Мэнсфилд-парк - Джейн Остин

Она легче перенесла разочарование в Генри Крофорде. После того как прошла первая горечь от явного пренебреженья, которое он ей выказал, она довольно скоро вступила на верный путь, решив более о нем не думать; и, когда в Лондоне знакомство возобновилось и Крофорд стал бывать в доме Рашуота, у ней хватило разума удалиться, именно в это время уехать к другим своим родным, чтобы не дать себе снова им увлечься. Вот отчего она переселилась к своим кузинам. Мистер Йейтс был тут совершенно ни при чем. Она иногда позволяла ему ухаживать за собою, но едва ли намеревалась одарить его подлинной благосклонностью; и если б сестра не повела себя таким неожиданным образом и саму ее по этой причине не объял страх перед отцом и домом, ибо она представила, что теперь с нею станут обходиться строже и уж не дадут никакой свободы, а потому спешно решила любою ценой избежать столь близких и грозных ужасов, — весьма вероятно, что Йейтс никогда бы не добился своего. Она сбежала всего лишь из страха за самое себя. Ей казалось, иного выхода у ней нет. Безрассудство Джулии вызвано было проступком Марии.

Генри Крофорд, которого погубила ранняя независимость и дурной домашний пример пожалуй, чересчур долго потворствовал причудам своего бессердечного тщеславия. Однажды, неожиданно и незаслуженно, оно открыло ему путь к счастью. Когда б он мог удовольствоваться победою над чувствами единственной прекрасной женщины, когда б нашел довольно причины для восторга в том, что преодолел нерасположение, приобрел уважение и приязнь Фанни Прайс, были бы все основания надеяться, что его ждет успех и блаженство. Его увлечение уже принесло какие-то плоды. Затронув его душу, оно уже позволило ему чуть затронуть и душу Фанни. Если б он заслужил большего, он большего и достиг бы; особливо же после того, как Эдмунд и Мэри вступили бы в брак, Фанни стала бы сознательно помогать ему преодолеть ее первую привязанность, и они чаще стали бы бывать вместе. Оставайся он подлинно верен своему чувству, Фанни стала бы ему наградою, и наградою, которая была бы вручена ему весьма охотно, не слишком долго спустя после того, как Эдмунд женился бы на Мэри.

Поступи он, как намеревался и как, он сам понимал, поступить следовало, отправься он после возвращения из Портсмута в Эверингем, ему, должно быть, выпал бы счастливый жребий. Но его уговаривали остаться до приема, который устраивала миссис Фрейзер; его присутствия желали по причинам для него лестным, к тому же там предстояло встретить миссис Рашуот. Задеты были и любопытство и тщеславие, и для души, не привыкшей жертвовать чем бы то ни было ради добропорядочности, искушение получить немедленное удовольствие оказалось слишком велико; Крофорд решил отложить поездку в Норфолк, решил, что довольно будет и письма, а поехать не так и важно, и остался. Он увиделся с миссис Рашуот, был встречен ею с той холодностью, которая должна была бы его возмутить и навсегда породить между ними отчуждение; но Крофорд оскорбился, не мог он вынести, чтоб его оттолкнула женщина, которая еще не так давно неизменно отвечала улыбкою на каждый его взгляд; он должен непременно одолеть ее гордость и гнев, — ведь она сердится из-за Фанни, — надо переломить ее настроение, и пусть миссис Рашуот опять обращается с ним, как Мария Бертрам.

С такими намерениями он начал наступленье; и благодаря оживленной настойчивости вскоре восстановил своего рода дружеские отношения — любезные, легкие, которые не давали ему большой свободы, однако восторжествовали над сдержанностью, порожденной гневом, которая могла бы оберечь их обоих; завладел ее чувствами, а они оказались сильней, чем он предполагал. Она любила его; не уклонялась от его ухаживаний, не скрывала, что они ей милы. Он попался в сети собственной суетности, и не было ему ни малейших извинений, потому что он не питал к ней любви, всеми помыслами он был с ее кузиной. Теперь всего важней для него стало, чтобы Фанни и семья Бертрам не узнали о его отношениях с Марией. Для репутации миссис Рашуот тайна была не менее желанна, чем для его собственной. Воротясь из Ричмонда, он был бы рад не видеться более с миссис Рашуот. Во всем последующем повинно ее неразумие; и в конце концов он скрылся с нею, потому что был к тому вынужден, но даже в ту минуту сожалел, что теряет Фанни, и еще горше сожалел, когда шум, вызванный этой связью, утих, и в первые же несколько месяцев разительное несходство между кузинами заставило его еще выше оценить кроткий нрав Фанни, чистоту ее души и возвышенность понятий.

Наказание, публичное наказание за бесчестье по справедливости приходится отчасти и на долю мужчины, но это, как мы знаем, не помогает обществу оградить добродетель. В нашем мире кара не всегда настолько соразмерна преступлению, как хотелось бы; но, не осмеливаясь надеяться на более справедливое возмездие в жизни будущей, мы вполне можем предположить, что человек здравомыслящий, каким был Генри Крофорд, испытывал немалую досаду и сожаленье, досаду, которая иной раз оборачивалась угрызениями совести, а сожаленье — горечью, оттого что так отблагодарил он за гостеприимство, разрушил мир и покой семьи, пожертвовал своим лучшим, самым достойным и дорогим сердцу знакомством и потерял ту, которую любил и умом и сердцем.

После того, что произошло и ранило и отдалило друг от друга семейства Бертрамов и Грантов, оставаться в таком близком соседстве им было бы весьма прискорбно; но последние отсутствовали несколько месяцев, намеренно откладывая возвращение, и разрешилось все счастливой необходимостью или по меньшей мере возможностью уехать навсегда. Доктор Грант, благодаря поддержке, на которую уже перестал надеяться, получил место каноника в Вестминстере, что дало ему случай покинуть Мэнсфилд, поселиться в Лондоне и получить больший доход, необходимый при возрастающих из-за такой перемены расходах, и очень устраивало и тех, кто уезжал, и тех, кто оставался.

Миссис Грант, словно созданная для того, чтобы любить и быть любимой, уехала, должно быть, сожалея о крае и людях, с которыми свыклась; но при ее счастливой натуре она в любом месте и в любом обществе найдет чему радоваться, и к тому же теперь она опять могла предложить Мэри крышу над головой; а Мэри за последние полгода уже пресытилась друзьями, пресытилась и тщеславием, и честолюбием, и любовью, и разочарованием, и потому нуждалась в истинной доброте сестры, в ее неизменном благоразумии и спокойствии. Мэри поселилась у нее; и когда из-за трех на протяжении одной недели обедов по случаю введения в сан с доктором Грантом случился апоплексический удар и он скончался, они не разлучились; Мэри твердо решила никогда более не связывать свою жизнь с младшим братом, однако среди блестящих молодых людей и праздных прямых наследников, готовых к услугам ее красоты и двадцати тысяч фунтов, она долго не могла сыскать ни одного, который отвечал бы ее утончившемуся в Мансфилде вкусу, ни одного, чья натура и поведение вселяли бы надежду на домашнее счастье, которое она научилась там ценить, или способны были вытеснить у ней из сердца Эдмунда Бертрама.

Эдмунд в этом отношении оказался несравнимо счастливее. Ему не надобно было ждать и искать кого-то, кто был бы достоин занять освободившееся в его сердце место Мэри Крофорд. Едва он перестал сожалеть об утрате Мэри и объяснять Фанни, что никогда он более не встретит другую такую девушку, ему пришло на мысль, а не подойдет ли ему девушка совсем иного склада… не будет ли это много лучше; не стала ли Фанни, со всеми ее улыбками, всеми обыкновениями, так дорога ему и так необходима, как никогда не была Мэри Крофорд; и нельзя ли, нет ли надежды уговорить ее, что сестринское тепло, с каким она относится к нему, послужит достаточным основанием для супружеской любви.

Я намеренно воздерживаюсь называть в этом случае сроки, пусть каждый будет волен назначить их сам, сознавая, что непросто излечиться от неодолимой страсти и перенести свою неизменную любовь на другого, на это разным людям потребно отнюдь не одинаковое время. Я единственно прошу каждого поверить, что в точности тогда, когда это стало естественно для Эдмунда, и ни одной неделей ранее, он потерял интерес к мисс Крофорд и так загорелся желанием жениться на Фанни, как только она сама того желала.

При том, как относился к ней Эдмунд с давних пор, какой нежностью отзывался на ее невинность и трогательную беспомощность и все более ценил ее растущие достоинства, что могло быть естественней такой перемены? Он по-братски любил ее, направлял, защищал с первых же дней, когда десяти лет от роду она появилась у них в доме, душа ее прежде всего воспитывалась его попечением, его доброта оберегала ее покой, на нее неизменно было направлено его пристальное и совсем особое внимание, и от сознания, что он занимает в ее жизни такое важное место, она была ему дороже всех в Мэнсфилде, — остается лишь прибавить, что ему предстояло научиться предпочитать мягкое сиянье светлых глаз блеску глаз темных. И при том, что он постоянно был с нею рядом и доверительно с нею беседовал, а чувствам его, как это всегда бывает, благоприятствовало недавнее разочарование, мягкому сиянью светлых глаз не потребовалось много времени, чтоб затмить все остальное.