Наренгу идет за тобой (СИ) - Медведская Евгения
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мурон жадно хватая ртом воздух лежал на полу. Магическое зеркало ожило, сообщая одну единственную новость: «Граф Михеллы Пинатири в качестве свадебного подарка дракону Наренгу и его жене Исиде, принцессе Лиз, отказывается от титула и престола. Земли Михеллы переходят в полное владение драконьей четы».
Герцог закрыл глаза, закусывая губу до крови. Его трясло от боли и страха. Он проклинал михелльскую барышню, которая вынудила его поделиться секретами Наренгу, но при этом радовался, что дракон лично сорвал на нем зло. Возможно, теперь можно будет попытаться вымолить прощение.
К тому же стоило немедленно объявить отбор невест. Магия наполнит вены будущих поколений Муронов. Без этого в мире жить невыносимо.
Пинатири
Он поставил подпись под документом и уронил голову на руки. Амбиции разбились, жизнь вывернулась наизнанку. Особняк казался ему гадким и пустым местом. Бьёкка сознательно открывала отсюда так много порталов. Каждый из них нарушал магические связи, создавал пустые зоны. Сестра ненавидела этот дом. Став графиней, она бы не оставила от него камня на камне, чтобы вместе с белоснежной громадой уничтожить свои детские воспоминания полные горя.
Но для Пинатири, это была трагедия. Его магия, столько лет заботливо им создаваемая, его ловушки, следящие устройства, нити пронизывающие все пространство, была разорвана. Будто бы лесная паутина, натянутая между деревьев, она хлопала и трепыхалась на ветру обрывками. Он потерял все — семью, страну, дом. Вернее, дом как раз ему оставили. Как издевку и плевок в лицо. Вот тебе, бывший граф, разоренный особняк.
Нельзя было идти против Наренгу. Отец предупреждал об этом еще в тот день, когда юный наследник требовал себе королевскую дочь в жены. Он умолял, угрожал, кричал, топал ногами, но отец был непреклонен.
— Она принадлежит Наренгу, — холодно отвечал тот. — Только если он отпустит ее, тогда можешь подобрать объедки с пола. Если тебе нужна такая жена. Ты — будущий граф!
— Я люблю ее! — возмутился Пинатири. — Да, я готов предложить ей больше, чем Наренгу! Она для меня все!
— Громкие слова мальчишки, — усмехнулся отец. — Любовь ничего не значит, иногда пройдя по этому пути ты оказываешься на краю гибели. Любовь непотребно дорого стоит для таких как мы. У нас есть власть и сила. Мы на вершине этого мира, но неверный брак ставит все под угрозу. Поверь мне и не спорь. Твои чувства пройдут и угаснут. Найди другую пару и не пытайся взять то, что уже забрал дракон!
Эта сцена всплыла в памяти, пугая своей актуальностью. Пинатири вспомнил, кого взял себе в жены отец, повинуясь чувству. Сколько горького опыта он хотел передать влюбленному сыну, но не мог рассказать и доли правды. Сколько лет старый граф держал в себе эту боль, смотрел на дочь, которую должен был казнить, но казнил сам себя.
Кориланы действительно распространяли вокруг безумие. Влияя на умы других людей, они больше не считали их равными, разменивали как пешки, а Бьёкка… Нелюбимая дочь, забитая, слабая, всю жизнь вынужденная подчиняться, покоряться, скрывать свой дар. Сколько она вынесла боли, насмешек. Пинатири провел в темнице ночь. Ему лишь под утро удалось освободиться. Ночь была длинной. Унижение от тяжелых цепей, мрачные стены каменного мешка, уборная на виду. Как ребенок жил в таких условиях несколько месяцев? Одна, лишенная матери и отца, нежная и избалованная? Каково было ей упасть в этот ад?
Пинатири ненавидел ее. За смерть матери, отца, за интригу в которой пострадал Наренгу. Если бы не убийство правителя, инсценировка изнасилования и вмешательство в мысли Исиды, ничего этого не было бы. Он бы не сделал женщине Наренгу предложения, не полез бы туда, куда не следовало. Он расплачивался за ее действия. Сам лишился власти и земель навеки, но при этом жалел сестру. Лил за нее слезы, переживал все обиды с ней заново. Вспоминал себя, с гадким хохотком устраивающего папиной «любимице» очередную проказу. Только сейчас он понял, почему его никогда не наказывали, если любимой была она.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Даже после самых гадких выходок, когда воспитатели притаскивали их двоих в кабинет отца, вердикт всегда был один: «Дети просто играют. Пинатири невинно пошалил».
Бьёкка при этом была грустная и напряженная. Она знала, кого накажут. Всегда только ее. Сначала гадость от брата, потом добавка от отца. Девочка не пыталась жаловаться, его действия имели последствия только когда их заставали воспитатели.
Бывший граф налил себе стакан янтарной жидкости и отхлебнул большой глоток. Ему хотелось рыдать на плече отца, хотелось стать мальчишкой и переиграть все с самого начала. Защитить мать от корилана, спасти Бьёкку, уберечь отца, иначе вести политику. Жизнь разветвлялась перед ним, как дерево и он бежал взглядом по всем его веткам. Что если бы он только знал? Если бы знал раньше, где принять верное решение?
Ударом было узнать, что Исида и Наренгу были вместе. Ударом было оплакать их, а затем видеть восставшими из пепла. Ударом страшной силы было то, что Людорг, такой близкий и надежный, был человеком Наренгу. Нет, это не предательство. Предателем бы он стал, перейдя на сторону сестры. Но как он мог повиноваться внешней власти?
Верифай прислал весточку, что уезжает с семьей на юг, к морю, где будет вести скромную и богатую жизнь. Его желание занять трон Михеллы весьма притупилось после того, как Наренгу вернулся. Вот кто по-настоящему правил здесь. Без дракона решения не принимались раньше, и теперь он не собирался убирать руку с пульса.
Пинатири сделал еще несколько крупных глотков. Людорг вошел в кабинет, молчаливым кивком приветствуя своего бывшего повелителя.
— Я все подписал, — указал он на стол, где на гербовой бумаге сияла поставленная магическими чернилами сложная родовая роспись.
— Верное решение, — склонил голову начальник охраны. — Другого не было.
Пинатири промолчал, наливая новую порцию.
— Вас ждет его великолепие Наренгу. Приказал немедленно явиться.
Пинатири вздрогнул. Последний раз ему приказывали явиться, лишь когда был жив граф-отец. Сложно было принять то, что теперь это мог сделать новый правитель.
— Я не желаю, — бывший граф отпил еще глоток, чувствуя, как расслабляется тело и кружится голова.
— Пинатири, — мягко сказал Людорг. — Ты много лет был моим господином. Я знаю тебя с детства. Положение изменилось, но это не катастрофа. Ты все еще богат, имеешь статус, можешь устроить свою жизнь и сделать хорошую карьеру. Твоя родословная не получила пятна, потому что всякие следы бесчинств Бьёкки уничтожены. О ее природе, благодаря Наренгу, не узнает никто и никогда. Но если тебе кажется, что этого недостаточно, если на твой взгляд, ты должен бороться за то, что никогда не вернется, то я не смогу тебя защитить. Более того, я не попытаюсь сделать этого. Головы еще будут лететь. И еще много событий, страшных и катастрофических могут произойти. Хочешь стать изгнанником? Хочешь, чтобы правда о Бьёкке всплыла?
Пинатири медленно как во сне покачал головой.
— Тогда возьми себя в руки и исполни приказ его великолепия.
Резким движением кисти алкоголь влился в горло. Пинатири протер лицо и встал.
— Ты прав, наставник. Ты как всегда прав. Веди меня к новому правителю. Бьёкка любила повторять, что драконы правят миром. Время преклонить перед ним колено.
— Не дерзи, — хмуро заметил Людорг.
Бывший граф потянулся к бутылке, но та была вырвана из его рук.
— Достаточно. Не хочу, чтобы Наренгу тебя убил, если ты вдруг начнешь истерику. Иди за мной или я потащу тебя силой.
— Где он?
— В своем доме, конечно, — ответил Людорг.
Дом из темных камней
Пинатири вышел из машины, оглядывая двор Наренгу. Здесь буйно росли цветы, сновали слуги. Жизнь кипела и бурлила, но не для того, кто все утратил.
— Сюда, прошу вас, — высокий маг с прямыми волосами указывал дорогу.
Пинатири вошел в кабинет и увидел дракона, рядом с которым сидела Исида. Они что-то бурно обсуждали. Девушка подняла руку, и он увидел, что жуткие следы ожогов почти исчезли, а глубокие шрамы на каждом предплечье превратились в тонкие, едва заметные линии. Исида была прекраснее, чем когда-либо. Она сияла, лучась силой и светом. Пинатири вспомнил, какой она была в его особняке и поразился контрасту.