Бремя одежд. Болотный тигр - Кэтрин Куксон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ладно, – решительно произнесла Розамунда. – Не имеет значения.
Но она была слишком возбуждена, чтобы лечь спать. Какой уж тут сон? Только будешь метаться по подушке. Лучше посидеть у окна, успокоиться…
Напряжение немного отпустило, когда она услышала, как папа с Дженнифер расходятся по своим комнатам.
Часы на лестнице пробили одиннадцать. Розамунда поежилась и, сдернув с кровати служивший покрывалом плед, укутала плечи.
Из-за облака выплыла луна, осветив противоположный берег реки и стоявшего там мужчину.
Розамунда вскочила и замерла. Дом находился в тени; он не мог ее заметить. Что же он предпримет? Переберется на этот берег, постучится в дверь и всех перебудит? На мгновение девушке страстно захотелось, чтобы он так и поступил. Но минуты шли, а человек не шевелился.
Розамунда оглянулась на дверь. Если ступать на цыпочках, они наверняка услышат. Зато, если спуститься как ни в чем не бывало, никто не обратит внимания. Может, ей захотелось пить.
Не снимая пледа, Розамунда обычным шагом спустилась вниз, вошла в кухню и, отперев дверь черного хода, выскользнула на улицу. Прошла садом. Спустилась к переправе.
Брэдшоу махнул ей рукой. Розамунда не ответила, а ступила в лодку и, медленно перебирая руками, так что цепь ни разу даже не звякнула, переплыла реку.
Он протянул к ней обе руки и, когда паром ударился о дощатый настил причала, помог выбраться из лодки. Она вся дрожала – даже не смогла пролепетать положенное приветствие.
– Я молил Бога, чтобы вы вышли.
– Только на минуточку. Хотелось узнать, как ваши дела.
– Ничего подобного. Мы идем ко мне. Я должен столько рассказать вам! Но главное – я накупил еды, много-много вкусных вещей: цыплят, ветчины, вина… думал, вы меня дождетесь. Так спешил!
– Но ведь уже очень поздно.
– Разве это поздно? Несколько минут двенадцатого. Да и какое это имеет значение?
Действительно!.. Так же, как утром, Брэдшоу взял Розамунду за руку и повел с собой – чуть ли не понес на руках. Ей передалось его возбуждение.
– Хорошие новости?
– Ах, Рози! Хорошие, даже очень! Я еще не оправился от потрясения, но, должно быть, скоро привыкну. Я – фабрикант, Рози, как вам это нравится? И не какой-нибудь… мне принадлежат кожевенный завод, фабрика по производству сумок, обувная фабрика, доля в химическом производстве и Бог знает что еще. В настоящее время на моем счету в Кембриджском банке двадцать тысяч фунтов. Только подумайте, Рози, – двадцать тысяч!
Он резко остановился. Они только что вошли в лес, и Розамунда не видела выражения его лица, но интонации его голоса заставили ее сердце учащенно биться. Брэдшоу наклонился к ней и спросил:
– Кого, вы думаете, мне не хватало в Лондоне? Она не ответила.
– Когда я вышел от юриста и, точно вкопанный, застыл на тротуаре, моей первой мыслью было: наконец-то я смогу уехать! Найму управляющего, чтобы проследил за ремонтом дома и полевыми работами, а сам буду прожигать жизнь за границей. Мне всегда хотелось иметь достаточно денег, чтобы разъезжать по всему свету, – во всяком случае, хотелось до того, как я вновь поселился в этом гиблом, леденящем душу, сосущем кровь, окаянном краю… И вдруг у меня мелькнуло в голове: жалко, что рядом нет Рози!.. Не пугайтесь!
– Я… вовсе не напугана.
– Тогда не отворачивайтесь.
– Я…
– Идемте, отметим это событие. Давайте руку!
И они снова, как на крыльях, понеслись над залитыми лунным светом полями, мимо сломанных ворот и по аллее, ведущей к его дому. Розамунду начал разбирать смех; она еще никогда в жизни не была так счастлива, просто задыхалась от избытка не испытанных прежде чувств. Однако она покривила душой, сказав Майклу, будто ничего не боится. Она, конечно же, боялась этого человека! Его несокрушимой мощи, его напора, его уверенности. Смеясь и трепеща, она позволила ему втащить себя в открытую настежь дверь, через освещенный лунным светом холл увлечь на кухню. Там горела лампа. Стол был накрыт. Майкл оглянулся по сторонам.
– Должно быть, Мэгги уже легла. Совсем умаялась. Но все-таки приготовила нам ужин. – Он торжественно обвел рукой тарелки с жареным цыпленком и ветчиной. Потом силой усадил Розамунду в кресло и стащил с нее плед.
– Сначала поедим, а уж потом потолкуем.
Он прошел к раковине, чтобы вымыть руки. Нарезал ветчину. Разделал цыпленка. Взял со стола одну из двух бутылок вина и полюбовался на свет.
– Ей-Богу, Рози, достоинства шампанского сильно преувеличивают. Что может быть лучше доброго, выдержанного вина? – Брэдшоу чуточку иронично улыбнулся и перевел взгляд на полку с фаянсовой посудой. – Пить вино из чашек… Я-то воображал, будто позаботился обо всем на свете – в смысле еды! – он разлил вино. – Понимаете, Рози, я мог купить все, что угодно: детскую одежду, экипировку для Мэгги, настоящий мех™ – он не без лукавства бросил на нее взгляд, – бриллианты… и о чем же я подумал в первую очередь? О еде. Вкусной и питательной. Я так давно не едал от души! Зато теперь мы сможем лопать цыплят и бифштексы, пока нас не станет тошнить от одного их вида!
Он подвинул ей одну чашку и торжественно провозгласил:
– Ужин на столе… Позвольте, мадам…
С Розамундой творилось что-то необыкновенное. То клокотавший внутри смех грозил вырваться наружу, то с трудом удавалось сдержать рыдания. К горлу подступил комок; казалось, она вот-вот захлебнется. Из глаз брызнули слезы. Она низко наклонилась, пряча лицо.
– Рози! Рози! Да не ревите вы! Что я такого сделал или сказал? Рози! – он подошел и опустился перед ней на колени. – Ну, что случилось! Посмотрите мне в глаза. Расскажите…
Он бережно взял в ладони ее лицо; сквозь пелену слез она смутно различала его черты. Как же ей объяснить причину своих слез, если она сама не знает? Возможно, на нее подействовало то, с каким пафосом он говорил о еде – с непосредственностью первобытного человека отдавая приоритет насущнейшей из потребностей? Или его неожиданное мальчишество? Непривычная нежность? Ирония, которая пронизывала все, что он говорил? Много было причин трепетать и плакать…
– Рози! – он отер ее слезы и понизил голос. – Посмотрите мне в глаза!
Розамунда выполнила его просьбу.
– Вы согласны стать моей женой?
Майкл Брэдшоу не отрывал от нее темных, бездонных глаз. От них не спрячешься. Розамунду так и тянуло погрузиться в их глубину, но она по-прежнему не находила слов.
– Я не прошу вас любить меня. Не будем говорить о любви – оставим мечты о
