Остаться человеком - Карлаген
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Два года бесчеловечных экспериментов. Мне исполнилось четырнадцать, а моя Родословная прибавила дополнительно пару лет. Я не сделал каких-то заметных прорывов в работе с призывом, зато улучшил свои навыки работы с Тенью и заметно продвинулся в Кровавой Магии, но главным моим достижением был опыт бесчисленных алхимических экспериментов с Родословной. Моё оборудование примитивно, знания пестрят пробелами, но множество врождённых особенностей и развитая интуиция алхимика с лихвой покрывала мои недостатки.
Смотря на плод своих трудов мне было не по себе. Я чувствовал себя проклятым Менгеле... Обычным особо не выдающимся учёным, добившимся громадных результатов за счёт аморальных экспериментов над людьми. И тот факт, что это были худшие среди гоблинов меня совершенно не радовал. Пить или не пить? Зелье манило, оно обещало достаточно быстро сделать меня столь же сильным, как и столетний гоблин, главное пережить трансформацию, а что до побочных эффектов - они должны быть приемлемы, ведь я крепче любого из испытуемых, да ещё и колдун, только вот побочные эффекты всё равно будут, да и стоит ли пить?
Пить стоит, хотя бы потому, чтобы все жертвы не были напрасны. С силой столетнего, я смогу защитить своё племя и своих женщин. С этой силой я буду тем, с кем стоит считаться, да кроме того я получу новое врождённое заклинание, что позволит мне сделать новый шаг в изучении магии. Пить стоит, так как пускай моё племя и увеличилось более чем на шесть десятков, за счёт скитальцев, сотню гоблинов, пущенных на эксперименты мне вряд-ли просто так простят, ведь пускай они и были отбросами, то что я творил - форменный беспредел, и лишь каким-то чудом я всё ещё не получил нагоняй от очередного Старшего, но это лишь вопрос времени.
Оставил зелье в защищённом магией помещении, я добрался до своего дома, где Мия ткала очередное полотно.
- Жена моя, мне нужен твой совет. - на мои слова девушка улыбнулась, позволив мне полюбоваться как её ровные человеческие зубы медленно меняются на острые гоблинские. Её кожа стала бледнее, волосы темнее, а в глазах с каждым месяцем становилось всё больше желтизны. Я с наслаждением наблюдал как начинают заостряться её милые ушки, и пускай Мия не была ещё даже полноценным гоблинокровым, время уже начало замедлять для неё свой бег. Жаль, что другие женщины всё так же оставались простыми людьми.
- Чем я могу помочь тебе, муж мой?
- Я долго шёл к силе, и вот сейчас до неё буквально рукой подать, но я в раздумьях. Правильно ли принять силу, купленную кровью десятков собратьев? Останусь ли я при этом собой? - Мия отложила работу, и обняла меня.
- Муж мой, делай то что считаешь нужным, только вернись собой. Но перед тем как примешь решение помни, - Мия с горькой улыбкой указала на шрамы всё ещё остающиеся на её спупнях, - и помни, что твоим собратьям меня продали люди. Если примешь эту силу, ты сможешь сделать меня настоящей гоблиншей?
- Да, пускай возможно и не сразу, - на мои слова девушка снова улыбнулась, на этот раз по-настоящему.
- Тогда прошу, прими её, если сможешь сохранить себя. И тогда ты сможешь ласкать в постели и тискать свою симпатичную гоблиншу, - Мия снова обняла меня, и через мгновение наши губы слились в поцелуе.
- Хувааа! - пронзительный детский плач разрушил прелесть момента. Мой сын, годовалый ребенок без имени, нервно пронзительно заплакал. Мия направилась к колыбельке.
- Мне пора. - теперь, этот небольшой разговор помог мне избавиться от последних сомнений и окончательно выковать решимость.
- Возвращайся собой, твой сын хочет получить от тебя имя, - Мия на прощание улыбнулась, я же улыбнулся в ответ.
Вязкое зелье потекло по моему горлу, и я чувствовал, как жар начал обжигать мои артерии и вены, стремясь добраться до сердца. Зелье разъедало губы и язык, неприятно заныли зубы, а после по крови стал расходиться нарастающий жар. Магия в моей крови закипела, после чего перед глазами пошли какие-то блики, и я рухнул в эпелепсическом припадке, чувствуя, что сейчас мне будет хуже, чем, когда бы-то ни было. И словно этого было мало, в голове я услышал приближающийся дикий крик. Кричал не я, кричала - Родословная.
Мой разум наполнился странными образами. По мне ползали черви, но в них не было ни жизни, ни магии - глюки не более. Глаза зудели, а после из них посыпались пауки, и зуд стал вовсе невыносимым, но собравшись с силами я подавил желание почесать глаза. Меня сковала очередная судорога, после чего большая основная мощь зелья наконец дошла до сердца, после чего чадящий огонь Родословной разгорелся до чудовищного пламени. Сознание прояснилось, омываемое потоками кровавого пламени, но спустя несколько стуков сердца я ощутил, как меня распирает изнутри. Я чувствовал себя надутой лягушкой, которая прямо сейчас должна взорваться из-за ребенка дебила. Пользуясь ясностью сознания, я уселся в удобную позу для медитации и начал распределять излишки энергии в семь магических узлов, образующих кольцо рядом с сердцем, в кости, мышцы и кожу. Давление слегка спало, но стоило почувствовать небольшое облегчение, как моё тело согнулось в очередном припадке. Мой контроль рухнул в одночасье, разум слегка помутился, и я ощутил, как из глаз, носа и ушей идёт кровь. Стоило приступу закончиться, как я, подавляя желание исторгнуть из себя собственные внутренности, вновь занял удобную позу для медитации, и принялся стабилизировать буйство Родословной во всех частях тела.
Родословная жадная сволочь и до кучи сильный сверхъестественный мутаген. Я чувствовал жар и зуд по всему телу, моё состояние было ужасным, но Родословная всё ещё переваривала избыточный для неё объем энергии, а ведь по сравнению первыми этапами очистки, поглощаемая энергия была относительно скромной.
Очередной приступ сопровождала боль и извивающиеся словно черви вены. Первое чувство давно прописалось у меня в качестве спутника, а вот второе казалось чем-то новеньким. Рисунок вен извивался, менял своё положение и возвращался назад, сопровождаясь приступами и периодами потери контроля. Спустя очередную вечность в этом аду, я почувствовал дикую жажду и неудержимое желание что-нибудь съесть. Я опустошил кувшин воды, и разом закинул в рот пригорышню гоблинских горошин, чувствуя, как голод с
