Нелюбимый (ЛП) - Регнери Кэти

«Я знаю!» — я хочу кричать это, но правда в том, что я этого не делаю. Главный ужас в самых дальних уголках моего разума — всегда здесь… всегда, всегда, всегда здесь: вероятность того, что я могу каким-то образом оказаться таким, как мой отец. Знание того, что мои мама и дедушка разделяют этот страх, делает его реальным для меня, заставляет чувствовать себя больным, заставляет чувствовать, будто я живу с тикающей бомбой внутри себя.

Даже после того, как мы покинули город, мама, по большей части, отказывалась говорить о моём отце. То, как у неё застывало лицо, когда я упоминал о нём, — от этого я чувствовал себя плохо, и, в любом случае, я понял, что она не очень хорошо его знала.

— Он сказал, что был родом из Индианы, — сказала она мне однажды. — Он сказал, что его родители умерли, и он использовал деньги от продажи их дома, чтобы купить грузовик.

Мои родители встретились в то время, когда моя мама обслуживала столики в кафе в Восточном Миллинокете. Он съезжал с 95-го шоссе каждые несколько недель и сидел в её секции, оставаясь там часами, слишком часто оставляя ей чаевые. Со временем он начал приносить маленькие подарки, например, ювелирные украшения — предметы, которые, как мы обнаружили спустя годы, были трофеями от его жертв.

Мама была прекрасной для меня, но в сравнении с некоторыми самыми симпатичными учителями, которые у меня были в школе, я знал, что она была невзрачной. А судя по моим смутным воспоминаниях и одной фотографии, которую я сохранил, мой отец был достаточно красив. Полагаю, что внимания симпатичного и любезного дальнобойщика было достаточно, чтобы покорить наивную деревенскую девушку.

Однажды я спросил её, почему он никогда не причинял нам вреда. Она долго смотрела на меня, прежде чем ответить, что она не знает.

Думаю, он жил двумя жизнями.

— Дедушка, — говорю я, глядя в его усталые глаза. — Что теперь будет?

— Будь сильным ради своей мамы, — говорит он, похлопывая меня по колену. — У неё не так много времени. Несколько недель. Не больше.

Ещё один всхлип вырывается из моего горла, и я закусываю щеки изнутри, пока не чувствую вкус крови.

— После того, как она уйдёт, мы останемся здесь вместе, Кэсс. Здесь, со мной, ты в безопасности до тех пор, пока я жив. И я научу тебя всему, чтобы быть уверенным, что ты сможешь защитить себя после моей смерти.

Я не могу вынести мысли о потери еще и дедушки, поэтому выкидываю её из головы. Когда я это делаю, зернистое изображение Адольфа Гитлера с обложки маминой книги выступает на передний план в моем сознании.

— Что я должен делать с… остальным? — спрашиваю я, задаваясь вопросом о возможных демонах, которые дремлют внутри меня, которые могут проснуться в любое время, превратив меня в монстра, подобного моему отцу.

— Уверен, ей бы стало легче на сердце, если бы она знала, что ты будешь осторожен, сынок.

— Осторожен?

— Живи тихо, — говорит дедушка, используя свою любимую терминологию для нашего изолированного стиля жизни, вне системы. Его голубые глаза удерживают меня как два спасательных круга, и он кивает глубокомысленно, утешительно, снова похлопывая меня по колену. — Живи тихо, и что бы ни происходило внутри тебя, ты никогда не сможешь навредить кому-то, Кэссиди. Это то, чего хотела бы твоя мама.

Живи тихо.

Живи тихо.

Живи тихо.

— Обещаю, — говорю я.

— Хороший мальчик.

Я киваю ему, поклявшись, что кровь в моих венах никогда не заразит другую жизнь.

Я буду жить тихо.

И ужасные гены Пола Исаака Портера умрут вместе со мной.

Глава 7

Бринн

Хоуп дала мне указание прибыть на стоянку к шести утра и сказала, что перед походом на Катадин я должна остановиться на станции рейнджеров, чтобы:

1) заявить о своём намерении совершить поход;

2) сообщить маршрут, которым я планировала пройти;

3) предоставить свою контактную информацию, на случай, если я пропаду в пути.

Зловещая мысль.

Сегодня утром, в пять тридцать, Хоуп уехала в аэропорт, а десятью минутами позже подъехало моё такси, готовое отвезти меня в палаточный лагерь «Бурный ручей». Этот лагерь служил перевалочным пунктом для Озерной тропы, которая привела бы меня через три с половиной мили к озеру Чимни. Оттуда я могу перейти на Седельную тропу, а ещё через две с четвертью мили попасть на вершину Катадин. Это будет одиннадцать с половиной миль туда и обратно — тяжёлый подъём для тощей, находящейся «не в форме» меня, но Хоуп пообещала, что это был маршрут, который Джем выбрал бы для меня.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Глядя ранним утром в окно на туманный Мэн, я задаюсь вопросом, увижу ли я когда-нибудь снова Хоуп, но что-то — без сомнения, тоже ощущение прощания, что я испытывала за ужином прошлым вечером — подсказывает мне, что, вероятно, нет. Наша дружба всегда была продолжением нашей общей любви к Джему. Таким образом, с его потерей рушится наша связь.

Я также думаю о её словах, сказанных прошлым вечером, о том, чтобы отпустить и двигаться дальше. То же отношение, которое я так ненавидела со стороны своей матери и разных доброжелательных друзей, теперь, когда исходило от Хоуп, вызвало у меня другой отклик, это почти как если бы сам Джем через свою близняшку давал мне разрешение жить снова. Сказать «прощай».

Замечая указатели на парковку у «Бурного ручья», это чувство прощания снова поднимается во мне, и я лезу в наружный карман дорожного рюкзака, чтобы дотронуться до телефона Джема, безопасно лежащего внутри пакета для улик.

Сегодня я похороню этот телефон с каплями засохшей крови на нем где-то на Катадин, где-нибудь, где покажется правильным. Я надеюсь, что гора или дух Джема приведут меня в нужное место.

Хоть я и признаю, что хоронить мобильный телефон в национальном парке с этической точки зрения неэкологично, я надеюсь, что вселенная простит меня за то, что я оставляю маленькое тонкое электронное устройство захороненным глубоко в горных лесах. Какой-то частичке Джема необходимо присоединиться к его душе на Катадин. И когда я вернусь к «Бурному ручью» этим вечером, я попрощаюсь не только с Катадин, но и с Джемом, который, я хочу верить, был бы счастлив узнать, что его последние мысли привели меня туда, куда ему хотелось бы привести меня.

— Мы на месте, — говорит водитель, съезжая на обочину у ворот парковки. — У меня нет разрешения на парковку, поэтому дальше я не поеду.

— Спасибо, — отвечаю я, слезая с заднего сиденья. Я застёгиваю ветровку, поднимаю рюкзак на спину и тащусь на удивительно переполненную стоянку. Внутри рюкзака, который Хоуп помогла мне собрать прошлым вечером, у меня есть предметы первой необходимости для дня похода: путеводитель по Катадин, поллитровая бутылка воды, таблетки для очистки воды, аптечка, сменная одежда, две пары толстых носков, перчатки, дополнительная водонепроницаемая ветровка, зажигалка, швейцарский армейский нож, маленький фонарик, верёвка, солнцезащитный крем, солнцезащитные очки, спрей от насекомых, влажные салфетки, два яблока, банан и шесть энергетических батончиков.

Когда я путешествовала с Джемом, я всегда отмечала определённое чувство товарищеского духа на парковках перевалочных пунктов. Люди со всего мира, из всех слоёв общества, с разными уровнями опыта, собираются в одном месте с одной целью: достичь выбранного пика. Я понимаю, почему это были люди Джема. Группы туристов вместе вглядываются в карты, разложив их на капотах машин, смотрят вверх на ясное голубое небо и вслух размышляют о возможности покорить «Острие ножа» сегодня. Другие делятся едой, таблетками для очистки воды или советами. Третьи держаться отдельно от групп, их лица сосредоточены и напряжены, поскольку они планируют добавить ещё одну эпическую прогулку в свой список.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Зная, что это, вероятно, последний тяжёлый поход, который я совершу в течение долгого времени, очередная волна прощальной меланхолии накрывает меня, когда я направляюсь к длинной очереди на станции рейнджеров. Прошлым вечером Хоуп была права: я не буду скучать по этой части моей потенциальной жизни с Джемом. Я могу восхищаться красотой природы так же, как и любой другой человек, но путешествовать пешком и заниматься скалолазанием? Нет. Мне слишком сильно нравятся блага цивилизации.