Агрессор - Энди Макнаб

Я поднял банку с пивом.

— Должно быть, было жутко больно, дружище! — я запнулся. — Я и сам побывал в похожей ситуации… — Я снова замолчал, так как не знал, что сказать. В любом случае, Чарли одарил меня тем слегка вызывающим взглядом, который может быть у человека, потерявшего кого-то из близких, которому говорят: «Я знаю, что ты сейчас чувствуешь», а на самом деле ни черта не знают. Я пожал плечами. — Она не была моей дочерью, но мне было так больно, словно она была моим ребенком. Если бы мне было еще немного больнее, я бы не пережил.

Чарли заерзал на стуле.

— Кем она тебе приходилась? Приемной дочерью?

— Она была дочерью Кена Брауна — он служил в восьмом батальоне. Помнишь такого?

Чарли попытался вспомнить, но ему это не удалось.

— Они с Маршей сделали меня опекуном.

— Ах да, я вспомнил, я слышал об этом. Черт, а я и не знал, что это тебя назначили опекуном, — он запнулся. — Так что с ней случилось?

— Ее убили два года назад в Лондоне. — Я уставился вниз на банку. — Ей было всего пятнадцать. Я отвез ее домой, в Штаты, и там похоронил, после чего похоронил и себя, как ты.

Чарли медленно кивнул:

— Иногда ты просыпаешься и думаешь, какого хрена происходит…

— Что-то вроде того. Я всегда делал вид, что мне наплевать на это, но на самом деле, знаешь ли, я любил ее. После ее смерти я пил как ненормальный. Последнее, что я помню после этого, — я сидел за рулем комби с длинными волосами на голове и кучей этих штук на запястье, — я потряс браслетами дружбы.

Чарли улыбнулся.

— Я думаю, каждый справляется с этим так, как может. Знаешь, что Джули подарила мне на Рождество? Тапочки. Чертовы тапочки! С тех пор как погиб Стивен, они хотят жить именно так. Им хочется жить в мыльном пузыре. Все тихо и мирно, и счастливое лицо Стивена на фотографии. Вот что такое эта жизнь. Это собственный изолированный экоклимат Хэйзл, как долбаный проект Эдема для счастливой жизни.

Он сделал еще один большой глоток пива и посмотрел мне прямо в глаза:

— Приехав сюда, я совершил огромнейшую ошибку в своей жизни, дружище. У меня слишком много свободного времени. Люди смотрят на меня и думают, что у меня здесь райский уголок, и это сводит меня с ума. Пока ты работаешь, пока ты движешься вперед, не остается времени думать. А сейчас я большую часть дня думаю о нем. Это то же самое чувство, которое у меня было в Ирландии: что я должен был быть там, должен был присматривать за ним. Я понимаю, что ничего не мог сделать, но легче от этого не становится, понимаешь?

Он кивнул, указывая на загон для лошадей, и печально улыбнулся.

— Видишь того гнедого мерина в углу? Он когда-то был резвым. В молодости он покрывал трех-четырех кобыл в день, а остаток дня проводил, пытаясь выбить ворота конюшни. Но в последнее время ему не часто приходится использовать свое мужское достоинство. Он слишком истощен. Единственная разница между ним и мной состоит в том, что я не ем целый день траву и не сру, вместо этого я подрезаю эвкалипты и наблюдаю за закатами. Знаешь, единственное, чем я мог бы ему помочь, это приставить к его башке ружье и избавить от страданий.

Чарли стиснул зубы.

Я рискнул улыбнуться.

— Или купить ему тапочки, дружище.

— Точно, или купить ему тапочки. Но некоторые люди сами делают это. Такие ребята, как Энтони. Я раньше думал, что они малодушничают, трусят, но сейчас я в этом уже не уверен. Может, они умнее нас.

Я не знал, куда он клонит, и даже не успел его спросить об этом. Джули распахнула дверь и выскочила из дома, держа двоих младших детей за руки. У нее было испуганное выражение лица, что совершенно не соответствовало ее взвешенному тону:

— Глупые новости. Идемте, дети! Пора спать.

Что-то неприятное произошло в доме, и она пыталась замять ситуацию. Она провела детей вниз по лестнице. В этот момент на пороге появилась ее мать. Хэйзл также выглядела потрясенной.

Чарли встал и сделал пару шагов ей навстречу, затем обернулся ко мне и кивком головы предложил зайти внутрь и узнать, что случилось.

Я открыл стеклянную дверь и вошел. Силки и Алан стояли перед экраном телевизора. Это не был детский фильм — на экране проносились ужасные картинки. Я слышал крики и звуки выстрелов.

Силки обернулась ко мне.

— Это где-то возле России. Штурм. Они стреляют в детей.

Картинка переместилась на солдат, пытавшихся войти в большое бетонное офисное здание. Судя по титрам, террористы взяли в заложники больше трехсот человек. Городок Казбеги находился где-то на севере Грузии, на границе с Россией. По поступавшей информации среди заложников было много женщин и детей.

Я смотрел, как небольшая группа солдат стреляла по окнам из АК, в то время как еще одна группа кувалдами пыталась выбить дверь.

Камера выхватила БТР, пытавшийся протаранить стену. Комнату наполнили крики о помощи.

Женщины и дети выпрыгивали из окон и тут же попадали под перекрестный огонь. В разбитых окнах появился черный дым. Повсюду в окнах были видны охваченные паникой лица.

Солдаты знаками пытались дать им понять, чтобы те отошли от окон, но они не слушались. Они словно прилипли к окнам.

На экране появилось лицо журналистки, прятавшейся за БТР, она пыталась передать информацию из этого хаоса, и я обратил внимание на ее красивые темные и огромные от ужаса глаза. Вокруг нее из ниоткуда появилось пол-армии, и все они стреляли из пистолетов и штурмовых винтовок. Я наблюдал за разборкой в грузинском стиле.

Два штурмовых вертолета грохотали у нее над головой. Она кричала в микрофон с восточноевропейским акцентом, что здание было резиденцией регионального правительства; в тот момент там проходили выборы, поэтому собралось столько народа. Атаку предположительно провела группа воинствующих исламистов, протестующих против строительства каспийского трубопровода. Черт его знает, как Си-Эн-Эн добралась туда так быстро, но все-таки им это удалось. Титры говорили о том, что на данный момент погибло уже тридцать человек.

Силки схватилась за голову.

— О Боже, бедные дети.

На экране появилось изображение одного из солдат. Он держал израненное тело ребенка в обгоревшей одежде.

В здании произошел взрыв. Камера затряслась, а в окне второго этажа сверкнула вспышка. Повылетали стекла, после чего оттуда повалил густой черный дым.

Я слышал, как офицеры отдавали какие-то приказы, но хаос продолжался. Обычная история — больше вождей, чем индейцев.

Несколько солдат, сумевших войти в здание, выпрыгнули из окна на первом этаже, на их одежде полыхало пламя.

Камера выхватила вереницу карет «скорой помощи», мчавшуюся по дороге. Некоторые из них были военными, некоторые — гражданскими. Два вертолета все еще грохотали в воздухе.

Две окровавленные женщины выскочили из здания и побежали прочь, собирая на ходу детей и увлекая их за собой.

Раздались выстрелы, камера переместилась на двух малышей, выпрыгнувших из окна первого этажа в попытке скрыться от пламени.

Хэйзл нажала на кнопку на пульте, и телевизор погас.

— Хватит! Только не в моем доме.

Глава четвертая

Я сидел рядом с Силки на веранде и слушал последние новости по радио. Солнце поднялось уже довольно высоко. Я чистил апельсин за апельсином, а Силки пропускала их через соковыжималку. Силки любила апельсиновый сок. Приготовить завтрак для Тиндаллов было наименьшим, чем мы могли их отблагодарить за гостеприимство, и я надеялся, что это поднимет им настроение. После того как Хэйзл выключила ту программу, атмосфера в доме была довольно напряженной. Мы помогли убрать со стола в полной тишине и пошли спать. Хэйзл совсем не радовало то, что в ее дом непрошеной ворвалась реальная жизнь, а Чарли из-за этого был несколько напряжен и погрузился в свои мысли.

— Ты слышал, — прошептала Силки, — уже установлено, что около шестидесяти человек погибло и еще сто шестьдесят ранено. — Она налила сок в кувшин. — Это около половины всех людей, что находились в здании. Кошмар!

— Не так уж и плохо, знаешь ли. Это ведь был штурм. — В углу загона старый мерин принимал утреннюю грязевую ванну. — В любом случае при осаде нужно рассчитывать, что все они мертвы с самого начала. В такой ситуации даже один выживший — это уже успех.

Она перестала выдавливать сок и выпрямилась.

— Я все думаю о том бедолашном ребенке. О том, что сгорел. Ты видел, как солдат нес его?

Я разрезал еще несколько апельсинов и передал их ей. Чтобы сделать немного сока, требовалась масса апельсинов.

— Скорее всего, там все было заминировано. Мы видели, как взорвался один заряд. Я не удивлюсь, если погибших на самом деле намного больше.

— Но все солдаты выглядели так, словно они были в панике. Они не знали, что делать.

— Ты знаешь, если теряется двадцать процентов солдат или меньше, то это большой успех. Солдаты реагировали на происходившее, и неважно, правильные действия они совершали или нет.