Время меча - Юрий Нестеренко

Наконец уже заполночь сон все-так взял верх над болью, но та не отпускала и во сне. Элине снилось что-то тягучее и неприятное; затем она вдруг услышала, что ее кто-то зовет. Ей показалось, что она проснулась, но на самом деле она все еще спала; однако образы сновидений куда-то исчезли, и остался лишь зовущий ее голос, а затем в темноте она увидела лицо Ральтивана Зендергаста. Он что-то говорил, и тихие голоса вторили ему; Элина и сама начала повторять его слова, и боль постепенно уменьшалась, уходила, таяла…

Наутро, когда Эйрих, обыкновенно просыпавшийся раньше всех, разбудил ее, от сновидения остались лишь самые смутные воспоминания. Зато вчерашняя сцена у кострища вспомнилась очень отчетливо. Элина мысленно сжалась, готовясь к возвращению боли… и ничего не произошло. Она опасливо потрогала свою руку сквозь рукав. Боли не было.

Лагерь меж тем готовился к новому дню пути. Караванщики гортанно перекликивались, верблюды нехотя распрямляли ноги, поднимаясь с холодной земли и позвякивая упряжью, охранники и путешественники выбирались из своих палаток, с хрустом потягивались со сна, распутывали ноги фыркавших паром лошадей, некоторые разминались с оружием, и их сабли весело сверкали на солнце. Элина посмотрела на них завистливо, а затем, отвернувшись спиной к палаткам, засучила рукав.

От вчерашнего ожога осталось лишь несколько чешуек мертвой шелушащейся кожи. Под ними была молодая розовая кожица.

Выходит, то, что привиделось ей ночью, не было сном. Через все эти сотни и тысячи миль славный старый Ральтиван услышал ее боль и помог ей. Но если ему это оказалось под силу, почему он ничего не сделал для нее раньше, когда она валялась в бреду на полу караван-сарая?

— Любуетесь пейзажем? — раздался рядом голос Редриха.

Элина поспешно одернула рукав.

— Было бы чем любоваться, — ответила она.

— В пустыне есть своя прелесть, — не согласился Редрих.

— Это еще не пустыня, — сзади к ним подошел Эйрих. — Настоящая пустыня будет дальше. Барханы, словно застывшие волны, до самого горизонта… Нет, вы только посмотрите, как он держит саблю! Вон тот, в синем тюрбане. Он, должно быть, возомнил, что с него пишут картину. Пока он так красиво замахивается, я бы уже десять раз проткнул его прямым колющим.

— А что, Эйрих, не показать ли нам этим желтолицым, как надо обращаться с оружием? — предложил герцог.

— Отчего бы и нет, — Эйрих обнажил меч.

Они отошли чуть поотдаль и скрестили клинки. Поединок двух белых на нетипичных для этих мест прямых мечах сразу привлек внимание нескольких зрителей — тем паче что мастерство фехтовальщиков заметно было даже неискушенному глазу.

— Издеваетесь, да? — обиженно пробурчала Элина, отвернулась и пошла укладывать палатку. Это был совсем не тот эффект, на который рассчитывал Редрих; его взгляд на мгновение растеряно скользнул за девушкой, и тут же клинок Эйриха уперся ему в грудь. Послышались одобрительные возгласы караванщиков.

— Хотите реванша? — осведомился Эйрих.

Герцог молча качнул головой. Конечно же, он хотел реванша. Но не в каком-то потешном бое на мечах.

Неделю спустя шедший на северо-восток караван покинул пределы полуострова и эмирата, вступив на земли Тагратского султаната. Большая часть крупных и богатых городов этой страны, включая столицу, находилась на севере, за хребтами Тагратского нагорья; южные же территории почти сплошь представляли из себя пустыню. Тем не менее, именно здесь проходил старинный караванный маршрут, кратчайшим путем связывавший Средний Восток с княжествами Кундийского полуострова. Существовал, конечно, и северный путь, которым обычно пользовались сами тагратцы. Некоторые торговцы и путешественники предпочитали переходу через пустыню плавание по океану, однако такое предприятие было более опасным. И в Срединном море кораблям грозили пираты и непогода, но тамошние воды бороздили целые военные флотилии, сильные бури были редкостью, а вдоль северного побережья располагалось немало портов. В этих же диких водах ничто не могло помешать пиратскому промыслу, а свирепые океанские штормы разбили немало злосчастных судов о пустынный, безжизненный берег, где даже выжившие в кораблекрушении вскоре погибали от жажды.

День, когда караван пересек тагратскую границу и повернул на восток, Элина отметила окончательным возвращением в строй. Свои тренировки с мечом она возобновила еще накануне, с неудовольствием отметив, как быстро утрачивается виртуозность без регулярных упражнений, а в этот день представила свои таланты караван-баши и была причислена к числу охранников. Для водителя каравана это не было неожиданностью — он знал, что первую часть пути этот юноша ехал в качестве простого попутчика лишь потому, что не до конца оправился от раны. Таким образом, теперь для одного лишь эльфа путешествие означало расходы; прочие, напротив, зарабатывали жалование — пусть и не слишком большое — которое должны были получить в конце пути. Любопытно, что Йолленгел на сей раз не пытался подработать концертами — то ли все еще скорбил по своей флейте, то ли не хотел лишний раз привлекать к себе внимание, то ли просто не рассчитывал на успех у людей Среднего Востока, чья заунывная музыка сильно отличалась и от эльфийской, и от западной.

Вокруг простиралась пустыня — та самая, о которой говорил Эйрих. Поначалу бесконечные волны барханов — розово-коричневых на рассвете, ярко-кремовых в полдень, нежно-золотых на закате — показались Элине красивыми и величественными, но вскоре однообразие пустыни начало действовать угнетающе. Она могла часами смотреть на море, стоя на палубе корабля, но море было вечно подвижным и непостоянным, как сама жизнь; в застывшем же спокойствии пустыни ощущалось величие смерти. Караван-баши, однако, уверенно вел своих подопечных среди этих безжизненных песчаных холмов, одному ему ведомым способом находя путь от колодца к колодцу, от оазиса к оазису, так что все эти десятки людей и животных посреди бескрайней пустыни не страдали от жажды и голода, хотя припасы в наполненных бурдюках и сумках и приходилось экономить.

— Никак не привыкну к восточным масштабам, — пожаловалась Элина ехавшему, как обычно, рядом Редриху. — Который день уже ничего, кроме барханов. Кажется, одна эта пустыня больше, чем все королевства Запада.

— Это недалеко от истины, — ответил тот. — По этим пескам мы уже проделали вдвое больший путь, чем от западного побережья Столенхейма до границы с луситами. А общий путь каравана от Харбада до Фаррака раза в полтора длиннее, чем дорога через все западные земли в самой широкой их части.

— Подумать только, а из Роллендаля кажется, что мы живем в центре мира. А мы всего лишь притулились где-то на окраине…