Посланник - Борис Мешарин

Залив от Ангары глубоко врезался между сопок, уходя от русла реки километра на два. Малышев остановился на пирсе и осмотрелся. Вмерзшие в лед, ждали своего часа красавец-катер зятя и его маленькая моторка, на которой он плавал по заливу. Две дорож-ки в снегу, протоптанные им же, вели в разные стороны. Одна уходила направо, в конец залива, там он ловил окуней и щучек, другая налево, где поглубже, где ловился хариус.

Сегодня он взял с собой мотыля и решил половить более благородную рыбу. Без-ветренное утро обещало неплохой клев, и Петр Валерьевич заспешил к своему старому месту. Смахнув с деревянного ящика утреннюю порошу, он кинул на него маленькую по-душку, принесенную с собой, освежил старые лунки ледорубом и уселся. Достал красного червячка, личинку комара сантиметра полтора длиной, нацепил его на крючок, поплевал на него по рыбацкому обычаю и забросил в лунку.

Зимняя удочка «молчала», не подавая никаких сигналов, и он стал немного по-тряхивать ее, приманивая к играющему мотылю рыбу. Минуты через три тонкая пружин-ка кивнула, Малышев резко дернул леску, подсекая добычу, и в натяг потащил рыбу из лунки. Вот он, первый сегодняшний хариус уже дергается на заснеженном льду. Петр Ва-лерьевич оценил добычу — средненький хвост, но все равно радостно и приятно душе.

Новый мотыль, новый заброс и ожидание. Ожидание особенное, рыбацкое, его не поймет человек, не ловивший сам рыбу. Но поймет охотник, не раз подстерегающий свою добычу на солонцах.

Солнце уже коснулось лучами заснеженного ледяного покрова, но Малышев не замечал его, все внимание на лунку, на тонкую пружинку, сигнализирующую о поклеве. Опять кивок, подсечка и рыбка трепещется на снегу.

Совсем неважно, сколько он поймает рыбы — пять, десять или тридцать хвостов. Но сегодня ему везло, и он засиделся дольше обычного. Глянув на часы, заторопился и только сейчас осмотрелся. Лучи солнца искрились на кристалликах снежинок, слепя не-много глаза, и от этого весь залив казался немного затемненным. Он повернулся в другую сторону от бликов, и снег забелел нетронутым покрывалом.

Малышев собрал рыбу в сумку, прикинул на вес: килограммов на шесть потянет. Довольный уловом, взял рыбацкие снасти с подушкой и заспешил домой.

Раньше он и мечтать не мог о такой рыбалке. Свой дом на заливе, который объяв-лен закрытой зоной, нет рыбаков-конкурентов, тишина, покой и природная красота.

Дома он сам солил хариус и любил его кушать с вареной рассыпчатой картошкой. К столу обычно подавались соленые грузди или рыжики, огурцы, помидоры, прекрасно сохраняющиеся в большом подвале. Огурцы и помидоры солила жена на всю большую семью, выращивая их в теплицах собственного огорода, грибы собирали вместе, часто беря с собой в лес внука, а когда получалось, то и дочь с зятем.

В начале, когда несколько лет назад Малышевы переезжали в новый загородный дом, Петр Валерьевич считал, что будет скучать по городу, по общению с приятелями-соседями и бывшими сослуживцами. Но время шло, и скучать не приходилось. Михайловская усадьба занимала несколько гектаров, а посему работы хватало. Мужская умелая рука никогда не останется без работы, не смотря на то, что в усадьбе проживала еще и охрана, которая всегда готова помочь по хозяйству. В ее двухэтажный домик гостиничного типа он не совался с рабочей помощью, хотя и заходил нередко угостить рыбкой. Там же жили две горничные и повар. Трехэтажный коттедж зятя с дочерью ремонта не требовал, но если надо где-то, что-то прибить, привинтить, то это уж его забота.

Малышев с супругой, Ольгой Федоровной, жили в отдельном уютном домике на четыре комнаты. Им и этого было много, но зять настоял, мотивируя тем, чтобы было, где поиграть внукам.

Летом Ольга Федоровна возилась на огороде, а он или рыбачил, или возился с бассейном, меняя воду, или на детской площадке смазывал качели. Работы хватало, и они с женой не скучали.

Ольга Федоровна встретила мужа обычным заботливым кудахтаньем — не замерз, не устал? Посмотрела на улов, похвалила и порекомендовала:

— Отнеси ребятам, — так она называла охрану, — пусть поедят свеженькой, у нас и так целая бочка стоит полная.

Муж не возражал, всегда готовый поделиться последним. Ребята его уважали, по-могали, где действительно нужна была мужская сила, не лезли с мелочью, чтобы не оби-деть старика.

Малышев вошел в гостиную охраны.

— Ребята, рыбка свежая, хариус. Вам посолить или жареную будете?

— Лучше пожарить, — раздались голоса.

Они знали, что солить рыбу и вялить Петр Валерьевич не доверял никому, делал все сам. А если жарить, то унесет рыбу повару, который и приготовит отменное блюдо.

— Ладно.

Малышев повернулся и пошел на кухню, вывалил рыбу в таз.

— Сегодня поймал, ребята просили пожарить.

— О, отлично, будет на второе жареный хариус с картофельным пюре, — обрадовался повар, — а я все раздумывал: то ли рагу сделать, то ли котлеты пожарить. На первое борщ сварю.

— Борщ — это хорошо, в обед всегда супчик требуется, — похвалил Малышев, — ну, не буду тебе мешать.

Он вышел на улицу. День теплел и солнышко пригревало. Скоро побегут ручьи, растает снег и снова лето. Он любил лето больше других времен года и всегда ждал его с нетерпением. Растает лед на катке и вновь заполнится бассейн чистой ангарской водой, где с наслаждением можно искупаться с внуком.

Ольга Федоровна вначале ворчала: «Куда ты-то в воду лезешь, старый, простынешь еще»? Но потом успокоилась и иногда поглядывала на мужа, может быть вспоминала молодые годы.

Быстро бежит время, ох как быстро, промелькнули незаметно, пролетели годочки. Более сорока лет они прожили вместе и иногда ненароком вспоминали былые деньки. «А помнишь, Петя, как в Листвянку на мотоцикле ездили, я беременная была Иринкой, но ничего, ездили»? Или: «По лесу ты меня натаскал перед самыми родами, по горкам. И ничего. А сейчас молодежь не та уже пошла — все на сохранении больше лежат, чем на природу ездят. Двигаться мало стали. Я беременная полы мыла, а ты все твердил, что хорошо, так надо, место не прирастет и рожать легче будет».

Так уж, видимо, заведено природой, что старики в каждом веке твердили одно и то же: Не та молодежь пошла, не та. Вот у нас бывало…

Домой прибежал внук.

— Бабуля, дедушка, я по-французски говорить научился. Мама сказала, что получается у меня весьма неплохо, но надо еще подтянуться немножко.

Он что-то залопотал по-иностранному. Бабушка обняла его.

— Ох, господи, мы же, Димочка, не понимаем по-французски.

Заворчал и дед:

— Всыплю я ремня твоей матери. Что это делается, мучают ребенка с детства. В школу еще не пошел, а на трех языках говорит свободно. Что дальше-то будет?