Том 1. Рассказы и очерки - Владимир Короленко

Жизнь глухой провинции по-своему отражала события, происходящие далеко за ее пределами. Гимназические реформы, правительственные уставы, направленные на укрепление власти полиции и губернаторов, — все это находило отражение в жизни уездного городка. Ярко изображен один из эпизодов реформы 1861 года. «Для выслушивания „манифеста“, — пишет Короленко, — в город были „согнаны“ представители от крестьян, и уже накануне улицы переполнились сермяжными свитами. Было много мужиков с медалями, а также много баб и детей. Это последнее обстоятельство объяснялось тем, что в народе прошел зловещий слух: паны взяли верх у царя, и никакой опять свободы не будет. Мужиков сгоняют в город и будут расстреливать из пушек… В панских кругах, наоборот, говорили, что неосторожно в такое время собирать в город такую массу народа. Толковали об этом накануне торжества и у нас. Отец по обыкновению махал рукой: „Толкуй больной с подлекарем!“ В день торжества в центре города, на площади квадратом были расставлены войска. В одной стороне блестел ряд медных пушек, а напротив выстроились „свободные“ мужики. Они производили впечатление угрюмой покорности судьбе, а бабы, которых полиция оттирала за шпалеры солдат, по временам то тяжко вздыхали, то принимались голосить. Когда после чтения какой-то бумаги грянули холостые выстрелы из пушек, в толпе послышались истерические крики и произошло большое замешательство… Бабы подумали, что это начинают расстреливать мужиков… Старое время завещало новому часть своего печального наследства…»

Большое место в «Истории моего современника» занимает студенческий период. В ярких картинах изображено полуголодное существование Короленко во время его учебы в Технологическом институте, работа в корректорском бюро, «студенческий бунт» в Петровской академии.

Известно, с каким настроением ехал Короленко в вятскую ссылку. Он готов был испытать все невзгоды «лесной глуши», лишь бы «опуститься на дно народной жизни». В этих настроениях немалую роль сыграли народнические увлечения автора «Истории моего современника». Однако народническая теория о целесообразном устройстве крестьянского быта) и «таинственном смысле» мужицкой общины не выдержала соприкосновения с действительностью. Иллюзии рухнули, как только Короленко узнал суровую жизнь деревни. И только избавившись от «предвзятых представлений», которые, по собственному замечанию писателя, создавали «воображаемый общий облик народа» и мешали увидеть человека в его индивидуальном проявлении, Короленко смог с таким проникновением почувствовать и понять жизнь Березовских Починков, что почти сорок лет спустя воспроизвел ее в повести со всей полнотой реалистических красок и живых подробностей. «Жизнь дает мало впечатлений и сведений, — писал он. — Ее новизна и разнообразие совершенно чужды починовцу, и, конечно, я не мог получить ничего в своих поисках народного отклика на наши интеллигентные запросы. Но тем интереснее было мне замечать проблески непосредственной природной даровитости, сохранившиеся в глухих лесах, вдали от внешних влияний».

С чувством глубокой боли рассказал Короленко об «искорках такой непосредственной даровитости», которые «рождались и умирали в глухом лесу». В условиях почти первобытного существования Короленко увидел талантливую девушку-сказительницу и нарисовал колоритную фигуру Гаври Бисерова с его стремлением к поэзии. Это от него Короленко (услышал своеобразное определение Березовских Починков, которое ввел в «Историю моего современника»: «Мы край света живем, под небо сугорбившись ходим… про нас это в прочих местак бают, будто бабы у нас белье полощут, вальки на небо кладут».

Повесть дает портреты многих участников общественного движения 60-70-х годов, с которыми встречался Короленко в ссылках и тюрьмах. Среди них были и «дилетанты от революции», случайные люди, которые, после того как они попадали в руки полицаи, давали предательские показания и считали своим долгом выступать на страницах реакционной печати с пространными покаяниями. Однако скитания Короленко по ссылкам сводили его с людьми значительного революционного темперамента и непреклонной воли, с участниками крупных политических процессов.

Недалеко от Амги находились в ссылке Ромась и Павлов. О первом из них писал М. Горький в «Моих университетах» в связи с его деятельностью в селе Красновидово. Павлов был петербургским рабочим, членом «Северного союза русских рабочих» и учеником одного из крупнейших революционеров того времени — Степана Халтурина. Встречался Короленко и с таким замечательным деятелем революционного движения 70-х годов, как рабочий Петр Алексеев. Читая «Историю моего современника» Короленко, нельзя не вспомнить многих его рассказов и очерков, сюжеты и темы которых как бы выросли из материала этой повести. Объясняется это близостью содержания рассказов и очерков Короленко к биографии писателя.

Короленко черпал из автобиографического материала не только сюжеты своих рассказов. Многие герои его произведений также «позаимствованы» из жизни и носят на себе характерные черты конкретных людей, воспроизведенных в «Истории моего современника». Прообразом Макара в «Сне Макара» послужил хозяин избы, где жил Короленко во время амгинской ссылки, — Захар Цыкунов. Столкновение ханжи-душегуба из секты «покаянников» и молодого ямщика с неоформленными стремлениями к правде, с которыми встречался в Сибири Короленко, составляет сюжет рассказа «Убивец». Бесспорно сходство между талантливым музыкантом конюхом Иохимом из «Слепого музыканта» и деревенским парубком Антосем, страстным музыкантом, имевшим «сердце артиста», о печальной судьбе которого рассказано в автобиографической повести.

Последние главы «Истории моего современника» освещают деятельность народнической интеллигенции. Эти главы были написаны после Великой Октябрьской социалистической революции. Короленко не понял всемирно-исторического значения революции и в отдельных своих высказываниях исходил из ошибочных взглядов. Однако писатель не мог не видеть, что Октябрьская революция победила потому, что в ней участвовали самые широкие народные массы, что исторические задачи, которые она разрешила, отражали кровные интересы не только рабочего класса, но и многомиллионного крестьянства. Отдавая себе отчет в народном характере победившей социалистической революции, он яснее осознал всю бесплодность народнического движения в прошлом. Автор «Истории моего современника» показывает, сколь наивна была ставка народников на один лишь героизм «избранных» при полном отсутствии поддержки трудящихся масс. В действиях тех, кто становился на путь индивидуального террора, считая его единственным средством борьбы с царизмом, Короленко видел «акт отчаяния» и писал в связи с этим о «трагедии борьбы без народа».

Художественные мемуары Короленко, разумеется, не дают полного и всестороннего освещения эпохи. Автор порой субъективен в оценке лиц и современных ему явлений действительности, иногда исторически значительный материал он излагает с меньшей полнотой, чем материал, имеющий второстепенное значение. Тем не менее в целом художественные мемуары Короленко представляют большой интерес для советского читателя, который находит в них яркое изображение значительного периода русской истории. Начало этого периода (конец 50-х — начало 60-х годов) определяется подъемом общественного движения, когда«…самый осторожный и трезвый политик должен был бы признать революционный взрыв вполне возможным и крестьянское восстание — опасностью весьма серьезной»[6]. Заканчивается период, изображенный Короленко, годами, непосредственно предшествовавшими возникновению марксистской рабочей партии, теоретические основы которой укреплялись в борьбе с народничеством.

Первая книга «Истории моего современника» получила высокую оценку А. М. Горького. В 1910 году в письме к M. M. Коцюбинскому А. М. Горький писал: «На каждой странице чувствуешь умную, человечью улыбку много думавшей, много пережившей большой души». Горький выделил повесть Короленко из всей литературы эпохи реакции. Идейному измельчанию и кичливому индивидуализму символистской литературы Горький противопоставил «серьезный тон» и общественный пафос повести Короленко. «Взял я превосходную эту книжку в руки и перечитал ее еще раз, — писал Горький. — И буду читать часто, — нравится она мне все больше и серьезным своим тоном, и этой, мало знакомой современной нашей литературе, солидной какой-то скромностью. Ничего кричащего, а все касается сердца. Голос — тихий, но ласковый и густой, настоящий человечий голос».

«История моего современника» имеет непреходящее значение и как выдающийся исторический документ, достоверно запечатлевший ряд общественных событий эпохи, и как большое художественное произведение, в котором с наибольшей полнотой и силой проявились особенности замечательного таланта выдающегося русского писателя. Эти бесспорные достоинства «Истории моего современника» поднимают ее над обычным уровнем мемуарной литературы и ставят в один ряд с «Былым и думами» Герцена и автобиографическими трилогиями Л. Толстого и М. Горького.