Первые люди на Луне - Герберт Уэллс

Некоторое время мы хранили молчание. Хотя наш шар не был непроницаем для звука, все было совершенно тихо. Я заметил, что нет ничего, за что бы можно было ухватиться, когда произойдет толчек при нашем старте, и сообразил, что должен буду испытывать большое неудобство по отсутствию какого бы то ни было сиденья.

— Отчего у нас нет стульев? — спросил я.

— Я уладил все это, — сказал Кавор. — Стулья нам не понадобятся.

— Почему же?

— Увидите, — отвечал он тоном человека, не желающего продолжать разговор.

Я замолчал. Мне вдруг ясно и живо представилось, что я поступил крайне глупо, согласившись сесть в этот шар. «Не лучше ли, — задавал я себе вопрос, — убраться отсюда по добру по здорову, пока еще не поздно?» Я знал, что мир вне этого шара будет довольно холоден и негостеприимен для меня — уже несколько недель я жил исключительно на субсидии от Кавора, — но все же мир этот будет не так холоден, как абсолютный нуль, и не так негостеприимен, как пустое пространство. Когда бы не боязнь показаться трусом, думаю, что даже и в эту минуту я еще мог бы добиться того, чтобы он выпустил меня. Но я все колебался на этот счет, обуявшая меня щепетильность все более и более усиливалась, а время уходило.

Последовал легкий толчок, послышался шум, похожий на то, как будто откупорили бутылку шампанского в соседней комнате, и слабый свистящий звук. На мгновение я почувствовал огромное напряжение; мне показалось, что ноги у меня точно налиты свинцом. Но это ощущение продолжалось бесконечно малое время.

Однако, оно вывело меня из оцепенения.

— Кавор, — проговорил я во мраке, — мои нервы не выдерживают долее. Я не думаю, чтобы…

Я остановился. Он ничего не отвечал.

— Будь проклята вся эта затея! — вскричал я. — Я безумец! Что мне здесь делать? Я не иду, Кавор; предприятие это слишком рискованное; я ухожу!

— Вы не можете это сделать, — сказал он.

— Не могу? А вот увидим!

Он ничего не отвечал несколько секунд.

— Теперь слишком поздно нам препираться, Бедфорд, — сказал он после этой паузы, — легкий толчок — это был старт. Мы уже летим, летим так же плавно, как бомба, пущенная в бесконечное пространство.

Некоторое время я был ошеломлен случившимся. Мне нечего было сказать, как будто я никогда ранее не слыхал об этой идее покинуть наш мир. Затем я заметил неизъяснимую перемену в своих физических ощущениях. Это было необычайное чувство легкости, нереальности. К нему присоединилось какое-то странное ощущение в голове, почти апоплексического характера, и сильный шум в ушах. Ни одно из этих ощущений не ослабевало с течением времени, но, наконец, я так привык к ним, что не испытывал ни малейшего неудобства.

Я услышал, как что-то щелкнуло, и электрическая лампочка засветилась.

Я взглянул на лицо Кавора, оно было белое, такое же, как чувствовалось мне, и мое собственное. Мы молча смотрели друг на друга. От действия прозрачной темной поверхности стекла позади Кавора, в которой отражалась, как в зеркале, его фигура, он казался как бы летящим в пустоте.

— Итак, мы взаперти! — сказал я наконец.

— Да, — подтвердил он, — мы взаперти! Не шевелитесь! — воскликнул он, заметив какой-то жест с моей стороны. — Оставьте ваши мускулы в совершенном покое, в бездействии, как если бы вы лежали в постели. Мы находимся в своем собственном целом мире. Поглядите на эти вещи!

Он показал на ящики и узлы, лежавшие поверх одеял на дне шара. Я с удивлением увидел, что они теперь плыли, приподнятые почти на фут от сферической стены. Затем я увидал по тени Кавора, что он не опирается более о поверхность стекла. Протянув руку назад, я убедился, что и мое тело тоже висит в пространстве, отделенное от стекла.

Я не кричал, не жестикулировал, но на меня напал страх. Казалось, будто какая-то неведомая сила держит и увлекает нас кверху. Простое прикосновение руки к стеклу быстро приводило меня в движение. Я понимал, что происходит, но это не успокоило меня. Мы были отрезаны от всякого внешнего притяжения, действовало только притяжение предметов, находившихся внутри нашего шара. Вследствие этого всякая вещь, не прикрепленная к стеклу, падала медленно, по причине незначительности наших масс, к центру нашего шара.

— Мы должны кружиться, — сказал Кавор, — и носиться по воздуху, бок о бок с вертящимися между нами вещами.

Это было до крайности странное ощущение, витать таким образом свободно в пространстве, сначала, правда, ужасно жуткое ощущение, но когда страх прошел, не лишенное вовсе приятности, очень покойное; действительно, всего ближе в земном кругу подходит к этому ощущению лежание на мягком пуховике. Но тут совершенная отчужденность от мира и независимость! Я не рассчитывал на что-либо подобное. Я ожидал сильного толчка вначале и головокружительной быстроты полета. Вместо этого я почувствовал себя как бы бесплотным. Это не было похоже на начало путешествия, скорее на начало сновидения.

Глава V

Путешествие на Луну

Кавор тотчас погасил свет, сказав, что у нас не слишком большой запас электрической энергии и что нам надо беречь его для чтения. В продолжение некоторого времени, долгого или короткого — не знаю, господствовал полумрак.

Один вопрос выплыл из пустоты.

— Куда мы летим? В каком направлении? — спросил я.

— Мы летим от земли по касательной, и так как луна теперь близка к своей третьей четверти, то мы направимся к ней. Я открою окно.

Щелкнула пружина, и одно из окон в наружной оболочке шара открылось. Небо было черное, как мгла внутри шара, но фигура открытого окна обозначилась бесчисленным множеством звезд.

Кто видел звездное небо только с земли, не может вообразить себе, какой вид оно имеет, когда полу-прозрачная вуаль нашего воздуха отдернута. Звезды, которые мы видим на земле, это не более как рассыпанные по небу призраки, проникающие в нашу туманную атмосферу. Много чудного пришлось нам увидеть, но ничто так не поразило меня, как это безвоздушное, усеянное мириадами звезд небо.

Маленькое оконце захлопнулось с треском, другое, соседнее, открылось и через мгновение захлопнулось также, затем третье, и на минуту я должен был зажмурить глаза от ослепительного блеска луны.

Некоторое время я должен был пристально смотреть на Кавора и на окружающие меня предметы, чтобы снова приучить мои глаза к свету, прежде чем мог повернуть их к этому сверкающему блеску.

Четыре оконца были открыты для того, чтобы притяжение луны могло действовать на все предметы в нашем шаре. Теперь оказалось, что уже я не витаю свободно в пространстве, но что мои ноги покоятся на стекле, в стороне шара, обращенной к луне. Одеяла и ящики с провизией также сползли медленно к стеклянной стенке и расположились там, заслонив часть небесного пейзажа. Мне казалось, что я смотрю «вниз», когда я глядел на луну. На земле «вниз» значит к земной поверхности, по направлению падения тел, а «вверх» — в обратном направлении. Теперь же сила притяжения влекла нас к луне, а наша земля была у нас над головой. Само собой разумеется, когда же все каворитные окошки были закрыты, «вниз» означало к центру нашего шара, а «вверх» — к его наружной стенке.