Записки для моих потомков - Ариадна Борисова

Но ничейная бабушка не всегда сидит дома. У неё есть работа: она продаёт разную мелочь возле магазина. Я люблю ходить в магазин. Рядом с ним образовался целый рынок, где прямо из вёдер продаются солёные огурчики, тугие помидоры только что с грядки, зелёный лук, молодая картошка и ещё много всего. Есть и такие прилавки, возле которых толпятся женщины и взрослые девочки: здесь всякие украшения, колготки и духи.

Ничейная бабушка устраивается немного особняком. Её товар разложен на газетке. К ней почти никто не подходит, так как купить у неё нечего. Она торгует смешными деревянными птичками-свистульками, какими-то старинными оловянными солдатиками, тонкими книжками, тряпичными сумками и прочей ерундой. Над всем этим хламом стоит самая большая вещь — статуэтка Хозяйки Медной горы из сказок Бажóва. Краска с неё местами слезла, и лицо в мелких трещинках, как в морщинках. Ничейная бабушка сидит на перевёрнутом ящике много часов подряд и глядит на дорогу, будто и не продаёт ничего, а просто ждёт кого-то. В деревне ее называют малахóльной, то есть странной, а кое-кто из взрослых за её спиной даже крутит пальцем у виска. Я всегда смотрю на ничейную бабушку издалека, а когда утром вижу её портрет на потолке, здороваюсь с ней.

Но прихожу я в магазин вовсе не из-за неё. Во-первых, мама посылает меня за хлебом. Во-вторых, в магазине есть одна вещь, которую я ужасно хотела бы иметь. Это корабль. Он называется «бригантина» и стоит между пыльными резиновыми сапогами и расписным чайником. Размером корабль с мою руку от пальцев до локтя, но совсем как настоящий, со всеми парусами, лесенками и флажками.

Я очень хочу купить бригантину и запустить её в нашем озере. Корабль, должно быть, тоже мечтает об этом. Я представляю себе, как ветер надует радостные паруса и как весело будут развеваться флажки. По палубе заснуют малютки-матросы в настоящих тельняшках, а один влезет на лесенку и станет смотреть в подзорную трубу на далёкий берег. Весёлый кок будет громко петь на кáмбузе красивую песню, в которой часто повторяется вкусное слово «карáмба», от которого становится прохладно горлу… Лёгкий, как ветер, юнга заиграет на губной гармошке, а потом на палубу выйдет старый седой капитан, широко, по-матросски переставляя ноги. Он сядет на скрученные канаты и закурит свою крошечную трубку. Взгляд у него будет задумчивый и печальный, и он раскроет на ладони медальон, похожий на блестящую капельку, а в медальоне будет лежать чей-то шелковистый локон. Капитан посмотрит на локон, закроет крышечку, вздохнёт и снова подвесит медальон к себе под тельняшку, поближе к сердцу. Я знаю, что там в каждом матросском кубрике в сундучках лежит в заветных узелках одно и то же — горсточка родной земли…

Я всегда мечтаю о бригантине. И ещё думаю, что, может быть, стала бы для этих матросов морским богом. Я бы делала на воде рябь, чтобы кораблю было веселее качаться на волнах, и плыла бы с ним туда, где вода золотая и горячая от солнца. И я бы не допускала сильного шторма, разве что чуть-чуть, чтобы только посмотреть, как они начнут суетиться. И это будет такое счастье, что в груди у меня запоёт маленькая серебряная скрипка… Но сквозь воображаемые волны и ветер в глаза мне лезет нахальный расписной чайник. Наверное, я стояла слишком долго, потому что ко мне подходит продавец дядя Денис и спрашивает:

— Чего тебе, Валентинка?

Бригантина стоит две тысячи рублей. Это, может, не очень много по-взрослому, а по-детски — большие деньги. Я бегу домой и достаю копилку, в которую обычно кладу сдачу от хлеба. Копилка — большая глиняная кошка, разукрашенная, как дурацкий чайник. И кому пришло в голову превращать в копилки животных? Мне кажется, тот, кто это придумал, не любил зверей. Вот и появились разные копилочные кошки и свинки. Впрочем, мне нисколько не жаль мою глупую кошку, ведь в её толстом животе много денег, которые можно поменять на бригантину. Я никогда в жизни не пойму: почему за такое чудо требуют какие-то бумажки? Разве они лучше или красивее? Продавать можно сапоги, чайник, огурцы или лук. Но торговать кораблём, рвущимся к морю, — настоящее преступление.

Без сожаления кинула я на пол тяжёлую сытую кошку, и черепки разлетелись по комнате вместе с монетками. Я собрала деньги и несколько раз пересчитала, чтобы уж наверняка не ошибиться. Получилось всего двести рублей. Но где взять остальные?

Тут ко мне пришла Сардана. Я ей всё рассказала, и она предложила попробовать самим заработать деньги. Сделать это очень трудно. Взрослые всегда устраивают так, чтобы дети делали всё бесплатно. Детский труд выгоден, а чтобы мы не возмущались, его называют «воспитательными целями». И мы решили ходить по домам с концертом. Я буду за деньги петь, а Сардана танцевать индийский танец. Я надела мамино вечернее синее платье в блёстках, закрутила его на поясе в валик, чтобы стало покороче, и перехватила бабушкиной египетской шалью с кистями. Сардана накрасила красным фломастером ногти на руках и ногах и навертела на голове тюрбан из полотенца. Мы взяли дяди-Сенину кепку и пошли на заработки.

В первом доме наш концерт смотрели с интересом и даже похлопали, угостили горячими блинчиками с вареньем, но дали всего пятнадцать рублей. Во втором повторилось то же самое: был предложен вкусный суп с потрошками, от которого шёл такой чудесный аромат, что мы не смогли отказаться. А денег нам в кепку положили ещё меньше. В третьем доме все ужасно хлопали, были в восторге, накормили холодным мясом и помидорами, но дали лишь три бумажные десятки. В следующем — пирог с рыбой и булочки, которые просто таяли во рту. В пятом я, когда открывала рот, не могла удержаться от зевоты, Сарданин же танец напоминал черепашьи бега. При виде еды нам стало дурно. До шестого дома мы не дошли…

Прослышав о наших выступлениях, прискакали Павлик и Васька. Пыхтя и отдуваясь, мы рассказали мальчишкам, из-за чего пошли на нечаянное обжорство, а они облизывались и обижались, что мы не взяли их с собой.

— Концерт — это, конечно, хороший обед, но маленькая сумма, — сказал Павлик и вот что придумал…

Дом Павлика стоит рядом с Домом культуры. А сегодня как раз суббота, и будет дискотека. Но пока на улице совсем ещё безлюдно, а на дороге лужа. Павлик притащил несколько прочных досок, мы смастерили мостик и в начале мостика поставили ведёрко с плакатом на палке: «Ваш вклад в морской флот». Люди поняли правильно и принялись бросать в ведёрко монетки, только пришлось объяснять, что флот не совсем настоящий. Как бы испытательный, проверочный. Когда денег, на наш взгляд, собралось достаточно, мы побежали считать выручку. Она оказалась большая, почти три тысячи. У нас в руках никогда не было такого богатства! Мы решили подкопить и купить два кораблика. Это, конечно, не флотилия, но вдруг кто-нибудь из родителей согласится дать ещё денег. Вот будет игра!

Магазин уже закрылся, и мы, помечтав об акулах, штормах и прочих приятных вещах, разошлись по домам.

Хотя в воскресенье магазин не работает, я всё же побежала туда утром посмотреть на кораблик через окно. Перед магазином уже стояли уличные торговцы. Пришла и ничейная бабушка. Она, как всегда, постелила на земле газетку и разложила свою мелочь во главе со статуэткой. Я стояла у прилавка с украшениями и делала вид, что разглядываю их, а на самом деле украдкой наблюдала за ничейной бабушкой. Несмотря на жару, на ней была тёплая вязаная кофта, а смешную косичку прикрывал белый платок. Руки она положила на колени. Они были тёмные, с голубоватыми жилами, как у всех старых людей, но маленькие и тонкие, похожие на двух усталых спящих зверьков. Ничейная бабушка не замечала, что я слежу за ней. Она смотрела прямо перед собой, пристально и странно, будто видела что-то такое, чего не видит никто.

Почему она так смотрит? Может быть, тот, кого она когда-то любила, был капитаном дальнего плавания, очень давно уплыл на красивом корабле в путешествие, да так и не вернулся? Произошло кораблекрушение, и он, настоящий моряк, спасая детей и женщин, сам стал добычей зубастых акул? А может быть, он выплыл и попал на необитаемый остров, живёт, как Робинзóн Крузо, и не знает, как оттуда выбраться? Капитан выходит по вечерам из своей бамбуковой хижины и смотрит на океан, будто видит в нём то, чего нет на самом деле. И, очнувшись, вынимает из-под тельняшки медальон, похожий на блестящую капельку, открывает его и осторожно трогает шелковистый локон. А потом вздыхает, закрывает медальон и снова бережно вешает на грудь поближе к сердцу…

А старушка всё смотрит на дорогу в окно и ждёт почтальона дядю Циркуля: вдруг придет письмо от капитана из далёкой заграничной страны. Он же не знает, что его невеста уже стала старая и сгорбленная, и просто ничейная бабушка, что её называют малахольной и при виде её крутят пальцем у виска!..