Красные цепи - Константин Образцов

Отец очень любил ее, Алина это прекрасно понимала, и, конечно, она тоже любила его. Но как это часто бывает с людьми, близкими друг другу родственно, но далекими по роду занятий и образу жизни и редко выбирающими время для общения друг с другом, темы для бесед можно было найти с большим трудом. Обычно отец и дочь виделись по праздникам: Новый год, Рождество, дни рождения, ну и еще, может быть, несколько раз в году, когда удавалось найти время и силы для того, чтобы побороть подсознательное ожидание неловкого молчания и мучительных поисков слов для продолжения разговора. И в самом деле, что ответить на вопрос «Как твои дела?» человеку, которого видишь так редко, кроме дежурного «Все в порядке, папа»? И что он может ответить на такой вопрос? Когда люди общаются постоянно, находясь в курсе мелких тревог и радостей, маленьких успехов и неприятностей друг друга, можно долго рассказывать о том, что случилось за те два бесконечно длинных дня, что длилась их разлука. А если не общаться два месяца? Три? Полгода, не считая коротких телефонных разговоров, единственная цель которых — удостовериться, что собеседник жив, здоров и в состоянии сказать: «Да, у меня все хорошо»? Даже в тот первый вечер, когда Алина со слезами на глазах приехала к отцу, и было совершенно очевидно, что у нее совсем не все хорошо, в их разговоре то и дело повисали неудобные паузы. Отец не спрашивал, хотя очень хотел это сделать, Алина не рассказывала, хотя еще никогда в жизни ей так не хотелось выговориться, и это продолжалось вечер за вечером: каждый искренне, от души стремился к другому, но словно натыкался на какую-то невидимую стену и замолкал на полуслове, так и не сказав чего-то важного для них обоих.

Хотя Алина в суете рабочих будней почти уже забыла о расследовании загадочных убийств, какая-то смутная, едва уловимая мысль время от времени тенью мелькала на периферии сознания, беспокоя и заставляя возвращаться то к воспоминаниям о погоне по проходным дворам, то к растерзанному телу последней жертвы, то к обезглавленному трупу большого черного волка. На седьмой день, когда у нее выпала свободная минута, она заперла дверь в кабинет, открыла ящик стола, где в прозрачном пакете лежал тяжелый изогнутый нож, вынула его и положила перед собой. В мыслях мгновенно закружился хаос образов, звуков, слов, вспышек выстрелов, страха и запахов железа и крови. Алина вынула нож из пакета и прикоснулась кончиками пальцев к стали широкого клинка, все еще хранящего чуть заметные следы крови («Гронский, — вспомнила Алина. — Как он?»), провела по рукояти в виде фантастического и жуткого зверя, на боках которого тускло поблескивал вытертый металл. Алина смотрела на нож, отмечая все самые незначительные детали: изгиб клинка, несколько потемневших зазубрин на лезвии, чуть заметный скол на острие. У нее возникло и крепло ощущение, что в лихорадке первых дней расследования, за эмоциями, нахлынувшими на нее, когда она узнала раны, подобные тем, что были нанесены ее матери, за разговорами об алхимии и вампиризме, за погонями, опасностями и перестрелками от ее внимания что-то ускользнуло, что-то очевидное, но очень, очень важное. Что-то, что она должна была заметить сразу же после первых проведенных экспертиз, но теперь забыла и не может вспомнить, не может вытащить нужную информацию из своего сознания, как поврежденный файл из памяти компьютера. «Я могу сказать, что форма клинка, его вес и ряд ключевых характеристик полностью совпадают с описанием оружия, которое использовалось… Это орудие убийства». Алина помотала головой, прогоняя странное наваждение. В конце концов, она сама осматривала тело и несчастной Марины, и еще двух жертв и была практически уверена, что все убийства совершались при помощи именно этого оружия. Тогда почему снова мелькает навязчивой серой тенью мысль о том, что она упустила что-то важное?

Алина сняла трубку рабочего телефона, стоящего на столе, и трижды резко ударила по клавишам. В динамике раздались монотонные гудки.

— Лера? — сказала Алина, дождавшись ответа. — Лера, я забыла, уточни, пожалуйста: три недели назад мы подавали на гистологию срезы тканей по собачьим убийствам? Там образцы с трех тел должны быть, одно из нашей лаборатории, одно из морга и еще одно эксгумированное. Узнай и, если есть что-то, скажи мне сразу же.

Алина положила трубку, вздохнула, решительно убрала нож обратно в пакет, сунула его в ящик стола и вышла из кабинета. Она действительно не помнила, отдавала ли образцы срезов с тел на дополнительные исследования, и не была уверена, что, даже если и так, результаты помогут ей прогнать серую назойливую мысль-невидимку.

Но лучше что-то, чем вообще ничего.

Когда Алина уже почти спустилась в лабораторию, в кармане халата зазвонил телефон. Она остановилась на ступенях лестницы, машинально посмотрела на незнакомый номер, высветившийся на экране, и ответила:

— Да, я слушаю.

— Здравствуйте, Алина, — прозвучал знакомый низкий голос с чуть заметной хрипотцой. — Это Кардинал. Вам удобно сейчас говорить?

Алина остановилась. Ощущение было такое, как если бы позвонил персонаж из приснившегося накануне сна. Сердце забилось в груди тяжело и часто.

— Да. Вполне. Говорите.

— Алина, я хочу попросить вас о дружеской услуге, — мягко сказал Кардинал. — Не могли бы вы приехать ко мне поговорить? Есть важная тема для обсуждения, которая, я уверен, будет вам интересна.

Алина взялась за перила. Мимо прошли двое молодых интернов и звонко поздоровались с ней. Она рассеянно кивнула в ответ.

— Да, хорошо. Я приеду. Когда?

— Завтра в девять утра, — ответил Кардинал. — Не очень рано?

— В самый раз, — сказала Алина, подумав, что выезжать из дома придется минимум на полчаса раньше, чтобы пробраться через утренние пробки в центре.

— Договорились. Буду ждать вас с нетерпением, — сказал Кардинал и повесил трубку.

«Здравствуйте, Маша. Как Ваша бабочка?»

Ответ приходит через два глотка виски.

«Здравствуйте, Родион. Бабочка хорошо, сидит рядом со мной, передает Вам привет:)»

«Спасибо:) ей тоже привет от меня».

Пауза. Черно-белая девушка на фото смотрит мне в глаза умным и печальным взглядом.

«Вы ведь не врач?»

«Нет», — пишу я, секунду поколебавшись.

«Я так и поняла. А женщина, которая с Вами приходила?»

«Она врач. Самый настоящий».

«Ясно. Это я тоже поняла».

«Вы очень проницательны, Маша. Как Вы это поняли?»

«У Вас другой взгляд. Очень внимательный. Врачи тоже смотрят внимательно, но как будто только сверху, а Вы смотрите внутрь. И сразу на всего человека целиком. Если понимаете, о чем я».

«Понимаю. Спасибо:)»

«Не за что. Просто Вы спросили, а я ответила. А кто Вы?»

Я снова закуриваю. Мне очень не хочется врать этой девочке, но какую правду я ей скажу? Я похоронный агент? Приходил посмотреть на потенциального клиента? Немыслимо. Бывший наемник, выслеживающий средневекового некроманта, который делает то лекарство, что вы принимаете? Ничуть не лучше.

«Я писатель», — отвечаю я первое, что приходит в голову.

«Круто. А к нам зачем приезжали?»

«Собираю материал для книги на медицинскую тему. Попросил свою знакомую показать мне, как работают настоящие врачи, и вот оказался у вас в гостях».

«А где сейчас Ваша знакомая?»

«Не знаю. А почему Вы интересуетесь?»

«С ней все в порядке?»

Что за черт? Я рефлекторно тянусь к телефонной трубке, но потом все же спрашиваю на всякий случай:

«Думаю, да. Маша, а есть причины для беспокойства?»

«Она ведь работает в этой клинике… „Данко“, да?»

«Маша, теперь уже и я начинаю беспокоиться о ней из-за Ваших вопросов».

«Вот и мой папа тоже беспокоится. Я так поняла, там что-то случилось:(»

«Почему?»

«Вы же сами сказали, что я проницательная».

Пальцы быстро стучат по клавишам:

«Маша, женщина, с которой я приезжал к Вам, действительно очень хорошая моя знакомая и прекрасный врач. Кроме того, она замечательный человек. Я не видел ее уже несколько дней и буду признателен, если Вы скажете мне о причинах Вашего беспокойства».

На этот раз ответа нет так долго, что я успеваю выкурить сигарету и зажечь другую. Бутылка виски из сияющей янтарной башни медленно, но верно превращается в унылое сооружение из мутного стекла.

«Мария Галачьянц прислала новое сообщение».

«Вы знаете, чем я больна?»

«Да».

«И знаю, почему это произошло, — думаю я. — И что случилось с теми, кто в этом виноват».

«Ну вот. Это случилось два года назад. Сначала все было нормально более или менее. Только из школы пришлось уйти и учиться дома. Папа очень меня берег, я постоянно лекарства пила, целыми горстями. Витамины и что-то для укрепления иммунитета. Потом болезнь обострилась, вошла в активную стадию. Я лежала в клиниках разных, за границей, было много процедур, уколов. Но в конце прошлого года мне все равно стало уже очень плохо. Очень. Я знала, что умираю, но мне не было страшно, только больно. А потом папа привез мне какое-то лекарство в небольшой бутылочке, сказал, что это новое средство от… моей болезни. Попросил выпить. И вот тут мне почему-то стало страшно, хотя я же умирала, чего еще бояться? Я не хотела пить, но папа очень просил. И я выпила. Вкус такой необычный и неприятный. А потом он стал привозить мне такие бутылочки каждый месяц».