Время меча - Юрий Нестеренко

— Вы говорите по-тарвилонски, сударь? — спросила она, подходя к нему.

— Отчасти, — ответил тот, оборачиваясь. — Рад встрече, сударь. Бертало Ингрильо, негоциант из Варсалии, к вашим услугам.

— Взаимно. Эрвард Эльбертин из Тарвилона. Вы давно с Запада?

— Я-то здесь больше года, а вот новый товар прибыл с караваном только сегодня. Но, однако, никаких интересных вестей из наших краев я с ним не получил, если вас это интересует. Может быть, вам известны какие-то новости? Хотя, конечно, трудно назвать новостями то, что происходило несколько месяцев назад…

— Нет, тоже ничего особенного, — осторожно ответила Элина. — Должно быть, это был тот самый караван, с которым мы ехали.

— Вы здесь тоже по торговым делам? — осведомился Ингрильо явно из вежливости, учитывая юный возраст собеседника.

— Нет, я просто путешествую.

— А ваши друзья? (Элина отметила про себя наблюдательность купца — ее спутники стояли поотдаль, а когда они все вчетвером подходили к причалу, Ингрильо, казалось, был поглощен исключительно погрузкой. )

— Они тоже путешествуют, — она подозвала остальных, чувствуя, что иное будет просто неучтивым. Однако ей-таки пришлось ощутить неловкость, когда она подумала, как их представить. Просто «Эйрих, Редрих и Йолленгел», без фамилий и стран, звучало странно, если не подозрительно; однако фамилии Эйриха она и сама не знала, у Йолленгела, как уже было известно новоиспеченной специалистке по эльфам, ее вовсе не было, а фамилия «Урмаранд» была слишком громкой и вполне могла быть известна варсалийцу. Поэтому, прежде чем ее спутники успели открыть рот, она объявила Эйриха своим отцом, а Редриха — братом. Эйрих взглянул на нее одобрительно. Эльф был назван просто «наш друг Йолленгел».

— Вы ведь не тарвилонец? — сразу уточнил у последнего наблюдательный Ингрильо.

— Йолленгел — наполовину лусит, — поспешно сказал Эйрих. Западному купцу не имело смысла повторять сказку про Столенхейм, а вот луситы оставались народом, о котором большинство жителей Запада, даже и торговцы, знали очень мало.

— Ах вот что, — кивнул Ингрильо. — Да, я слышал, что у этого народа необычные имена. (Варсалийца подмывало спросить, верно ли, что луситы приносят человеческие жертвы, но он, разумеется, счел такой вопрос бестактным. ) Соотечественники — или хотя бы люди одной расы — встретившись где-нибудь на чужбине, вдали от себе подобных, обычно быстро сходятся, и вскоре Элина и ее спутники уже многое знали о купце. Кстати, по-тарвилонски он говорил не отчасти, а весьма неплохо — торговцы, ведущие бизнес с разными странами, часто полиглоты. Он прибыл в эти края осваивать рынок, практически не тронутый его западными коллегами, и за год с лишним довольно неплохо развернулся в Фарраке, благоразумно войдя в долю с несколькими местными купцами; теперь же он решил расширять свое предприятие, продвигаясь дальше на восток, и рассчитывал заручиться поддержкой раджи Дулпура, лично представив ему свои товары. Трудно сказать, поверил ли Ингрильо, в свою очередь, словам своих новых знакомых о том, что они просто путешествуют, ибо «жизнь всего одна, и надо же когда-то посмотреть мир» — но если и не поверил, то, во всяком случае, не подал вида.

Разговор этот происходил сначала на причале, потом на палубе галеры, а потом уставшие за день путешественники разошлись по каютам. Элина видела в иллюминатор, как галера отчаливает от пирса, но уже не стала подниматься на палубу и вскоре уснула.

Проснувшись рано утром, графиня, разумеется, захотела подышать свежим морским воздухом. Ее иллюминатор выходил на север, и солнца не было видно, но оно, похоже, еще только поднималось из-за горизонта. Застегнув поплотнее куртку — по утрам по-прежнему было холодно — Элина вышла в коридор, а оттуда по приятно поскрипывавшей лестнице поднялась на ют. Зрелище, открывшееся ей здесь, заставило ее сразу забыть о красотах утренней зари.

Сначала до ее слуха донеслись какие-то ритмичные удары; она, впрочем, еще успела взглянуть на пылающее оранжевым солнце, до пояса высунувшееся из воды, но потом все же оглянулась в сторону источника звука и увидела палубу.

Вдоль обоих бортов сидели люди, по три на каждом весле. Они синхронно сгибались и разгибались в такт размеренным ударам колотушек барабанщика, который стоял у самого основания кормовой надстройки. Было видно, как напрягаются и перекатываются под кожей их мускулы — ибо, несмотря на холод, многие из них были обнажены по пояс, или, в лучшем случае, в рваных рубахах. Однако не похоже, чтобы они страдали от холода — на спинах тех, что сидели ближе к корме, Элина различила блестящие ручейки пота. Куда заметнее, впрочем, были старые и свежие рубцы, покрывавшие эти спины. Правое запястье каждого было приковано короткой цепью к веслу; тяжелые кандалы сковывали также их ноги, проходя через вмурованные в палубу кольца. По проходу между гребцами лениво прогуливался надсмотрщик; это не был здоровый амбал с бычьей шеей, какими обычно изображают людей его профессии — напротив, он был невысокого роста, однако жилист и коренаст; за ним волочился длинный, почти десятифутовый кнут. Время от времени надсмотрщик замедлял шаг и обрушивал внезапный хлесткий удар на спину одного из гребцов — при этом, как правило, доставалось и соседям несчастного. При этом надсмотрщик всегда подгадывал удар так, чтобы тот совпадал с ударом барабана и не сбивал с ритма.

Элина смотрела на это, вцепившись в деревянные перила резной балюстрады, отделявшей кормовую надстройку от палубы. Она насчитала 40 весел

— 20 с каждого борта — стало быть, всего гребцов было 120 человек.

Кто-то подошел к ней. Элина обернулась и увидела Эйриха.

— Похоже, день будет погожий, — сказал он.

— Эти люди — преступники? — требовательно спросила Элина.

— Какие? Ах, эти… Нет, просто рабы.

— Вы что же, хотите сказать, что всякий человек, кому выпало несчастье попасть в рабство, может оказаться в таком вот положении?

— Не всякий. Только физически сильный. Впрочем, даже и сильные редко выживают на галерах больше четырех-пяти лет.

— Но… это же чудовищно, так обращаться с людьми!

— Эрвард, большинство гребных судов, курсирующих вдоль южного побережья Великого континента, приводится в движение именно таким образом. Вы разве этого не знали?

Элина не знала. Даже на «Иль-бадияр» такого не было — бОльшую часть времени галера Саберро шла под парусами, а в критические моменты, когда все же нужно было грести, пираты сами садились на весла. Впрочем, отнюдь не все пиратские капитаны исповедовали тот же принцип; однако Саберро полагал, что в те минуты, когда скорость решает все, нельзя доверять столь ответственное дело врагам, пусть даже и закованным в цепи. К тому же он помнил начало собственной морской карьеры и понимал, что порой и цепи не спасают от бунта.