Грехи отцов. Том 2 - Сьюзан Ховач

— А Скотт? — спросила я.

Себастьян удивился.

— А что Скотт? Корнелиус, по-видимому, отказался от мысли сделать Скотта преемником, иначе зачем бы он загнал его так далеко — в Европу, и на такой большой срок? Если повезет, Скотт может рассчитывать на партнерство, но не более того. Скотт достиг потолка. Корнелиус, наконец, поумнел. По моему мнению, Корнелиус ждет, когда закончится твоя интрига со Скоттом, чтобы избавиться от него.

— Но я выхожу замуж за Скотта, Себастьян. Мы не собираемся оставаться вечно помолвленными и планируем обвенчаться на Рождество.

Молчание. Где-то вдали звенел колокольчик, а с реки доносился смех туристов на плоскодонках.

— Ну что ж, — сказал, наконец, Себастьян. — Если ты этого хочешь, то желаю счастья. Я всегда советовал тебе следовать своим желаниям. Я всегда советовал тебе не слушаться людей, которые пытаются управлять твоей жизнью. И я всегда говорил: чтобы ни случилось, я везде и всегда буду с тобой.

Я не могла говорить. У меня было такое чувство, будто в моем теле поворачивали и поворачивали нож. Я чувствовала себя более растерянной, чем когда-либо с тех пор, как мы решили расторгнуть наш брак.

Мимо нас прошла группа туристов. Впереди взрослых прыгал светловолосый мальчик со скакалкой в руках.

— Того же возраста, что и Эдвард Джон, — сказал Себастьян, произнося вслух то, что мы оба подумали. — Странно думать об Эдварде Джоне. Вероятно, сейчас он бегал бы вокруг, доставляя нам массу беспокойства. Но я никогда не думаю о нем так. Я вижу, как он говорит «пожалуйста» и «спасибо», вручает тебе цветы на День матери и убегает читать «Остров сокровищ» в свободное время. Как мы сентиментальны в отношении мертвых! «Они никогда не состарятся, а мы, оставшиеся, состаримся…» Кстати, я всегда считал, что эти слова написаны Рупертом Бруком, но как-то открыл, что автором был некто Биньон. Мне бы хотелось показать тебе Грантчестер, дом Руперта Брука; это всего две мили отсюда, но нет времени, тебе пора на станцию. Иначе ты опоздаешь на поезд.

В молчании мы вернулись к автомобилю, и также молча доехали до станции.

— Я не буду дожидаться поезда, — сказал Себастьян. — Это разновидность благородного мазохизма, как в старом английском кино. Пока. Спасибо, что приехала. Желаю счастья.

— Себастьян…

— Мы поступаем так, как должны поступать. Я знаю. Нет нужды ничего объяснять.

— Я так хотела бы…

— Нет, не надо. Нет проблем. Сообщи, если понадоблюсь. Сейчас вылезай к чертям и, пожалуйста, не прозевай свой поезд, а то все в Лондоне начнут думать, что я соблазнил тебя.

Я вылезла из автомобиля и поплелась на станцию. В сумятице мыслей я отчетливо понимала одно: Скотт был прав, удерживая меня от посещения Себастьяна. Он предвидел, что встреча взбудоражит меня; так оно и случилось. Я твердила себе, что не следовало мне видеть Себастьяна, не следовало ехать в Кембридж, не следовало ставить себя в такое невыносимое положение. Но когда я спросила себя, что это за положение, то определить его не смогла.

Я думала об Эдварде Джоне и плакала, идя по платформе в ожидании поезда.

Глава шестая

— Я звоню, чтобы пожелать тебе всего самого хорошего, Вики, — говорил Джейк Рейшман. — Я слышал, о вашей помолвке объявлено официально.

Стоял сентябрь. Дети были опять в школе, а я снова в Нью-Йорке, после плавания через Атлантику вместе с матерью на борту «Королевы Елизаветы». Скотт собирался возвратиться в Нью-Йорк в октябре, наша разлука, таким образом, получалась недолгой, но я все еще не хотела, чтобы он оставался предоставленным самому себе. Так или иначе, я не была дома целое лето и понимала, что прежде всего надо подумать о детях. Именно поэтому я устояла, правда с огромным усилием, перед соблазном пожить еще немного в Лондоне.

— О, Джейк, как хорошо, что ты позвонил…

В это время я переодевалась в спальне, собираясь нанести еженедельный визит отцу, поиграть в шахматы и посплетничать. Рядом с телефоном на ночном столике стояла в рамке моя любимая фотография Скотта, и, разговаривая с Джейком, я вспоминала, как морской бриз трепал ему волосы, когда он позировал перед камерой. В тот момент мы отплывали от побережья Суссекса. Скотт к тому времени опять бросил пить. Будучи в состоянии душевного разлада, я тогда присоединилась к нему и радовалась, что похудела и почувствовала себя лучше. Я решила было для себя, что вообще не стоит употреблять алкоголь, но стоило мне с матерью подняться на борт «Королевы Елизаветы», как через полчаса я страшно затосковала по мартини. Мать в течение всего путешествия бесконечно раздражала меня флиртом с семидесятивосьмилетним вдовцом, питьем шампанского с утра до вечера и бесконечными стариковскими воспоминаниями о так называемых «старых добрых временах».

— Правда, здорово, что ты позвонил, Джейк, — повторила я, пытаясь сосредоточиться на разговоре и глядя на Скотта, улыбающегося мне с фотографии.

Но Джейк не упоминал имени Скотта. И не спрашивал о предстоящей свадьбе. Он лишь спросил:

— Когда ты собираешься повидать своего отца?

— Я еду к нему прямо сейчас.

— Тогда скажи ему, пожалуйста, что нам совершенно необходимо поговорить, ладно? Я пытался звонить ему, но застаю только нанятых им молодых служащих, и, хотя я и оставляю для него сообщения, он мне не перезванивает. Я буду тебе очень признателен, если ты поможешь мне.

— Ладно. — Мне было обидно, что моя помолвка — для него лишь повод для другого разговора. Но Джейк всегда был очень добр ко мне, простил мне мою роль в неудаче Эльзы с замужеством, оставался моим поклонником, несмотря на ссору С отцом, и я постаралась скрыть свое недовольство.

— Ну, а как ты, Джейк? — спросила я вежливо. — Я так давно тебя не видела.

— К сожалению, я не совсем в порядке, и это одна из причин, по которой я должен как можно скорее поговорить с твоим отцом о делах, касающихся нас обоих. Моя язва опять обострилась, и завтра я ложусь на операцию в Маунт-Синай.

— О, мне очень жаль! — Я была потрясена и сразу забыла о раздражении. — Желаю тебе удачи и обещаю, что отец позвонит тебе сегодня вечером.

— Я дам тебе телефон моей новой квартиры. Он не знает его. — Он быстро продиктовал номер и затем добавил бесцветным голосом, каким обычно говорят властные люди, стараясь замаскировать свой диктаторский тон: — Не слушай его, Вики, если он скажет, что позвонит позже. Заставь его позвонить при тебе. Если же он начнет увиливать… — Он замолчал, как бы подыскивая слова. — Скажи ему, что с возрастом я стал сентиментальным, что братство Бар-Харбора значит для меня больше, чем новое поколение, сеющее смуту и гибель.