Дневники. 1913–1919: Из собрания Государственного Исторического музея - Михаил Богословский

30 октября. Понедельник. День особенно жаркой перестрелки. Все утро пушечная пальба. Где-то около нас ружейный огонь, очень сильный, целое сражение. По нашему двору звенят пули. Два раза к нам прибегала В. А. Карцева говорить по телефону и во второй раз привела одного гимназистика, который, идя по нашему переулку и застигнутый перестрелкой, прижался к воротам. Он от нас говорил по телефону с сестрой, живущей в Денежном же переулке № 4. Но пробраться туда не было возможности. Звонил Д. Н. Егоров, сообщивший, что у них у Успения на Могильцах творится сущий ад. Очевидно, что наша местность сделалась ареной каких-то военных действий. Все так неясно, и неизвестно, что делается вокруг. Я работал над биографией, и мне удалось составить описание дней 1–3 марта 1698 г. На вечер мы из кабинета перешли в более спокойную комнату Л[изы], откуда менее слышно стрельбу. В 10-м часу вдруг повсюду погасло электричество; мы очутились в полнейшем мраке и в 10 легли спать под выстрелами.

31 октября. Вторник. Наша осада продолжается. Всю ночь на 31-ое и весь день пушечная, ружейная и револьверная стрельба продолжалась. Электричество вновь начало гореть. День опять за работой: составлял описание за 5-ое марта 1698 г. Начинает тяготить неподвижная жизнь. По утрам прислуга нашего двора проползает как-то в булочную за хлебом и приносит тягостные известия: убили на Сенной площади двух проходивших юнкеров, убили торговца в мелочной лавке, сказавшего зашедшим в лавку солдатам, что у него нет табаку. Вечером Карцевы каким-то образом достали газету «Вперед», социал-демократическую, но не одного толка с большевиками250. Оказывается, что вчерашняя сильная ружейная пальба раздавалась при атаке, произведенной большевиками на здание штаба округа на Пречистенке. Газета говорит о примирении, о назначении «согласительной комиссии»251. Дело рассматривается не как преступный мятеж против правительственной, даже против верховной власти, а как раздор двух сторон, двух партий, совершенно как на фабрике конфликт предпринимателя с рабочими. Где же государство с его абсолютными велениями? Всякое понятие о нем, очевидно, уже утрачено. Тяжкие мысли приходят о том, к чему, к какой жизни мы вернемся после прекращения этой московской войны, когда стихнут выстрелы. Разве к порядку? Опять почти голод, может быть, и совсем голод, опять эта городская Дума с иудеем во главе, митингующая вместо того, чтобы вести городское хозяйство, опять трамваи, переполненные разнузданной солдатчиной, солдаты, торгующие табаком и калошами, воровство, грабежи и убийства, «большевики» и «меньшевики» и т. д. и т. д.

1 ноября. Среда. Пятый день междоусобной войны. Опять пушки, ружья и пулеметы. Часу в третьем была усиленная канонада и настоящий рев пулеметов. Что это обозначало, неизвестно. Неизвестность, в которой мы живем, увеличилась еще тем, что прекратилось действие телефона, так что сношения с внешним миром, какие были, пресеклись. Заходил к нам ночной сторож, сказавший, что наш переулок обстреливает какой-то субъект в зеленой куртке. Но обстреливает необыкновенно усердно, иногда доходя до какого-то ожесточения. Я много работал.

2 ноября. Четверг. Шестой день сидим в осаде, и этот день под жесточайшим обстрелом. Никто, даже два равнодушнейшие ко всему окружающему плотника, которые работают у Карцевых в кладовой, не решались выходить за ворота и даже по двору проходили с опаской. Смысл этой пальбы для нас совершенно неясен. Все утро и до 4 часов я работал над биографией, занимаясь днем 7 марта 1698 – день оказался очень обилен перепиской, и потому над описанием пришлось много посидеть. Все время и пушечная канонада. Я поднялся из-за работы только тогда, когда пуля ударила в нашу стену или крышу, т. к. мне показалось, что она попала в окно и разбила его. Весь день и большую часть ночи таинственный незнакомец, находящийся в переулке, щелкает без устали из револьвера, то приближаясь, то несколько удаляясь, очевидно, ходит по переулку. Какую цель имеет в виду это занятие, неясно. Телефон, конечно, не работает, и мы опять совершенно отрезаны от всего мира и ровно ничего не знаем. Только и отрады, что уйти в прошлое и жить в Лондоне весной 1698 года. Когда работу прекращаешь, смысл бытия теряется.

3 ноября. Пятница. Утром была еще редкая стрельба; но затем все стихло. Такая тишина была уже чем-то удивительным; уши за 6 дней привыкли к выстрелам. Стали доходить слухи со Смоленского рынка через ходивших туда прислуг, что юнкера сдались. Пришедший к Карцевым служащий при их магазине татарин Ях-я рассказал, что видел даже, как юнкера сдают оружие. Слухи эти подтвердились252. Пришел Д. Н. Егоров; встречен был нами очень радостно. Затем заходил к нам С. В. Бахрушин, рассказавший о вялых, неэнергичных и прямо предательских действиях командующего воисками Рябцева. Есть известие из Петрограда, что Керенский разбит под Петроградом и бежал, переодевшись в матросское платье, и теперь разыскивается253. Итак, разыскивается находящийся в бегах верховный главнокомандующий. Канатный плясун кончил свою карьеру, как и подобало канатному плясуну: свалился с каната и разбился. Чем же психологически объяснить такое наваждение, что он морочил русское общество восемь месяцев? Потом, конечно, объяснят эту непонятную нам, слишком близким очевидцам, загадку. Очевидно, что московские власти, прослышав о неудаче Керенского в Петрограде, решили и здесь сдаться. Тогда зачем же было оказывать сопротивление большевикам вооруженной рукой с горстью юнкеров, зная о настроении московского гарнизона? Жаль юнкеров; много молодых жизней погибло напрасно; а главное – как тяжело, должно быть, начинать военную карьеру сдачей оружия! Итак, Россия докатилась до крайнего левого берега; левее идти уже некуда. События идут своим неумолимым ходом. Удержать волну, предотвратить ее удар о левый берег оказалось невозможным. Надо, чтобы русский крайний социализм обнаружил все свои творческие силы и исчерпал себя до конца. Пресечь этот эксперимент могут, впрочем, немцы, которые, конечно, воспользуются нашими междоусобиями в своих целях. Носились слухи, что они прорвали наш минский фронт и захватили Минск, что взяли Ревель254. Все это очень тревожно. Я отвлекался от работы, которой, однако, не прерывал. Описывал дни 7—12 марта 1698 г.

4 ноября. Суббота. Утро над биографией. После завтрака мы с Миней гуляли по переулкам нашего района. Много следов от пуль, много разбитых стекол. Есть дома, где почти все стекла выбиты и повреждены снарядами стены. Какое варварство, какое дикое преступление! Глубина русского дикаря, кто изведает тебя! Встречались обыватели интеллигентного вида, унылые, испуганные, хмурого вида с поникшими головами. У всех на душе тяжелая дума. Е. В. Герье, которую мы встретили, сообщила о мужестве Влад. Ив. [Герье]. Еще в субботу, когда уже гремела стрельба, он с внучком отправился гулять на Пречистенский бульвар. Юнкер Александровского училища, стоявший на часах – училище подвергалось усиленному обстрелу – потребовал, чтобы он удалился. Влад. Ив. [Герье] стал спорить и заявил, что он более идти не может, что ему надо посидеть на скамейке и отдохнуть, что под охраной юнкера и сделал. Ради гимнастики я начал колоть дрова, что оказало самое благоприятное действие. Ко мне заходили два студента из Академии, занесли рефераты и расспрашивали меня о московских событиях. У них в Посаде все было тихо. Приехали было из Александрова большевики, очевидно с завоевательными целями. Все стали разбегаться и прятаться по домам. Но большевики, увидев, что нет никакого сопротивления, уехали восвояси. Вечер за чтением.

5 ноября. Воскресенье. Утром я пошел в церковь на углу Пречистенки и Царицынского переулка, которая мне очень по душе своим видом сельского храма, обстановкой и пением. Батюшка в конце обедни говорил проповедь, в заключение ее возвестил, что сейчас в Храме Спасителя идут выборы патриарха255. Он возвестил это как великую радость, и я действительно почувствовал радость. Будет лицо, вокруг которого может сплотиться православная Россия; будет духовный, по крайней мере, центр, к которому должны будут тяготеть рассыпанные, растерзанные, разбитые и измученные. Церковь не изведала, таким образом, анархии, чашу которой пришлось испить государству. Когда во главе государства стали жиды и негодяи, отрадно иметь во главе церкви чистого и святого отца. Без патриаршества, может быть, и следовало обходиться при царе. Но теперь оно может оказать бесценные услуги для России. Кого выберут? Очевидно, собор поспешил с избранием ввиду происшедших событий.

У нас были Богословские. Мы радуемся теперь, встречая родных и знакомых, точно сто лет не видались. У них в Кудрине тоже были жаркие дела: на Кудринской площади стояла пушка, из которой обстреливались дома на Поварской, и несколько домов, в том числе великолепный дом графини Олсуфьевой – повреждены. Пострадала и церковь Бориса и Глеба на Поварской. Мы по-прежнему в полном неведении о том, что происходит в России и Европе. Наших газет нет; а в социалистических листках, кроме хамской пошлости и взаимной ругани, никаких известий нет. Узнали только, что командующим войсками Московского округа сделан «солдат» Муралов. Полкам московского гарнизона предписано «выбрать» себе ротных, батальонных и т. д. командиров, а существующие офицеры будут уволены в отставку. Юнкерские училища закрываются, а юнкера переводятся в рядовые. Вечером я заходил к Карцевым. В. А. [Карцева] сообщила, что немцами взяты Або256 и Гельсингфорс257. Если это так, то решена и участь Петрограда. Кажется, сбываются мои горькие слова, что у нас будет республика под немецким сапогом. Мы едем по кругу справа налево: от царя к кадетам и октябристам (Родзянко, Львов, Гучков, Милюков), от кадетов к социал-революционерам (Керенский), от них еще левее: к социал-демократам – и что же, теперь пойдем обратно, или, что вероятнее, движение наше, сделав полный круг, от крайней левой точки перескочит к крайней правой, и неужели при содействии немцев?