, — продолжал Илико, — заупрямился, оказывается, дед Харитон. Не желаю, говорит, видеть ее в моем доме. А моя бабушка Каленти прямо на стенку лезет: вы, говорит, ничего не понимаете, это, говорит, породистая свинья, погодите, она еще покажет себя! И что же, бабушка, оказывается, была права! Моя Серапиона и есть потомок того дохлого поросенка.

— Да она лучше некоторых молодцов! — сказал я.

— Зурикела, ведь ты умный парень! — просиял польщенный Илико. — Ну-ка, скажи по совести, разве моя Серапиона не достойна всяческого уважения?

— А по-моему, Илико, дорогой, ты ее просто недооцениваешь, казал Илларион. — На кой черт тебе эта разбойничья фотография деда Харитона с закатившимися глазами? Пригласи нашего Павлушу-фотографа и закажи ему портрет Серапионы; лучше этого портрета что ты можешь повесить в комнате?

— Илларион Шеварднадзе, если эта свинья не лучше тебя, чтоб я ее гроб вынес из своего дома, — сказал Илико и так посмотрел на Иллариона, что я понял: назревал скандал, и это в то время, когда заветная бутылка с водкой была уже так близко! Я подмигнул Иллариону нашел тоже время шутить, и сказал:

— Не обращай на него внимания, Илико! Твоя свинья только говорить не умеет, а так совсем как человек.

Илико испытующе взглянул на меня. Я выдержал взгляд. Тогда Илико встал и, бормоча что-то под Нос, пошел за водкой.

— Нашел время шутить! — набросился я на Иллариона.

— Идите вы все к черту! — огрызнулся Илларион. — Уже и слова нельзя вымолвить! Может, кланяться прикажете этой вонючей свинье!

Илико принес бутылку водки, три стакана и пару заплесневелых чурчхел. Первые два стакана выпили молча, кивнув друг другу головой. Перед третьим стаканом Илико держал речь:

— Зурикела, теперь ты считаешься ученым человеком. Правда, со страшными мучениями и переживаниями, но все же дотащился ты до девятого класса. Ну вот, если не учил, так хоть слышал, может быть, что нашим предком была обезьяна.

— А какой же еще предок мог быть у тебя, как не обезьяна? — вставил Илларион. Теперь он ничем не рисковал — бутылка с водкой стояла перед ним. Но Илико будто и не слышал.

— Я хоть и не особенно силен в науке, но думаю, что это не совсем правильно. Мне кажется, что у разных людей были разные предки. Взять, к примеру, Серапиона Сепертеладзе… его предком наверняка была свинья. Посмотри на мою Серапиону и на Серапиона Сепертеладзе! Чем не близнецы? Говорить не умеет? Ну и что же? Ведь рождаются немые люди? Вот так и моя Серапиона…

— А вот я расскажу об этом Серапиону Сепертеладзе, он тебе покажет предков! — сказал Илларион.

— Пожалуйста, расскажи! Что он и сам, думаешь, не знает! — парировал Илико. — Да я тебе лучше скажу. Видишь Иллариона? — продолжал он, обращаясь ко мне. Илларион насторожился.

— Ну, вижу…

— Знакомо тебе его упрямством

— Ну, положим, знакомо…

— Ты видел, как он смеется1 Это же ослиный рев! — Я был вынужден согласиться. — А его длинные уши ты тоже видишь? — возражать не приходилось: факт был налицо. — А теперь, если можешь, докажи мне, что предок Иллариона не был ослом!

Илларион поперхнулся чурчхелой и закашлялся. Отдышавшись, он встал, взял шапку и, не произнеся ни слова, направился к калитке. Потом с сожалением оглянулся на бутылку, вернулся, наполнил стакан, одним духом выпил и так же молча пошел к выходу. И только дойдя до калитки, он обернулся и крикнул:

— Ну, одноглазый черт, ты еще попляшешь у меня!

Илико удовлетворенно посмеивался.

…Приближался долгожданный день появления на свет божий йоркширского потомства. Ко двору Илико началось паломничество будущих свиновладельцев. Сдав положенный пуд кукурузы, они получали расписку следующего содержания:

«Я, Илико Чигогидзе, получил от гражданина такоro-то один пуд кукурузного зерна, взамен обязуюсь выдать ему одного поросенка (указывался пол новорожденного), после того как перестанет сосать».

Переговоры проходили довольно мирно, в атмосфере дружбы и взаимопонимания, если не считать одного обстоятельства: каждый покупатель старался во что бы то ни стало заполучить себе поросенка-самку.

— Люди! — сокрушался Илико. — Где это видано, чтобы свинья рожала двенадцать самок!

— Почему же, — отвечали ему. — У Кучулия Цинцадзе, например, двенадцать дочерей!

— Пожалуйста, в таком случае договаривайтесь с Кучулия и Серапионой, и пусть Кучулия выдает вам расписки! Я ничего не знаю больше!

— Илико Чигогидзе, будь ты немного моложе, вырвал бы я у тебя твой проклятый язык! — бесился Кучулия.

— Будь я немного моложе, распорол бы тебя по швам! — наступал Илико.

Были среди покупателей и такие, которые пытались выторговать саму Серапиону. Но Илико здраво смотрел на жизнь своим единственным здоровым глазом. Душу запродал бы, но Серапиону ни за что.

— Ну, что тебе еще нужно? — приставал к нему Аслан из Суреби. — Отдаю за свинью коня и двести штук отборной дранки в придачу. Договорились?

— Ищи дурака, дорогой Аслан! Сейчас военное положение: коня могут забрать в кавалерию, а моя Серапиона кому нужна?

— Продай свинью, пока не поздно! — пугал Аслан. — Все равно ей пропадать, — Гитлер на Hocy!

— Поживем — увидим, дорогой Аслан. А ты не знаешь, не из-за моей ли свиньи Гитлер напал на нас? — спрашивал Илико,

После этого Аслану оставалось безнадежно махнуть рукой и уйти.

Однажды вечером Илико пришел к нам и свалил под мушмулой мешок с кукурузой.

— Что это, Илико? — спросила бабушка.

— Вчера я выдал одиннадцать расписок на потомство Серапионы, — объявил Илико, — и получил одиннадцать пудов кукурузы. Теперь до осени мне хватит.

— Почему одиннадцать? — удивилась бабушка. — Ведь Серапиона всегда рождает не меньше двенадцати поросят?

— Одного поросенка я дарю твоему прохвосту. И вот кукурузу тоже. Не обижайся, Ольга. Знаешь ведь, как я люблю этого лоботряса.

— Боже милостивый, пошли счастья и радостей Илико Чигогидзе и всей его семье. Пусть наполнится его дом добром, — прослезилась бабушка и поцеловала Илико в лоб.

— Ночью сходим на мельницу, через час зайди за мной! — сказал мне Илико и ушел…

…Уже брезжил рассвет, когда я и Илико с мешками муки на плечах возвращались домой. На ветвях деревьев, унизанных курами, точно соревнуясь друг с другом, старательно драли горло петухи. Вдруг мы услышали ужасающий вопль.

— Это Машико кричит, — сказал Илико. — Неужели извещение о сыне получила, несчастная?..

Мы ускорили шаг.

— Угораздило же проклятую сдыхать в моем дворе! — причитала Машико. — Попробуй теперь убеди этого одноглазого, что я тут ни при чем!

Охваченный страшным предчувствием, Илико выронил мешок и, сразу обессилев, опустился на землю. Я стремглав помчался ко двору Машико, подбежал к плетню — застыл от ужаса: у самой калитки лежала и жалобно похрюкивала похудевшая до неузнаваемости Серапиона. Тут же валялось двенадцать крохотных поросячьих трупов!

— Что случилось, Машико? — с трудом выговорил я.

— Несчастье, несчастье, Зурикела. Вот тут через дыру в заборе пролезла — и пожалуйста… Сколько раз я предупреждала его: приглядывай, старый черт, за свиньей, не позволяй ей лазить куда вздумается! Не послушался, окаянный!.. Теперь пусть локти кусает! Собрались соседи — пострадавшие, сочувствующие и просто любопытные. Последним во двор пришел Илико. Побледневший, осунувшийся, он долго смотрел на Серапиону, потом снял шапку, в сердцах швырнул ее на землю и сказал:

— Где твоя справедливость, господи?! Совести у тебя нет! Что мне теперь делать?

— Крепись, Илико! — раздались ободряющие голоса. — Ничего ведь страшного не случилось: свинья жива, и все будет в порядке! При ее-то темпераменте!..

— А как быть с кредиторами? — сокрушался Илико.

— Обойдется как-нибудь…

— Соседи, люди добрые, согласны ждать до следующего опороса? — обратился Илико к кредиторам.

Наступило неловкое молчание.