Хрущев. Смутьян в Кремле - Юрий Емельянов

Репрессии, которым подвергались в советское время различные слои населения, в наименьшей степени задевали представителей рабочего класса. Даже когда в 1923 году на заводах и фабриках страны прокатились забастовки, их никто не подавлял с помощью оружия. С детства советским людям внушали, что рабочие демонстрации разгоняли и расстреливали лишь в царское время. Протест рабочих в Новочеркасске из-за цен на мясо и их расстрел воскрешал в исторической памяти хрестоматийные истории про восстание на броненосце «Потемкине» 1905 года и Ленский расстрел 1912 года полувековой давности. В тех случаях поводами для выступлений явилось негодное к употреблению мясо. На протяжении всей советской истории сообщения о разгоне демонстраций рабочих, отстаивавших свои права в капиталистических странах, даже если они не сопровождались расстрелами, неизменно сопровождались возмущенными комментариями. Первые разгоны и расстрелы демонстраций и забастовок рабочих произошли лишь после 1953 года в ГДР, Польше и Венгрии. Однако в тех случаях советская пропаганда объясняла происшедшие события подстрекательской деятельностью западной агентуры.

Объяснить же деятельностью западных шпионов выступление рабочих старинного казачьего города Новочеркасска было невозможно. Поэтому правду об этих события скрыли от общественности. Хрущев же так оценил события в Новочеркасске на заседании Президиума ЦК: «Хорошо провели акцию. Другого выхода не было. Большинство поддерживает. Разгромить сектантские организации. Слабость нашей работы. Басов (первый секретарь Ростовского обкома. – Прим. авт.) слабый оказался. Вывод сделать – улучшить работу. Усилить работу КГБ».

На самом деле восстание в Новочеркасске требовало значительно более серьезного и глубокого анализа. События в Новочеркасске означали, что против Хрущева и его политики выступил рабочий класс. Хрущев, который постоянно напоминал о том, что он выходец из рабочего класса и проводник его интересов, отдал приказ стрелять по братьям по классу. Это означало, что вместе с другими руководителями партии Хрущев утрачивал свою главную социальную опору. Пророческое предупреждение Сталина о том, что партия-Антей может оторваться от народа, сбывалось. События в Новочеркасске стали еще одним грозным знаком, свидетельствовавшим о банкротстве Хрущева как руководителя страны.

Глава 2

КАРИБСКИЙ, ИЛИ КУБИНСКИЙ, ИЛИ РАКЕТНЫЙ КРИЗИС

В 1962 году усугубились трудности СССР и на международной арене. Разоблачение ракетного блефа поставило страну в тяжелое положение. Теперь, когда американцы знали, что у СССР нет возможности нанести сокрушительный ядерный удар по Америке и военным базам США в Европе и Азии, они могли развернуть наступление на позиции СССР в мире, прибегнув к таким же угрозам, к каким недавно прибегал Хрущев. Поэтому с осени 1961 года Хрущев стал прилагать усилия для поддержания своего контакта с Кеннеди, установленного во время берлинского кризиса. В ходе обмена письменными и устными посланиями Хрущев, с одной стороны, стремился продемонстрировать уверенность СССР в своих силах и готовность возобновить борьбу за Западный Берлин. С другой стороны, Хрущев рассчитывал узнавать, какие шаги Кеннеди отражают подлинные намерения правительства США, а какие являются лишь громогласными политиканскими заявлениями. Этим целям служили беседы Пьера Сэлинджера с Харламовым и Большаковым.

В ходе этих бесед особые усилия направлялись на то, чтобы укрепить доверие между главами двух стран. Обсуждалось предложение о телепередаче, в ходе которой Хрущев и Кеннеди могли бы высказаться на тему «В каком мире я хотел бы жить?». Говорилось и об установлении «горячей линии» между Москвой и Вашингтоном. Тема возможности развязывания случайной войны вследствие сбоя в системе электроники стала особенно популярной на Западе после выхода в свет политического романа Ю. Бёрдика и X. Уилера «Система предохранения», в котором действующими лицами были Хрущев и президент США. В последнем легко узнавали Кеннеди. В романе рассказывалось о том, как американские самолеты, получив неверный сигнал, летят бомбить Москву. Чтобы убедить Хрущева в том, что это – следствие ошибки и ему не стоит отдавать приказ о начале ядерной войны, президент США приказывает сбросить ядерную бомбу на Нью-Йорк.

Активную роль в беседах с Кеннеди играл и Аджубей. Вместе со своей супругой Радой Никитичной он в конце января 1962 года посетил Белый дом, где их принял Кеннеди. Президент США передал Аджубею, что американцы удовлетворены решением Хрущева отложить подписание мирного договора с ГДР. В то же время он подчеркнул, что в любом случае американцы не уйдут из Западного Берлина. Одновременно Кеннеди выразил озабоченность продолжавшимся наступлением Патет-Лао в Лаосе. Кеннеди выразил также недовольство продолжавшимися в СССР ядерными испытаниями в атмосфере и заявил, что США также могут возобновить подобные испытания. Не вдаваясь в содержание бесед, Пьер Сэлинджер сообщил на пресс-конференции, что, «разговаривая с господином Аджубеем, президент отдавал себе отчет в том, что тот находится в положении, позволяющем ему непосредственно передать его взгляды своему тестю».

Решение США возобновить ядерные испытания в атмосфере привело к отказу от теледебатов между Кеннеди и Хрущевым, но контакты между президентами не были прерваны. 11 мая 1962 года Пьер Сэлинджер прибыл в Москву, где его принял на даче Хрущев. В ходе переговоров, которые проходили за обеденным столом и во время прогулок по парку, Хрущев положительно оценил примирительные заявления Кеннеди по берлинскому вопросу. Однако он выразил свое негодование по поводу заявления Кеннеди в своем интервью известному журналисту Стюарту Олсопу. По словам Олсопа, говоря о возможностях применения ядерного оружия в Европе, Кеннеди заявил: «Хрущев не должен быть уверен в том, что, защищая наши интересы, Соединенные Штаты никогда не нанесут первый удар». Хрущев возмущался: «Этот поджигатель войны Олсоп – он что, – ваш государственный секретарь? Даже Эйзенхауэр и Даллес не делали таких заявлений, какое сделал ваш президент. Он вынуждает нас пересмотреть нашу политику». В ответ Сэлинджер заверил Хрущева, что «политика США остается неизменной. Мы не применим ядерное оружие, если мы и наши союзники не станем целью массированного коммунистического нападения».

В ходе последовавшей беседы Хрущев вновь подчеркнул, что СССР никогда не примирится с присутствием войск западных союзников в Западном Берлине. (Сэлинджер утверждал, что «Берлин стал такой же идеей фикс для Хрущева, как и сельское хозяйство СССР».) Хрущев говорил: «Неразумно грозить нам войной, неразумно пытаться помешать нам подписывать мирный договор с ГДР угрозами войны… А вы что, на самом деле начнете войну из-за Западного Берлина с его населением в два с половиной миллиона человек? Сам Аденауэр заявил, что не найдется дураков, которые были бы готовы сражаться за Западный Берлин. Но если сами немцы говорят так, то, конечно, США не будут воевать за Западный Берлин, который им нужен, как собаке пятая нога». «Мы не можем предвидеть, – говорил Хрущев, – какие шаги будут предприняты американским правительством. Но мы хотим, чтобы нас верно поняли в США. Было бы глупо с нашей стороны запугать вас, точно так же, как было бы глупо с вашей стороны запугать нас».