Люди Путина. О том, как КГБ вернулся в Россию, а затем двинулся на Запад - Кэтрин Белтон

западные банкиры поспешили урвать свою долю в виде 120 миллионов комиссионных. Первичное публичное размещение акций, третье в мире по объемам, по сути, было референдумом среди инвесторов. В конце концов, они признали, что теперь энергетический сектор России принадлежит Кремлю. Западные управляющие ЮКОСа, продолжающие руководить остатками компании из-за границы, выступили против торгов и заявили, что это равносильно продаже краденого имущества. Они обратились в британский орган — Управление финансовых услуг — с требованием остановить торги и заявили, что все связанное с получением «Роснефтью» «Юганскнефтегаза» является незаконным — от предъявленных задним числом исков о неуплате налогов до вынужденной продажи актива по заниженной цене в нарушение временного ордера, выданного судом Хьюстона.

Всего годом ранее общество с ужасом наблюдало за тем, как люди Путина перекраивают судебную систему ради получения контроля над «Юганскнефтегазом», а теперь у некоторых сам факт торгов вызывал морально-этические вопросы. Джордж Сорос в Financial Times утверждал, что таких торгов вообще не должно быть. «Заявления о том, что такие торги способствуют прозрачности ведения бизнеса, не принимают во внимание тот факт, что «Роснефть» является инструментом государства, используемым для достижения политических целей России. Интересы акционеров при этом учитываться не будут». Некоторые защитники ЮКОСа считали, что успешное первичное публичное размещение акций на бирже будет воспринято Кремлем как знак одобрения рынком. «Западные лидеры должны трезво и реалистично оценивать долгосрочные перспективы подобного подыгрывания русским, строго следовать соблюдению прав человека и верховенства закона, — писал адвокат Ходорковского Роберт Амстердам, пока сам Ходорковский уже год сидел в исправительной колонии на Дальнем Востоке. — В противном случае те, кто сейчас у власти в России, истолкуют эти двойные стандарты Запада как лицензию на безнаказанность. Отрицать, отмахиваться или недооценивать серьезность последствий — значит, закрывать глаза на уроки истории».

И хотя то, что написал Амстердам, теперь кажется зловещим пророчеством, люди Путина пришли к выводу, что для Запада деньги всегда будут в приоритете.

— В итоге все спешили делать деньги, и Кремль об этом знал, — сказал глава нью-йоркского инвестиционного фонда Firebird Management Харви Савикин.

Несмотря на все протесты и угрозы судебного преследования, первичное публичное размещение состоялось. Путин праздновал победу — тем летом он принимал в Петербурге «Большую восьмерку». «Роснефть» оценивали в 8о миллиардов, что означало фантастический рост: до приобретения ею «Юганскнефтегаза» за 9,4 миллиарда ее стоимость не превышала 6 миллиардов. Раздутая стоимость лишь подтверждала факт влияния кремлевской команды. Все понимали, что за «Роснефтью» стоят люди Путина, и это служило гарантией дальнейшего развития. Поддержка Кремля не оставляла сомнений, что остатки имущества обанкротившегося ЮКОСа тоже будут распроданы с молотка.

И все же первичное публичное размещение на самом деле было чем-то иным. По сути, оно больше походило на частное размещение. Иностранные нефтяные компании, включая ВР, Petronas и China National Petroleum Corporation, стремясь получить одобрение Кремля, скупили почти половину общего объема размещения, а связанный с КГБ Газпромбанк приобрел акции на 2,5 миллиарда. Сообщалось, что Кремль, который не мог допустить срыва торгов, принудил участвовать в них олигархов типа Абрамовича, который приобрел акции на 300 миллионов. Его представитель пояснил, что инвестиции в акции «Роснефти» имели исключительно финансовые причины и основывались на финансовых перспективах «Роснефти» на время первичного публичного размещения. В ВР не скрывали, что покупка открывала перед компанией перспективы улучшить отношения с Кремлем — это была попытка «построения отношений».

— Мы полагаем, что это хорошие стратегические инвестиции в наш бизнес в России и в наши взаимоотношения с российской нефтяной промышленностью и властями, — сказал представитель компании. Однако другие инвесторы заявили, что торги выглядели как типичная операция КГБ. Инвесторы и нефтяные компании США воздержались от участия — их пугали возможные правовые риски.

— Это крупнейшая операция по вымогательству, — сказал управляющий одного фонда. Он считал, что цены на торгах были чрезмерно завышены. — Они использовали инвесторов, чтобы гарантировать успех продаж. Узнаваемый стиль КГБ.

Инвесторы, однако, не задумывались о том, что своим участием способствуют легитимации захвата ресурсов людьми Путина. Не волновало их и то, что собранные средства минуют российский бюджет и будут потрачены на выплату 7 миллиардов долларов специально созданному невнятному государственному образованию под названием «Роснефтегаз». Кредиты брались у международных банков — годом ранее государство решило увеличить свою долю в «Газпроме». Это стало частью операции, которую бывший министр энергетики Владимир Милов назвал «трюком с тремя картами». Целью операции было избежать прозрачности, обычно необходимой при государственных приватизациях:

— Это очень характерно для существующего режима. Он работает через непрозрачные схемы, где люди Путина становятся бенефициарами и, никем не видимые, делят прибыли между собой.

Для Андрея Илларионова, в прошлом кремлевского советника по экономическим вопросам, на тот момент уже покинувшего свой пост, продажа акций «Роснефти» была «преступлением против российского государства и российского народа». Принимая участие в торгах и способствуя им, «западные компании фактически выстраивали долгосрочные отношения с теми силами России, которые подрывали основы современного общества: рыночную экономику, право частной собственности и демократию». Однако для людей из КГБ, стоявших за трансформацией «Роснефти», это выглядело как знак одобрения, которого они так отчаянно добивались. Теперь им было позволено продолжать внедряться в международные рынки.

Оставшиеся активы ЮКОСа пустили с молотка — их прибрала к рукам «Роснефть». Западные инвесторы постепенно свыкались с кремлевскими порядками. Два других государственных гиганта быстро последовали примеру и предложили свои акции на миллиарды долларов. Эти компании не могли похвастаться прозрачным бизнесом, являясь представителями расширяющейся системы, за которой стоял Кремль. В феврале 2007 года были выставлены акции «Сбербанка» на 8,8 миллиарда долларов. Торги привлекли и иностранных, и внутренних инвесторов. Естественно, поднимались и вопросы о непрозрачности бизнеса: банк мог открыть доступ к стремительно развивающейся потребительской экономике России, а государственное владение рассматривалось скорее как преимущество. Второй по величине банк России ВТБ, также принадлежащий государству, выставил в Лондоне акции на 8,2 миллиарда в рамках первичного публичного размещения — это был рекорд того года. Репутация ВТБ как карманного банка Кремля, банка-спонсора «специальных проектов», тесно связанного с людьми из КГБ, не повлияла на энтузиазм инвесторов. Исполнительный директор Андрей Костин, бывший советский дипломат в Лондоне, особых талантов финансиста не проявил, за исключением способности получать миллиарды долларов господдержки. Двумя годами ранее бывший председатель Центробанка называл ВТБ «тонущим Титаником». Но когда той весной его акции были выставлены на первичное публичное размещение, спрос инвесторов в восемь раз превысил предложение. В 2007 году глобальный инвестор показал свою чрезвычайную заинтересованность. Цены на нефть поднялись до рекордных 70 долларов за баррель, и даже титан с Уоллстрит, председатель Goldman Sachs Ллойд Бланкфейн обратился к Путину и попросил о встрече. Об этом с гордостью