Мы родились в тельняшках - Сергей Зверев

Пара умнейших млекопитающих на фоне серебристо-желтой паутинки бликов водной глади синхронно высунула из воды узкие морды.

«Брр. Какая гадость».

Показав, куда тыкать, чтобы увидеть «Гугл», стюардесса вышла, бросив по пути правильную фразу на плохом русском: «Ужин через час».

Реально хотелось жрать и спать.

Меж тем яхта пришла в движение и начала набирать ход.

Всякий раз, попадая на границу с краем Косово, Ристич начинал дергаться. Такой ненависти, какая кипела в нем раньше, уже не было. Десять лет назад он, услышав слово «албанец», где-то в уголке подсознания вскидывал автомат и начинал выискивать цель. Война разрушает психику, война – это кордон, граница между «нормальным» и «ненормальным». Нет никакой музыки, это не кино, нет никаких пафосно-постановочных трюков и попаданий в глаз лютого врага с первой попытки. Нет рева вертолетов поддержки и гектаров врагов, размолотых на куски за пять секунд.

Там холодно, голодно и больно. А еще серо. Сознание, стремясь убежать от наваливающегося психического напряжения, показывает тебе все происходящее как бы со стороны, так легче, так проще. И никогда снов о войне на самой войне – только дом, только родные, только тепло. Мозг пытается зацепиться, пытается найти безопасный тихий уголочек и затаиться, и хорошо, если это получается, хотя бы в забытьи. А еще тайно надеешься быть раненым, а не убитым. Все надеются, все, кто попал на фронт. Трусить плохо, нельзя показывать, что у тебя трясется печенка и подташнивает всякий раз, когда слышишь звуки автоматных очередей и редкие выстрелы из орудий. Говорят, что люди привыкают… Какое там! Называется сие по-другому: на себя начхать, на других начхать. К нагрузкам привыкаешь, а дальше, как овощ или робот, с редкими всплытиями к поверхности во время посиделок с кружкой водки, и тогда мысли: «Когда же это кончится?»

Приграничная деревенька, вдоль домов которой ехали Человек и Ристич, кишела курами, наглыми лающими и бросающимися под колеса шавками и недоверчиво поглядывающими исподлобья подростками. Успевшая повидать всякого за свой механический век «Шкода» приближала их к неофициальной границе с политическим анклавом.

Человек проехал через всю деревню и привез следователя на блокпост.

Сербам катастрофически не хватало квалифицированных агентов. Служба внешней разведки уже отправила в тыл к албанцам троих сыскарей, но они проваливались на ровном месте один за другим – ни следа, ни звонка. Их вычисляли настолько быстро, что шеф Вуйкович начал подозревать, что к ним пробрался «крот», а ситуация требовала, чтобы дело продвигалось как можно быстрее; и то, что задействовали полицейского, случайно втянутого в историю, давало надежду. Человек он обычный, пусть и служивый. Даже если вся их картотека попала каким-то образом в руки противника, Ристича в ней никогда не было. Гипотетический стукач не сможет ничего передать на другую сторону. У албанцев не будет его фотографии.

Блокпост – конструктор из бетонных блоков. Стеночка собрана слева от дороги, справа от дороги. Щели-бойницы, мешки с песком по бокам. На асфальте лежат толстенные бетонные сваи, заставляя любой проезжающий транспорт сбросить скорость, дабы объехать, а не вписаться в умышленно наставленные препятствия. Всего в ста пятидесяти метрах «миротворческие» войска НАТО.

Затормозив у свежевыкрашенного в зеленый КУНГа[1], Человек сообщил подошедшему солдату с серьезным лицом и не менее серьезным автоматом, что они к командиру, и назвал лишь фамилию своего пассажира.

Снятая с какого-нибудь «ГАЗ-66» и поставленная на две ржавые трубы автомобильная будка служила теперь погранцам домом. За маленьким столиком сидел раскисший от духоты командир блокпоста – очень для такого небольшого звания, как лейтенант, возрастной и пышноусый. Рядом с ним расположился в оливковой рубашке с коротким рукавом славянин. Судя по ситуации на столе, они на спор ловили и давили мух, укладывая трупики в рядок на изрезанный и потемневший от времени желтый пластик.

Сообразив, что останки насекомых, пусть и надоедливых, – даже не домино, усач смел их со стола и поприветствовал гостей.

Когда Ристич жал руку человеку в рубашке, он не поверил своим глазам. Воспоминания всколыхнулись в нем и требовали имя. Как зовут его? Ну же…

– Э-э… лейтенант.

– Нет, уже капитан второго ранга, – на русском отозвался мускулистый офицер спецназа.

Убедившись, что Ристич узнал Татаринова, Человек попрощался со всеми, сел в «Шкоду» и был таков.

Роту морской пехоты в не таком далеком прошлом перебросили в Сербию для помощи в разминировании домов и дорог. Вот там у лейтенанта Татаринова и началась настоящая служба. Если жители покидали свои дома, спасаясь от войны, то возвращаться в них обратно до того, как дом осмотрят саперы, было равносильно самоубийству.

Постановка минных ловушек – это целая наука. Если ее освоить, то при наличии мин, детонаторов и, главное, времени можно создавать своего рода произведения искусства.

В помощь к отделению Кэпа, занимающемуся разминированием, приписали нескольких сербов, в том числе и Ристича. Принеси, подай – ну, и учись, смотри, что как делать надо.

В тот день в роте случились первые потери. Подорвался однокурсник, а вместе с ним и сержант-контрактник. Им бы разобраться, выяснить, что да как… Но приказа остановить зачистку не последовало.

Дом, который предстояло обезопасить, расстался с частью угла, но сильным разрушениям не подвергся. Вот придут хозяева и обрадуются. У их соседей дела куда горше: не то что крыши, стен нет.

Обследовав периметр, нашли миноискателем пару противопехоток нажимного действия, расставленных в огороде. Поняв, что прикопанную дрянь придется подрывать на месте, воткнули флажки, покрутились и решили двигать в дом. Если бы тогда кто-нибудь, в первую очередь сам Татаринов, задался вопросом, почему их так поставили, эту пару «безделиц»… Воткнули на виду, можно сказать. Маскировка дилетантская – тыр-пыр, и готово. Это ж философия ловушки: ослабь внимание, дай почувствовать противнику себя молодцом, а потом наноси удар.

Первым в дом вошел сослуживец тогдашнего лейтенанта, а за ним Ристич. День был. Ясно, светло, как сегодня, лето жарит по полной… Лучики по дому гуляют.

«Хрусть». Половая доска под идущими впереди подломилась. На фоне треска дерева резанул ухо неприятный щелчок.

– Назад! – заорал Татаринов, дернул Ристича за шиворот и вывалился с ним на улицу… Офицер, шедший первым, не успел.

Взрыв отбросил их к заборчику, как котят, не причинив большого вреда. Прибежали, подняли, в тенечек посадили, водички глотнуть дали. Работы остановили на целый день.

Колупались в деревне еще долго. Специалистами из России обросли, как грибами, зато без потерь. Найти бы того засранца-искусника и подорвать на его же произведениях…

Ристич хорошо знал албанский, Татаринов экстренно вспоминал сербский. Времени у них мало. Дело к вечеру. Успеть перекусить, переодеться, собраться да подпоясаться.

Войска НАТО защищают искусственную границу, отрезав часть Сербии и передав ненасытным и кровожадным албанцам огромный кусок земли, на который и прав-то у них нет. А потому, товарищ военный, используй лохматый костюм типа «леший» для незаметного блуждания в густом лесу, не гнушайся ока ночного BIM25 почти нейтральной страны, да покрепче сожми в руке бесшумный пистолет ПСС, а на пояс повесь стреляющий нож НРС-2. Посмотри в кошель – как там с деньгами, в другую страну отправляешься. Вставь заряженные аккумуляторы в спутниковый телефон, проверь работу коротковолновой связи с товарищем.

Татаринов собирал Ристича в дорогу, как ребенка. Показывал ему, как оживить рацию, как произвести выстрел из ножа. Говорил о том, что видно в прибор ночного видения, что не видно. Что такое «тепловизор» и, главное, почему очень нехорошо получится, если названная штука окажется у албанских пограничников с английским говорком, засевших в каком-нибудь секрете.

Ландшафт на Балканах всегда за диверсанта. Чистым полем тут и не пахнет – холмы и горы, поросшие лесом. Лучше места для «зарницы» не сыскать.

Военные говорят «складки местности», а гражданские: овраги и ложбины. И те и другие правы, когда представляют, как порою непросто ориентироваться в бесконечных лабиринтах леса, по ходу поднимаясь вверх и спускаясь вниз. Даже кратковременный переход – запутывающее мозги приключение в 3D.

Вечером попрощались с усачом-командиром, сели в старенькую «Ауди», через двести метров от поста свернули в разреженный лес и, доверившись армейскому водителю, плавно покачиваясь, поползли по канавкам и рытвинкам без всякой дороги.

Предвкушая, как работа снова подергает его за нервишки, Татаринов даже как-то стал юнее и красивее в свете садящегося за горушкой солнца.

– Кури, пока можно, – предложил спецназовец, удостоверившись, что на Ристиче все сидит, как надо, и не брякает.