Времена года - Анна Камелина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отпуск пролетает всегда быстро, куда быстрее, чем его ожидание. Вот и мой закончился, и начались трудовые будни. Иногда казалось, что только вчера вернулась домой, а иногда чувствовала, что это было со ной несколько лет назад, хотя прошел только месяц. Постоянная усталость сопровождала теперь меня каждый день. Каждое утро заставляла себя спустить ноги с кровати и принять душ, потом проглотить завтрак. На работе время летело быстрее, было не до хандры, но даже в обеденный перерыв, вместо того, чтобы поболтать с подругами, я умудрялась сбежать от суеты, постоянно мельтешащих людей, и просто посидеть в удобном кресле, откинув голову на высокую спинку, вытягивая ноги на небольшую тумбу под рабочим столом.
Вечера проходили тоже в горизонтальном положении. Либо на диване, возле телевизора, либо сразу уходила спать, укутываясь в одеяло. Мне начинало нравится такое сонное состояние, хоть и понимала, что это неправильно, что это не выход, прятаться в себе. Но, каждый раз, снова и снова находила для себя оправдание, причины так себя вести, жалела себя, понимая, что это саморазрушение.
В выходные, если позволяла погода, я уезжала в старую часть города, погулять по узким улочкам, между старенькими деревянными двухэтажными домами – бараками, послевоенной постройки. Именно в таком доме раньше жила бабушка, папина мама. Всё детство проходило на улице Советская, во дворе такого же дома, стоявшего вдоль железной дороги, по которой бегали электрички на Казань и товарные поезда на бумажную фабрику. Теперь нет уже того дома. На его месте стоял высокий новый дом, который странным образом смотрелся среди стареньких бараков, что еще оставались жилыми, как привет из прошлого.
Сразу за этой улочкой находился самый старый парк города. И самый красивый. Я с детства была влюблена в это парк – парк 30-летия ВЛКСМ. Позже он стал называться Парком культуры и отдыха. Но местные всегда его называли «тридцаткой».
Именно в этот парк нас, детей, водили кататься на каруселях родители, именно там находилось колесо обозрения, покататься на котором мы с друзьями сбегали после школы, на сэкономленные деньги от похода в магазин. Но я помнила и другую часть парка. Ту, которая давно уже заросла кустарниками, а сквозь разбитые старенькие, когда-то асфальтированные дорожки, маленькими копёшками проросла трава - самую дальнюю часть парка. Память уже стерла некоторые моменты, но оставила самое важное. Здесь, когда-то давно, находилась танцплощадка. Деревянная сцена, на которой играл городской оркестр, а на небольшой дощатой площадке, как из старых фильмов, с тремя ступеньками и перилами по кругу, танцевали пары. Вдоль края площадки стояли группы людей, разговаривали, смеялись… Мы, детвора, сидели на скамейках рядом с площадкой и наблюдали за происходящим. Я безумно любила смотреть, как бабушка в лёгком шелковом платье кружилась в вальсе. Подол ее нового платья, что она закончила шить только вчера вечером, красиво обвивал ее стройные ноги, каблучки туфель цокали по деревянному полу, выбивая свою мелодию, в такт музыке, что играл оркестр. На этой танцплощадке люди знакомились, целовались, ссорились и расставались. Это было место знакомства и моих родителей. Она была частью этого парка, частью самого города. Мы приходили на нее каждую субботу, пока вандалы не сожгли ее.
Еще долго черный обугленный остов сцены видно было издалека, пока те, кто приходил сюда танцевать, не разобрали пожарище и не вывезли останки из парка.
Сейчас уже не осталось и следа не только от деревянного настила, но и от кирпичного фундамента сцены.
Парк, уже не такой ухоженный, как раньше, но сохранил свою прелесть. Огромные липы, стволы которых невозможно было обхватить руками, дарили отдыхающим свежесть летними жаркими вечерами, наполняя воздух волшебным ароматом зелени, влаги и еще чего-то, едва ощутимого. Еще в детстве я придумала этому аромату название: пахло воспоминаниями.
Осенью же, когда липы сбрасывали листву, еще зеленая трава и серые дорожки становились золотистыми, от укрывающих их листьев. Я часто бродила не по дорожкам, а по газонам, загребая золотое облако листвы ногами и поднимая его, радуясь, когда от дуновения ветра, сверху, с деревьев, начинался листопад.
После прогулок в парке я приезжала домой усталая и умиротворенная. Эти несколько часов, проведенные наедине с воспоминаниями своего детства и юности, немного отодвигали мысли о Нём. Они не исчезали, просто делали шаг назад, выпуская на первый план то, что было убрано в моей памяти на длительное хранение. С осторожностью, я доставала файл за файлом из своего тайника, переживала его, пробуя на вкус и пытаясь понять, комфортно ли мне будет, если то или иное событие положить поближе, ведь оно достойно, чтобы о нем помнили, даже если это событие связано с болью, разочарованием.
Первую неделю после отпуска полностью заполнила работа. За время моего отсутствия накопилось множество нерешенных дел, куча бумаг, что ждала рассмотрения и одобрения, огромный список контактов, кому должна была позвонить и стопка документов, которые необходимо было либо скорректировать, либо вообще переделать.
Периодически от работы отвлекали девчонки, заглядывая в дверь или звонили по внутреннему телефону, напоминая о том, что пора сходить на обед или на перерыв, выпить чашку чая. У меня появилась новая привычка и я полюбила сладкий холодный чай. В перерыв, не успевая выпить чай горячим, он обосновывался на моем рабочем столе среди гор документов и канцелярских принадлежностей. Пришлось купить большую кружку, которую можно было прикрыть крышкой, чтобы не разлить содержимое нечаянным движением руки или не сдвинуть очередной папкой с документами. Подруги были не рады такому изменению дел. Если раньше мы могли поговорить в обеденный перерыв, то теперь, наскоро перехватив что-нибудь лёгкого, я снова убегала на рабочее место. Работа стала моим спасением от мыслей и расспросов подруг об отпуске, своих впечатлениях о стране и о семье Хейвуд.
